Инна вышла на слабо освещенный перрон. В стороне от него в штабеля готового к отправке леса били лучи прожекторов, и там кипела жизнь: разгружались сразу несколько подъехавших лесовозов, мужики что-то кричали друг другу, где-то недалеко от них громыхнула тронувшаяся с места цепочка товарных вагонов. А здесь, на пассажирском перроне, явно не ждали гостей. Единственным движением, которое уловила Инна, был полет поднятой морозным ветром бумажки, брошенной кем-то мимо заснеженной урны. И все. Девушка огляделась в поисках вокзала, но потом поняла, что здание прямо перед ней, вначале принятое ею за багажное отделение. Маленький, убогий вокзал в сравнении с их огромным городским, но другого не было, и Инна направилась к нему, кляня себя на чем свет стоит за свое глупое решение приехать сюда.
Скрипучая замерзшая дверь открылась с трудом, зато внутри оказалось довольно тепло. И абсолютно пустынно: ни буфета, ни пассажиров в крошечном зале ожидания. Вообще ничего и никого! Даже окошко единственной кассы задернуто шторкой.
— Здесь есть кто-нибудь? — устав оглядываться, громко спросила Инна. И удивилась, когда услышала в ответ из-за какой-то двери женский голос:
— Иду, иду!
В зале появилась служащая в железнодорожной форме.
— Здравствуйте, слушаю вас!
— Здравствуйте, — кивнула Инна, не удержавшись от тяжелого вздоха. — Скажите, пожалуйста, как мне попасть на автостанцию?
— На автостанцию? — Женщина посмотрела на Инну и как-то с ходу перешла на «ты». — А тебе зачем?
— Мне нужно в Боровое, — с чувством полной безнадежности сообщила девушка.
— И только-то? — улыбнулась работница вокзала. — Так для этого нет никакой нужды добираться до автостанции. Проще всего тебе к шоферам подойти, которые лес привезли. Вон они, на товарной станции. Кто-нибудь из них обязательно окажется из Борового, вот и подкинет тебя, без разговоров и лишних хлопот.
— Спасибо, — снова вздохнула Инна.
Покинув хоть и маленькое, да все же теплое здание вокзала, девушка побрела туда, где прожекторы лили яркий свет на высокие штабеля леса. «Ничего, поработаю немножко и сбегу», — утешила она себя, зябко ежась под порывами морозно-колючего ветра.
Когда Инна добралась до оживленного грузового перрона и изложила свою просьбу первому попавшемуся светловолосому мужчине лет тридцати, тот весело откликнулся:
— Я и довезу. Как не довезти? Тем более фельдшерицу. Мы уж заждались! Нам такие кадры нужны позарез!
И ни слова о том, что медработник явно только что после училища. Инна-то всегда производила на окружающих впечатление совсем юной девчушки. Видимо, и впрямь здесь настолько остро нуждались в фельдшере, что рады-радешеньки любому. От этой мысли девушку снова кольнуло нехорошее предчувствие.
Но отступать все равно было поздно и некуда, поскольку альтернативой поездке в Боровое на ближайшую ночь являлся холодный и пустынный перрон. А так мужчина уже увлекал Инну к машине, ухватив ее нелегкую дорожную сумку и знакомясь на ходу. Потом помог ей взобраться в высокую кабину тихо рокочущего на холостом ходу лесовоза, колеса у которого оказались примерно Инниного роста, и оставил ее там греться. А вскоре, закончив свои дела, и сам лихо запрыгнул за руль, включил радио, и они тронулись с места.
Вначале лесовоз величаво, как и положено очень массивной машине, вырулил с территории склада. Затем выехал на дорогу и рванул вперед, как огромный лайнер, незаметно пожирая километры. Скорости почти не ощущалось, но Инна видела, как мелькают за окном заснеженные ели, сплошной стеной стоящие по обе стороны дороги.
— Ты шубку-то расстегни, а то вспотеешь, — предложил шофер, представившийся Степаном.
Сам он снял с себя куртку, едва забравшись в кабину. Инна посмотрела на него, желая получше запомнить первое лицо из множества незнакомых лиц, ожидающих ее в Боровом. И последовала совету. В кабине действительно было тепло. Так тепло, что девушка ощутила, как начинают отогреваться, казалось, навечно заледеневшие в поезде ноги. А льющаяся из динамиков спокойная музыка целительным бальзамом ложилась на ее натянутые нервы. «Как мало порой бывает нужно человеку! — вдруг подумала Инна. — Может, не так уж и плохо будет там, в поселке лесозаготовителей?»
— Хорошо, что ты к нам, — словно вторя мыслям пассажирки, сказал Степан. — Я тебя до самой конторы доброшу, мне как раз накладные надо туда завезти.
— До конторы? — не поняла Инна.
— А как же? Как раз успеем к концу рабочего дня. Оформишься сразу у них. И опять-таки, они тебя устроить должны.
Инна с удивлением посмотрела на часы. Из-за холода, большого количества впечатлений и рано наступившей темноты — не городской, щедро разбавленной огнями, а густой темноты захолустья — у нее было впечатление, что сейчас уже глубокая ночь. А оказалось, вовсе нет. Еще даже контора работает. И — как знать! — может, устроят ее сейчас в такую же уютную квартирку, как у них с мамой. Она переночует в тепле, стряхнет усталость, придет в себя, а дальше уже видно будет. Уже без особой неприязни, а с надеждой Инна устремила взгляд через лобовое стекло на освещенную фарами дорогу, по которой разгуливала поземка. Если бы она только представить могла, в каком состоянии находится служебное жилье при местном фельдшерско-аптекарском пункте, то, наверное, прямо на ходу выскочила бы из машины и пешком рванула назад.
