Глава первая
Русский народ гостеприимный. Гость — посланец Бога, обидеть его всё равно что обидеть Всевышнего. И страшным позором на Руси считалось, если гостю по чьей-то вине был нанесён вред. А уж гибель страждущего влекла за собой большие беды тем, по чьей вине она наступила.
Князь Даниил был в Керженце страждущим гостем и потому находился в слободе на особом положении. Однако в суматохе про него забыли, а спохватились лишь на следующий день, когда уже стало ясно, кто погиб, а кто остался жив, и все охотники возвратились в слободу.
Вернулись и сыновья Оленя, старший — Конь и два его брата, Вепрь и Соловей.
— Да, а где ж гость отца? — поинтересовался Конь у слобожанина по имени Вьюн, того самого, который перед столкновением с разбойниками огрел по башке Дубину.
— Авчерася был тута, — растерянно захлопал глазами Вьюн.
— А нонче где?
— Не знаю...
— Был он авчерась, — подтвердил коренастый мужик Пыряй. — Вместе с нами стоял над телами твово батьки и сестры...
— Батьку и сестру Господь забрал! — отрезал Конь. — А живой где? Где гость, которого мы должны беречь были?
Он небось нового приюта искал и не нашёл? Почему не приютили?
— Ну говорю тебе, Конюшка, вот тута стоял, а потом вдруг исчез, — оправдывался Пыряй.
— Ух, дать бы вам обоим по рогам, — замахнулся на мужиков Конь, — чтоб помнили о долге хлебосольного хозяина.
Вьюн испуганно отскочил, а Пыряй завопил:
— Так Данила был гостем Оленя!
— Он был гостем всей слободы! — не успокаивался Конь. — Ладно, кто сюда приходил? Кто кровь пролил?
— Раненые находники не сказали, — вздохнул Вьюн.
— А где они?
— Да их, когда очухались, отпустили, — пояснил Пыряй.
— Как отпустили?! Чухонец ты курносый, безмозглый! — ещё пуще возмутился Конь. — Кто находничал сюда? Кто хотел гостя убить? Откудова они?
— Нам почём знать? — попятился Пыряй. — Налетели, порешили слобожан...
— А вы где были?
— Мы сопротивлялись, — чуть не заплакал Пыряй. — Но какой от стариков толк? Мне башку пробили...
— И мне досталось! — подхватил Вьюн. — Во, гля, руку перешибли, поднять не могу. Что теперь делать? Ты-то кормить меня не будешь!
— Да уж в беде не бросим, — помягчел Конь. — Где мертвецы-находники?
— Вон лежат. Мы их на край слободы стащили, — показал Пыряй на чернеющие возле леса трупы.
— Пошли глянем, можа, кого угадаю.
Всматриваясь в лица покойников, Пыряй вдруг воскликнул:
— Да это же!..
— Я его тоже ране видал, — заметил Вьюн. — Погодь-погодь... Данилу он на ушкуе привозил, точно. Кажись, Прохором звать...
— А Порфирия тут не было? — спросил Конь. — Атамана ушкуйников?
— Не, не было.
— Значит, он Прохора послал... — пробормотал Конь. — Но зачем же им Данила занадобился?
— Данила — князь... — многозначительно развёл руками Вьюн.
— Какой князь? — удивился Конь.
— Не знаю какой, но князь. Потому, видать, они за ним и гоняются.
— Вон оно что... — почесал затылок Конь.
— А его с находниками не было, — показал вдруг пальцем на Прохора Вьюн.
— Как не было?! — нахмурился Конь.
— А так. И откудова он потом в кучу с трупами попал, не знаю.
— И я его живого тоже не видал, — согласился с другом Пыряй. — Меня стукнули по башке, и я упал, а очухался, брани нету. Стали мертвяков разбирать — гляжу, и этот тута...
— А кто князя искал? Имена какие слыхали?
— Погоди-ка... — задумался Вьюн. — Одного Козьмой звали...
— И он тоже на том ушкуе был! — заявил Пыряй.
— Та-а-ак... — протянул Конь. — А ты не обознался?
— Да не обознался! Точно он!
— Значит, Порфирия работа! — скрипнул зубами Конь. — А ещё из ушкуйников был кто?
— Да кажись, ещё один, белобрысый, — кивнул Пыряй. — Он возле Козьмы отирался.
— А сколь их всего было?
— Человек тридцать, — пояснил Вьюн. — Только остальные не ушкуйники.
— У них на лбу отметины нету, ушкуйники они али нет, — постучал себе по голове Пыряй. — Можа, чьи холопы? Правда, все с татарскими саблями.
— Ладно... — буркнул Конь. — Ясно. Это Порфирий устроил. Только вот не возьму в толк, зачем ему надо было князя сперва привозить, а потом с кровью забирать. И куда же всё-таки он делся? Могли его душегубы утащить?
— Могли...
— Значит, наш святой долг гостя освободить! — рубанул воздух ребром ладони Конь.
— Верно, верно, — закивали мужики.
— Завтра убиенных похороним, — заключил Конь, — тризну справим и поспешу в Великий Новгород. Я этого Порфирия из-под земли достану! Всё, слобожане, хватит гутарить, пошли по домам. Никуда от меня проклятый ушкуйник не денется!..
Глава вторая
Большое горе посетило Керженец. Но горе отгоревали, убитых похоронили, справили тризну и снова окунулись в повседневные заботы. Многие мужчины возвратились в лес за добычей, а Конь, наказав братьям Вепрю и Соловью сделать запасы на зиму и для его семьи, собрался в дорогу, простился с молодой женой, оседлал кобылу и отправился в дальний путь, в Великий Новгород.
В тех краях он никогда не был, но по рассказам отца, который несколько раз навещал Великий Новгород, представлял направленье стези и потому, особо не плутая, преодолел немалое расстояние, миновал болота, Ильмень-озеро и оказался у стен города необычайной красоты.
Раскрыв рот смотрел Конь на дивный град. Ему, лесному жителю, казалось, что попал он в сказку, и — оробел, долго топтался возле стен, не решаясь заговорить со снующими туда-сюда горожанами. Но наконец набрался смелости и...
— Это Новгород? — робко спросил у высокого светловолосого дружинника.
— Новгород! — засмеялся тот. — А что, не верится? Впервой тута?
— Впервой, — вздохнул Конь и вошёл в город. Шёл по шумной улице, вертел по сторонам головой. Людей — туча, он столько за всю свою жизнь не видал.
Немного освоившись, остановил пожилого горожанина:
— Ты Порфирия не знаешь, мил человек?
— Боярина? — спросил новгородец.
— Да можа, и боярина, я не ведаю. Он на ушкуе по Волге плавает.
— Ну, бояре плавают редко, — улыбнулся горожанин. — По Волге плавают только купцы да разбойники.
— Тогда, стал быть, он разбойник али купец.
— Ну, этих тута много, и Порфириев середь них полно. Один живёт совсем рядом, вон его хоромы, — указал пальцем горожанин.
Конь поблагодарил и пошёл дальше, ведя лошадь в поводу.
«Ну, я ему покажу!» — думал Конь, однако, поразмыслив немного, решил ещё осмотреться. Новгород произвёл на него огромное впечатление, и люди здесь были какие-то другие — степенные, важные. И те, что одеты в богатые кафтаны, и те, чья одёжа попроще.
Были, правда, и лапотники в сермягах, будто непосильным грузом согнутые, торопливые и суетливые.
Конь совсем осмелел и с вежливым поклоном остановил ещё одного горожанина.
— А ты не знаешь, добрый человек, где тута Порфирий живёт?
— Порфирий? — протянул новгородец. — А какой?
— По Волге какой плавает, купец-ушкуйник.
— Да много у нас Порфириев, — почесал затылок прохожий. — Вот есть, к примеру, Порфирий Платонов сын...
— Платонов?! — обрадовался Конь. — Мово Порфирия, кажись, тоже Платоновым величают! И где живёт?
— Возле степени.
— Где-где?
— Возле степени. Степень — это место, где вече провозглашает избранного посадника, понял? Иди дальше в город, там покажут. А кто тебе этот Порфирий, кум, что ли?
— Какой кум! — недовольно посмотрел на собеседника Конь. — Я ж сказал — ушкуйник-душегуб!
— А-а-а!.. — протянул горожанин и пошёл своей дорогой.
Конь не переставал вертеть головой, глазея на белокаменные храмы с золочёными куполами, высокие деревянные хоромы богатых людей. И наверное, долго бы он бродил ошеломлённый величием и красотой Новгорода, кабы не вывел его из состояния изумлённого забытья громкий, прямо разбойничий свист и крики. С десяток новгородцев нестройной кучей бежали и походя, казалось, дрались. Парни свистели, орали, размахивали руками и длинными палками с цветастыми тряпками на концах. Один, задрав рожу к небу и не видя ничего перед собой, со всего маху с причмоком врезался в стоявшую на его пути берёзку. Удар был сильным, и, залившись кровью, бедняга рухнул на землю. Остальные побежали дальше. Конь удивлённо спросил дородного, в алой, богатой рубахе мужика:
— Кулачка?
— Что? — не понял тот.
— Такая кулачка в Новгороде?
— Какая кулачка? — удивился горожанин. — Эй, да ты пришлый, что ли?
— Ага.
— Это голубятники,— пояснил новгородец.
— А что они делают?
— Голубей гоняют.
— Зачем?
— Забава такая.
— А для чего?
— Вот привязался! Как маленький — зачем, да отчего, да почему! Отстань! Иди отсель!
Конь пожал плечами и отошёл в сторонку. Упавший голубятник поднялся, вытер с лица кровь и побежал за остальными вдогонку. А Конь глянул на небо и заметил высоко парящих, как бабочки, голубей.
— А и правда красиво!.. — прошептал он. Потом вздохнул: — Ну где же эта проклятая степень?..