А вот в конторе, куда, как и обещал, доставил ее Степан, об этом знали слишком хорошо. Лица сидящих в теплом помещении женщин вытянулись с одинаковым выражением растерянности, едва Степан представил им вновь прибывшую.
— Батюшки! — выдохнула одна из них, высказывая общее мнение. — Куда ж мы ее поселим-то?
— Найдете куда, так вашу растак! — загремел на теток Степан. — Оттого у вас и бегут фельдшера, что не можете условия им создать! Хоть эту-то не упустите, может, последнюю бог послал! А вы тут…
— Так никто уже и не ожидал, что кто-нибудь еще к нам согласится приехать, — оправдываясь, жалобно проговорила одна из конторщиц. — Степ, может, ты отвезешь ее? А заодно и печь там растопишь?
— Там топить дня два надо только для того, чтоб стены отогрелись! — рявкнул на них Степан. — Берите ее пока кто-нибудь к себе, а дальше видно будет. И попробуйте только упустить! Моей Верке пусть еще нескоро, но рожать предстоит, так она уж вся извелась, гадая, успеет ли к ней «Скорая» приехать. А тут пусть и девочка еще, да все свой человек рядом!
Приветливо кивнув Инне, Степан покинул контору, торопясь, надо думать, к своей беременной жене. После его ухода в помещении повисла тишина.
— Даже не знаю, что делать, — нарушая ее, развела руками одна из женщин. — Мой-то снова запил, скандалит по вечерам, так что к себе я ее забрать не могу.
— Я рада бы, да мы впятером ютимся в двух комнатах, — вздохнула другая.
— Давай-ка мы тебе чайку горячего нальем… — предложила третья, взглянув на Инну, пуще прежнего начавшую раскаиваться в том, что решила отправиться в этот поселок. — А потом уж решим, что делать. Не горюй, на улице не останешься!
От чая Инна не отказалась. Ей, растерянной, беспомощной, вот-вот готовой расплакаться, очень кстати пришлась сейчас чашка горячего ароматного напитка. По крайней мере, он помог растопить подступивший к горлу комок. Инна устроилась, присев к столу одной из конторщиц, и пила чай, обхватив чашку обеими руками, чтобы не упустить ни капли животворного тепла. В конторе, как и в кабине лесовоза, было хорошо натоплено, но внутренний холод неустроенности и одиночества, казалось, забирал ледяными щупальцами из тела все тепло на стадии зарождения. А то, что в контору постоянно забегал народ, спешивший сдать какие-то бумаги, чтобы побыстрее вернуться к себе домой, лишь усугубляло Иннино удрученное состояние. Каждому из прибывших конторщицы представляли девушку, и люди в большинстве своем тепло говорили ей: «Нужны нам такие кадры, ох как нужны!» Инна механически кивала в ответ, но уже и не пыталась запомнить лица, промелькнувшие перед ней за этот вечер. Сами собой запомнились лишь два человека, и именно потому, что среагировали на ее появление не так, как все.
Первым был невысокий худощавый молодой мужчина с темными, глубоко посаженными глазами, в ответ на представление конторщиц скептически скривившийся:
— Фельдшер? Ну-ну…
— Не обращай на него внимания, — посоветовала Инне одна из женщин, когда парень вышел. — Это Васька Морозов, тот еще гусь. Вроде с ориентацией все в порядке, но на женщин у него отчего-то клык во все тридцать два зуба наточен.
— Хм, отчего-то… — фыркнула другая конторщица. — Да оттого, что Таиська, истеричка, обобрала его до нитки перед тем, как от него с любовником укатить, квартиру городскую отсудила. Он от нее, понятное дело, ни того, ни другого никак не ожидал. Года три уж отойти от подлянки не может, раньше-то таким не был.
— Таиська еще и родить успела от любовника, а алименты навесила на Ваську, — напомнила третья.
Женщины принялись наперебой обсуждать личную жизнь Василия и его бывшей жены. Инна слушала их вполуха: что ей за дело до семейной драмы совершенно чужих людей? Впрочем, вскоре разговор сам собой вынужден был угаснуть: чем ближе подходило время к концу рабочего дня, тем реже закрывалась в конторе входная дверь. На столы конторщиц, нередко сопровождаемые короткими оживленными комментариями, то и дело ложились талоны, путевки, накладные.
— О, еще один явился! — буркнула себе под нос сидевшая рядом с Инной женщина после того, как в очередной раз хлопнула створка.
— Могу и не являться, сама за бумагами будешь бегать, — ухитрившись расслышать ее слова, ответил коренастый, стриженный «под ежик» мужчина со шрамом через всю левую щеку. Произнес он это мрачно и с вызовом, сразу дав Инне понять, к чему именно относилось произнесенное женщиной «еще один».
— Ладно, Захар, не ворчи, — примирительно сказала ему другая конторщица. — Познакомься вот лучше: это Инночка, наш новый фельдшер.
Мужчина молча кивнул, скользнув по фигуре девушки цепким взглядом. И вышел, оставив у Инны какой-то нехороший осадок на душе, будто исхитрившись ее оцарапать.