Было тепло, и его разморило. Конь утёр пот со лба, подумал: «Пожевать бы да передохнуть». Заметив невдалеке небольшую дубовую рощу, пошёл туда, привязал на длинном поводу лошадь, чтоб пощипала траву, а сам сел под куст, достал из сумы кусок вяленого мяса, краюху сухого ржаного хлеба, поел и прилёг на траву. Хотелось пить, но лень переборола жажду, и Конь уснул. Во сне увидел большое озеро. «Вот тут и напьюсь, и кобылу свою напою». Зашёл по колено в воду, потянул за собой кобылу, а та испугалась, заржала, вырвалась и убежала. Конь не стал ловить её, страшно хотелось пить, и он пил, пил, пил и не мог напиться. Вдруг из озера показалось какое-то чудище с длинными волосатыми руками, схватило Коня за ноги и потянуло в воду. Он стал вырываться, но не было сил справиться с чудищем. «Конец! Всё!..» — мелькнуло в болезненном, сонном мозгу. Ему показалось, что он уже захлёбывается. Хочет кричать, а голоса нет... Из последних сил Конь рванулся и... открыл глаза. Рот пересох, башка как чугунная, а вокруг темень, ночь, тишина давит на уши, с неба смотрит и расплывается в ехидной улыбке полная луна.
Конь вскочил и кинулся к кобыле, но ни её, ни верёвки не было. Обежал всю рощу — нигде нет. Несчастный в отчаяньи схватился за голову. Потом встрепенулся — а меч? И меча не было. Пока спал, воры украли и кобылу, и меч.
— Господи! — взмолился он. — Как же мне теперь?..
В полудрёме-полубреду Конь дотянул до утра. Очнулся от заливистого звона колоколов новгородских церквей. «Хорошо, что хоть суму с харчами тати оставили», — подумал, встал, отряхнулся и поспешил в город.
Шёл он по улице, шёл, только хотел спросить у кого-нибудь про степень — и вдруг столкнулся нос к носу со знакомым ушкуйником по имени Варфоломей.
— Ты?..
— Конь! — радостно кинулся к нему ушкуйник. — Какими судьбами?
— Где Порфирий? — грубо оттолкнул его новгородский гость.
— А зачем тебе? — удивился Варфоломей.
— Он на Керженец душегубов наслал!
— Да ты что, опомнись! — замахал руками Варфоломей. — Ты что-то путаешь!
— Ничего я не путаю! — взорвался Конь и так врезал кулаком Варфоломею в лицо, что тот упал без чувств. — Сука! — выругался, плюнул на поверженного супостата и побежал дальше искать свою степень.
— Да вон она, — указал пальцем один из прохожих.
— А Порфирий Платонович где живёт?
— Рядом, — кивнул новгородец на богатые хоромы.
— Ну, ты у меня щас кровью умоешься! — заорал Конь и, оставив прохожего в недоумении, кинулся к крыльцу. Он разбросал попытавшихся преградить ему путь холопов и, отобрав у одного меч, с криком: — Ну, Порфишка, прощайся с жизнью! — влетел в опочивальню. Хозяин, бледный от страха, в одном исподнем, испуганно прижался к стене.
Конь долго таращился на незнакомца. Опустил меч:
— Хозяин где?
— Я-а-а... хозя-а-ин... — пролепетал тот.
— Мне Порфирий нужон! — рыкнул Конь.
— Я-а-а... Пор... Пор...
— Брешешь, сука! — Конь взмахнул мечом. — Где Порфирий Платонович?
— Я-а-а...
Гость Великого Новгорода долго стоял, как столб, а потом грязно выругался, харкнул на пол и пошёл прочь. Холопы испуганно расступились и пропустили налётчика беспрепятственно от греха подальше. Конь сбежал по крыльцу, сунул меч за кушак и вдруг хлопнул себя по лбу, вспомнив, что вчера ему показали хоромы ещё одного Порфирия, и быстрым шагом направился туда. А там...
А там его уже ждали Варфоломей с подбитым глазом и ещё с десяток знакомых и незнакомых ушкуйников. Навстречу вышел Порфирий.
— Какой гость к нам пожаловал!..
Конь бросился на него, но ушкуйники вмиг обратали разошедшегося не на шутку мужика, обезоружили и заломили руки.
Порфирий нахмурился:
— А ну-ка уймись! Ты что, рехнулся?
— Где князь? — рявкнул Конь. — Говори, сука! Порфирий пожал плечами:
— Как где? У вас в Керженце.
— Ты выкрал его и небось уже убил!
— Я?!
— Ты, поганец! Ну? Что стоишь? Руби меня! Руби, как зарубил батьку мово и сеструху!
Глаза атамана округлились.
— Погоди-погоди! Значит, кто-то напал на Керженец?!
Конь ощерился:
— «Кто-то»? Прошка с Калистратом — это «кто-то»?..
— Что с ними? — побледнел Порфирий.
— А то! Порешили их наши мужички! — злорадно ухмыльнулся Конь.
— Да за что?!
— Они пришли убить гостя нашего князя Данилу!
— Дур-рак! — прорычал Порфирий. — Я их послал, чтоб уберегли князя от Никодима и Козьмы!
Конь растерялся:
— Никодима и Козьмы?..
— Ты сам в той заварухе был?
— Не был...
— И где теперь князь?
— Я думал, у тебя...
— А Козьма жив?
— Убёг...
Порфирий зло ругнулся.
— Знать, он, пёс, князя и уволок. А ты-то за каким сюда припёрся? Надо было брать слобожан побольше и идти на Никодима.
— Дык я ж думал, что это ты...
— Дубина! Зачем мне надо было сперва князя спасать, а потом убивать?
— Дык об том я тоже думал...
— «Думал»! Это Никодимова работа.
— Не знаю я никакого Никодима, — вздохнул Конь. — Где живёт?
— В Кстове, рядом с вами. Туда, наверно, и князя увели.
— Вот же дурень! — стукнул себя по лбу Конь. — А князя поди уже и в живых-то нету...
— Беда-а...— пробормотал Порфирий и вдруг встрепенулся: — Слушай, а зачем ты к Порфирию Платоновичу ходил?
— Да я же твой дом искал, а мне на его показали.
— Но я-то Пантелеевич!
— Да?
— Да. Опрометчиво поступил, опрометчиво. Тот Порфирий трус, но злопамятен. Дам тебе щас людей и дуй в Торжок. Я соберусь, туда приеду, и мы вместе пойдём на Кстов. Если князя в живых не застанем, так хоть Никодиму и Козьме с Фомой отомстим за предательство и загубленные без вины души...
Глава третья
Уже за полночь Козьма с Маркелом, Фомой и уцелевшими холопами, уставшие и измученные, добрались до усадьбы Трофима. Впустили их не сразу.
— Отворяйте, коты облезлые! — молотил кулаками в ворота Фома. — А то в щепки щас всё разнесём!
— Не ори, козёл вшивый! — отвечали из-за забора. — Хозяин не велел кого зря пускать.
— А мы рази кто зря?! — взбеленился Маркел. — Отворяй! Где Трофим?
Щёлкнул засов, скрипнули петли, и ворота открылись. Как крысы, бегущие от опасности, пришельцы расползлись по усадьбе.
— Трофим где? — схватил Маркел за грудки холопа с факелом.
— Щас пошлю за ним, — попятился тот. — Тута господина нету.
— И трапезу подавай! — велел Маркел. — Оголодали!..
Походники сели бражновать, и некоторое время за столом слышны были только звуки, издаваемые людьми при поглощении пищи. Утолив первый голод, Фома хлебнул квасу и пробормотал:
— Да где ж Трофим-то?
— Щас придёт, — ощерился Маркел. — Придёт и спросит. У Козьмы спросит, как он упустил князя!
— А ты не кобенься! — огрызнулся Козьма. — Мы вместе его упустили!
— Ты упустил! Ты! — грохнул кулаком по столу Маркел.
Козьма вскочил и выхватил нож. Маркел потянулся за своим, и тут...
— А ну заткнитеся, псы! — На пороге стоял Трофим. — Што за хай в моих палатах?! — Маркел с Козьмой нехотя сели, а Трофим повернулся к холопу: — Кто разрешил кормить этих дармоедов?
— Дык Маркел потребовал... — испуганно съёжился тот.
— А кто в этих хоромах хозяин, я али Маркел?
— Ты, Трофим Игнагич...
— Ну так получи от хозяина на орехи! — ударил холопа в лицо Трофим.
Холоп взвизгнул и упал, из разбитого носа потекла кровь. С глазами, полными ужаса, он на четвереньках пополз к двери. А Трофим медленно прошёлся вдоль стола и остановился возле Маркела.
— Так значит, теперь ты тута хозяин?
Маркел потупился:
— Зачем я?..
— А ты заработал на этот хлеб и мясо, как раньше Рвач зарабатывал, чтоб тута командовать? Где князь?
— Козьма виноват... Он упустил... — буркнул Маркел.
— Значит, Козьма? — протянул Трофим. — Это я уже слыхал. А ты где был?
— Связал он меня...
— Хорош гусь! Его связали, как чурбан какой, и на землю бросили! — не унимался купец.
— Ладно, Трофим, хватит скоморошничать! — поднялся с лавки Козьма. — Князя в Керженце не было.
Трофим подошёл к нему, сердито прищурился:
— А где был?
— Ты зенками-то не сверкай! — отрезал ушкуйник. — Не боюся!
— Во, осмелел кровопивец! — хохотнул Маркел. — Ишь, распоясался!
— А ну цыть! — рыкнул Трофим. — Не след нам ссориться. Да, а где Никодим? — вспомнил он.
— Ку-ку Никодим! — с издёвкой развёл руками Козьма. — Убили его.
— Как убили?
— Так. Мечом.
— Кто?
— Да старикашка один керженецкий.
— Вот это да... — ошарашенно покачал головой Трофим. — Сколь же наших полегло?
— Я не считал, — злорадно фыркнул Козьма.
— Вы их хоть забрали?
— Некогда нам с ними возиться было, — пояснил Козьма. — Вот-вот керженята-охотники могли нагрянуть, тогда б ещё хуже стало.
— А сейчас лучше, дубина? — помрачнел Трофим. — Вам-то что, а мне жди гостей из лесу!
— Да не керженят опасаться надо, — возразил Козьма.
— А кого ж?
— Порфирия с ушкуйниками, — ветрел Фома. — Эти обязательно придут Прохора с Калистратом искать, а они... а они...
— Где? — насторожился Трофим.
— Да побили мы их, — пробасил молчавший до того Ксенофонт.
— Господи! — всплеснул руками Трофим и перекрестился. — С кем связался! Они наворочали, а мне расхлёбывай!
— Не хнычь! — вылез из-за стола Маркел. — Что сделано, то сделано, назад не вернуть. Надо думать, как быть дальше.
— Дозоры выставить, — предложил Козьма. — В случае чего, хоть встретим их достойно.
— Тьфу, встречальщик хренов! — плюнул Трофим. — Дозоры выставить надо, но не для того, чтоб резню тут устраивать, а чтобы кому-то быстро когти рвать отсюдова без осложнений. А что Прошку с Калистратом прикончили, это даже хорошо. Они до Керженца у меня побывали и обо всём догадались. А теперь Порфирию об этом никто не расскажет. Мне нужно будет на Волге остаться, но вам уехать придётся. Ладно, после договорим, дозоры надо выставлять. Эй, Тишка! Где Тишка?
— В беспамятстве лежит, — несмело сообщил молодой холоп.
— А-а-а, да-да, — вспомнил Трофим. — Погорячился я... Ну тогда ты, Панкрат, собери с десяток ребят. Одних поставь в лесу на дороге в Керженец. Коли заметят незваных гостей, пущай быстро предупредят. А других поставь на берегу. Не дай Господь, Порфирий нагрянет с ушкуйниками... Да, и на реке дозор организуй. Ступай…
Панкрат поставил дозорных на дороге между Керженцем и Юрьевом-Повольским, а сам пошёл с холопами на Волгу.
— Эй, Фрол, — спросил у одного. — Ты ушкуйника Порфирия Новгородского знаешь?
— Ну, знаю.
— Тады бери Митроху, садитесь на лодку, отгребите подале и глядите в оба, чтоб Порфирий не приплыл.
— А зачем он нужон?
— Вот балда! Ежели Порфирий со своей ватагой приплывёт, дайте на берег знать.
— А как?
— Махни веслом. Мы увидим и доложим хозяину, что ушкуйники появились. Понял?
— Понял. — Фрол с Митрофаном сели в лодку и в свете утренней зари медленно поплыли по Волге, легко, почти бесшумно опуская вёсла в воду. Остановились, бросили на дно груз на верёвке.
Панкрат с двумя холопами сидели на берегу и глазели на неподвижную лодку. Солнце уже к полудню поднялось, а никаких сигналов от Фрола не было. Скучно...
Да и Фрол с Митрохой заскучали, дрёма их стала одолевать. Митрофан потянулся, зевнул.
— Давай пожуём чего-нибудь.
— Давай, — согласился напарник.
Развязали узелок с хлебом, солью, салом и черемшой. Начали есть... И вдруг глаза Митрофана округлились, и он аж поперхнулся. Откашлялся и, тыча в воду рукой, заорал:
— Лупи её, Фролка! — Возле борта лодки торчала из воды лобастая башка огромной рыбины.
Фрол мгновенно схватил весло и со всей силы ударил рыбину по голове. Она ушла было на глубину, но почти тотчас всплыла в нескольких саженях от борта, оглушённая.
— Подымай груз! Греби к ней! Держи её, держи! — кричал Фрол.
— Тащи её, Фролка, тащи! — загребая одним веслом, голосил и Митрофан...
— Во, Фрол знак подаёт! — вскочил холоп на берегу.
— Да, вижу, вижу! — заволновался Панкрат. — Знак-то он подаёт, а где ушкуй?
— А ну как Порфишка с разбойниками под водой плывут?.. — похолодел второй холоп. — Порфишка — бес вездесущий, можа, в водяного обернулся, а Фролка с Митрохой его заметили... Вишь, как лодку крутит, хоть бы живые остались!..
— А что, Порфирий в водяного обращаться умеет?! — задрожал и первый холоп.
— Умеет! Он всё умеет! — взвизгнул Панкрат. — Оставайтесь тута, следите за лодкой, а я упрежу Трофима Игнатича!.. — И стрелой дунул к хоромам. Холопы, трясясь от страха, уставились на воду, а появление Панкрата привело в ужас обитателей Трофимовых палат.
— Бегите все в Суздаль! — кричал купец.
— Не нужно мне в Суздаль, я в Рязань хочу! — вопил Маркел.
— В Суздаль бегите, а там разберёмся, кто куды дальше!
— А ты? Ужель водяного не боишься?
Трофим утёр со лба ледяной пот:
— Он меня не тронет. Я на Керженец не ходил...
Глава четвёртая
Трофим сидел как на иголках, дожидаючись Порфирия-водяного. Он помнил, как жестоко тот расправился с купцом из Нижнего Новгорода, заподозренным в обмане. Порфирий буквально изрезал его в куски, и холопы не помогли: холопов бешеный ушкуйник тоже к праотцам отправил.
Со двора послышался шум, конское ржание и цокот копыт.
— Господи!.. — побелел Трофим. — Порфишка из воды вылез и сразу на коня прыгнул!.. Ой! Ой, беду накликал я!..
Распахнулась дверь, и в горницу ввалился... Маркел. Маркел?.. Или — оборотень?..
— Чур меня, чур! — замахал руками Трофим. — Сгинь, сатана! — И выскочил в дверь.
— Что это с ним? — повернулся Маркел к опешившему холопу.
— Не знаю! — в недоумении протянул тот и бросился за хозяином: — Батюшко!.. Господине!..
В горницу вошёл коренастый татарин:
— Где купца?
— Френчуг долбанул! — махнул рукой Маркел.
— Кто купца ударяла?! — удивился татарин.
— Да никто его не ударяла! — фыркнул Маркел. — У него с башкой плохо, — повертел пальцем у виска.
Заглянул с виноватой, заискивающей улыбкой Панкрат и шёпотом умирающего вопросил:
— А... хозяин?
— До смерти перепугал ты хозяина, носится по палатам как оглашённый, — ответил Маркел. — Так где же Порфирий?
— Нету, — развёл руками Панкрат. — Всё Фролка виноват... Рыбу они ловили... Что ж теперь будет-то?
— Уйди-ка пока от греха подальше, — предложил Маркел. — Я постараюсь Трофиму растолковать, что ошибка вышла. Да, собери на всякий случай с десяток холопов. Может, снова придётся на Керженец идти, князя Даниила вылавливать.
Панкрат убежал, Маркел с татарином присели на лавку. Минут через пять в горницу неуверенно ступил Трофим:
— Так это ты, Маркел?..
— Я, Трофим Игнатич! Ты что ж людей угадывать перестал?
— Да нет, теперя угадал... А это кто? — перевёл взгляд на гостя купец.
— Сотник татарский.
— Откуда? — встрепенулся Трофим.
— Из степи, откуда ж ещё татары являются.
— И что ему надо?
— Дык ему, как и нам, Трофим Игнатич, князь Даниил нужен.
— А где Порфирий?! — опять испуганно загорелись глаза купца.
— Да нету, — успокоил Маркел. — И не было. Небось у себя в Новгороде сидит.
— А пёс этот, Панкрат?
— Ой, ну не кипятись, Трофим Игнатич, не об том щас думать надобно.
— А об чем?
— Как в керженецком лесу князя выловить.
— А кто его там видал?
— Никто не видал, — кивнул Маркел. — Но подумай, Трофим Игнатич, куда ему кроме Керженца деваться? Небось по лесу поблудил и вернулся. Вот ты попёр меня в Суздаль, а я этих татар встретил, которые тоже князя ищут, и с ними обратно прискакал. Сообща нам действовать надо и Данилу непременно порешить. Нельзя его в живых оставлять, не даст он нам в Ельце покоя. Эти липецкие князья — просто бестии! Рвача убили, все наши торговые и иные пути перекрывают, враждуют с татарами, гнев их на нас нагоняя!..
Трофим тоже сел на лавку, утёр со лба пот и упрямо буркнул:
— Где Панкрат, леший его побери?
— Я его холопов собирать послал.
— Каких холопов?
— Твоих.
— Зачем?
— Помочь татарам князя ловить.
— Опять раскомандовался?! Серафим! — взревел Трофим.
— Я тута, хозяин! — вбежал холоп.
— Немедля найди Панкрата!
— Щас!..
— Слушай, — поморщился Маркел. — Не трожь Панкрата, я виноват.
— А виноват, так сам ступай с ними, — мотнул головой на сотника купец. — В Керженец дорогу знаешь. Ишь в Суздаль он не захотел!
— А что мне в Суздале делать? — огрызнулся Маркел. — Моё место ближе к Липецу да Дикому Полю. Там я родился, там всё знаю. На кой ляд мне твой Суздаль?
— Ладно, остынь. — Трофим встал. — А холопов я боле тебе не дам. Хорошо, если прошлый поход на Керженец мне не аукнется. Ты не знаешь Порфирия, а мне тута жить... Один веди татар. Споймаешь князя, убей на месте и мотай в своё Дикое Поле. А когда всё утихнет, я найду тебя — и в Рязани, и в Липеце, и в Орде даже.
— Но татарам подмога нужна!
— Им дорогу указать надо, а кровь они и без подмоги прольют. Он по-нашему умеет?
— Умейт, — отозвался сотник.
— Вам ведь дорогу указать надо и всё?
— Всё, — кивнул татарин.
— Ладно, — пожал плечами Маркел, и вдруг...
— Прости, хозяин! — вбежал в палату с выпученными от ужаса глазами Панкрат и рухнул на колени.
— Простить, холопья твоя душа? — с издёвкой протянул Трофим, но гнев его уже остыл, и он лишь врезал несчастному пару пинков. — Пошёл вон! — Повернулся к Маркелу: — И ты иди поскорей отсель и татар уводи. Из Керженца ко мне не заявляйся, я потом сам тя найду... Ежели нужон будешь...
Глава пятая
Татары напали на Керженец ранним утром. Сразу заполыхали хаты, завизжали, выбегая наружу, женщины, послышался жалобно-жуткий детский плач, загудел, надрывая душу и сердце, набат.
— Не то опять в слободе беда, — настороженно вслушиваясь в далёкие звуки колокола, сказал брату Соловью Вепрь. — Бежим отчину спасать!..
Не ожидали слобожане набега и не готовы были к его отражению. Татары легко расправлялись с почти безоружными людьми, да и те, кто небольшими группами прибегали из леса, сразу попадали под стрелы, острые сабли, арканы. Зарублен был Соловей, арканом скручен Вепрь. Небывалое горе посетило Керженец, небывалый разор. Дотла была сожжена слобода, почти все жители погибли, а остальные повязаны и пленены.
Маркел с сотником Сухэ прошлись между полонянниками, заглядывая каждому в лицо. Остановились возле Вепря. Заросшая зверская харя Маркела, однако, не смутила того, не дрогнул он и ухмыльнулся:
— Чё уставился зелёными чарами, ведьмак поганый? На бабах испытывай своё очарованье!
— Где князь Даниил, курносая мерянская рожа? — прошипел Маркел.
— А-а-а... — хмыкнул Вепрь. — И ты, стал быть, за князем гоняешься?
— И я, — кивнул предатель. — Так где он?
— Тьфу, поганец! — смачно плюнул в лицо Маркелу Вепрь. — Жаль, что я связан, а то б показал те, где князи зимуют!
Маркел утёр лицо, размахнулся и ударил Вепря в живот, свалил на землю и стал бить ногами: по голове, по спине, по рёбрам. Изо рта несчастного хлынула кровь, и не вмешайся татарский сотник Сухэ, который оттащил Маркела, Вепрю пришлось бы плохо.
Сухэ зло процедил:
— Убивай не можно! Хорош раба! Сильный раба нужна! Моя раба! Не трогаль!..
Маркел скривился:
— Тебе раба, а мне князь нужон!
— Искай сама коназ!
Маркел пожал плечами:
— Ладно, пойду искать...
Долго бродил он по пепелищу, но не обнаружил Даниила ни среди живых, ни среди мёртвых. Вернулся к сотнику:
— Что будем делать, Сухэ? Не нашёл я князя.
— Убегай?
— Наверно, убегай, — вздохнул Маркел.
— И что делай?
— «Что делай», «что делай»? — вспыхнул Маркел. — Отдай мне этого бугая! — кивнул на Вепря. — Я из него князя выпытаю!
— Коназа и мне нужна, но она бежала... А эта бугая — хорош раба. Тебе отдай, и ны коназа не получала, ны раба не получала. Иды, Маркела, коназа тута нета.
— А где ж он?
— А он тебя ещё встренет, — заговорил очухавшийся Вепрь. — Он в надёжном месте, и твоим грязным лапам до него не дотянуться. И я тя запомню, хорёк вонючий! Дай срок — на кол сядешь!
— Да не стращай, холоп татарский! — презрительно посмотрел на лежащего Вепря Маркел. — Думаешь, ты ещё человек? Ты уже не человек, а раб, скотина! И стезя твоя прямая в степь, в Орду. А там небось продадут веницейцам[7] — на цепь, на галеры, и не видать тебе больше волюшки.
— Это мы ещё поглядим! — рыкнул Вепрь.
— А чего тут глядеть? От Сухэ ещё никто не убегал, — заискивающе поклонился татарскому сотнику Маркел. — Его аркан крепок, а нукеры бдительны, как степные волки. Верно, Сухэ?
— Никто не убежала, — кивнул Сухэ и что-то сказал одному из приближённых.
Поднялась суета. Татары собрали пленников в кучу и, подстёгивая кнутами, погнали прочь, оставив после себя пепелище сгоревшей дотла слободы и горе немногим чудом уцелевшим слобожанам.
Глава шестая
Петухи ещё не затеяли перекличку, а Конь уже был на ногах. Он вышел во двор и испугал прикорнувшего сторожа, который вздрогнул и недовольно заворчал:
— Ходют тут всякие, ходют!.. Пошто не спишь?!
— Не спится, — потянулся Конь и посмотрел на небо: — А ваши когда подымутся?
— С петухами, — ответил холоп. — Щас засуетятся...
И правда, недолго пришлось Коню наслаждаться предутренней тишиной, В усадьбе главного ушкуйника Великого Новгорода загудел, забегал народ, и скоро Коня позвали в хоромы к Порфирию.
Ещё помятый после сна, ушкуйник сидел на лавке за дубовым столом и о чём-то беседовал с несколькими сподвижниками. Увидев вошедшего, он показал на двоих рукой:
— Это Варфоломей и Аристарх, лучшие мои сотоварищи. Бери их и дуй в Торжок, там тебе спокойнее будет. Ждите меня, скоро приеду, и на ушкуе поплывём в Кстов. — Помолчал и добавил: — Князя выручать...
Огромный красный солнечный шар висел на краю неба, когда трое всадников выехали из ворот Великого Новгорода. Навстречу им не торопясь ехали несколько десятков дружинников в железных доспехах. Подбоченясь и важно покачиваясь в седле, впереди дружины на вороном жеребце гарцевал статный, красивый воин. Издали он показался Коню молодым, но по мере приближения высвечивались его глубокие морщины и седые пряди в русой бороде. Воин смотрел только вперёд, не обращая внимания на встречных людей, которые снимали перед ним шапки и приветственно клонили головы к земле, а некоторые' и вовсе падали на колени. Взгляд воина был мрачен, а тяжёлые глаза выражали усталость и полное безразличие к окружающему миру. По всему было видно, что воин этот немало пережил на своём веку и что новгородцы его уважают и даже боятся. Невольно поддавшись общему настроению, поклонился и Конь, а потом надел шапку и повернулся к Аристарху:
— Кто это?
— Великий князь Владимирский Дмитрий Переславский с дружиною.
— А зачем сюда-то?
— Да небось ворочать на новгородский стол одного из сынов.
— Как ворочать?
— А так. Его выгнали отсюда, — стал пояснять Аристарх. — Андрей Городецкий пересилил, ну и попёр племянника из Великого Новгорода. А сейчас Дмитрий снова великокняжескую власть добыл, вот и восстанавливает у нас свои порядки... Кого-нибудь — али Александра, али Ивана — посадит тута и будет диктовать свою волю Господину Великому Новгороду. Понятно?
— Да как не понять, — кивнул Конь и подстегнул своего нового жеребца по кличке Борзак.
Долго плутали они по лесам и болотам, пока не увидели облитую солнечными лучами поляну, а за ней — речку и обнесённый дубовыми стенами город. Это был Торжок, вотчина купцов Великого Новгорода, со своенравным народом, по этому своему своенравию не уступающим буйным новгородцам. Эти люди в 1238 году своим упорством и мужеством остановили полчища хана Батыги, вступив всеми, от мала до велика, в неравную схватку со степняками, и отняли у них силы, которых как раз и не хватило для похода на Новгород. Татарам был нанесён такой урон, что Батыга отказался от плана захвата Северо-Западной Руси. Так ценою великих жертв торжковского люда был спасён Господин Великий Новгород.
— Вон наши хоромы, — указал в сторону одного из деревянных домов Варфоломей.
Три дня пробыли они в Торжке. Потом появился Порфирий, и речные скитальцы сели в ушкуй и отправились на восток, сначала вниз по Тверце, а потом по Волге. Сколько плыли, Конь не считал, но однажды обнаружил знакомые места: подплывали к Юрьеву-Повольскому. Встретились им какие-то странные рыбаки, которые размахивали вёслами и лупили ими по воде, точно глуша рыбу, но никакой рыбы видно не было.
— Во, блаженные! — ухмыльнулся Варфоломей.
— Блаженные не рыбалят, они воды боятся, — всматриваясь в рыбаков, возразил Порфирий.
— Всё равно придурки! — заявил Аристарх.
— А Бог с ними, — махнул рукой Порфирий. — Куда дале?
— В Юрьев заглянем? — предложил Варфоломей.
— Зачем? — глянул на рыжего соратника атаман.
— А вдруг Трофим что знает?
— Если б Трофим знал, непременно сообщил бы, — отрезал Порфирий. — От него вестей нет, знать, и делать нам тута нечего. В Кстов спешить надо, к Никодиму. Там наверняка Козьма с Фомой скрываются, там, коли его не выдали или не убили, может быть и князь.
— Зря ты, батька, так Трофиму доверяешься, — покачал головой Аристарх.
— Ты, Ариска, молод ещё, чтоб о людях судить, — нахмурился Порфирий. — Я Трофима сто лет знаю — он не подведёт.
Аристарх замолчал. Притихла и вся команда. Прошли без приключений Юрьев-Повольский, затем вотчину бывшего Великого князя Владимирского Андрея Городец, потом Нижний и наконец причалили к берегу Волги напротив Кстова.
— Осторожней там, — посоветовал соратникам атаман. — Нагрянем к Никодиму, как снег на голову.
Сильные, выносливые и смелые ушкуйники без особого труда преодолели изгородь Никодимова двора, быстро обезоружили сторожей и ворвались в хоромы.
Их встретили напуганная челядь и уже взрослый сын Никодима Епифан.
— Вы что ломитесь в мою дверь?! — визгливо закричал Епифан.
На шум прибежала заспанная жена Никодима Прасковья и, угадав Порфирия, заломила руки:
— Что ж ты делаешь, разбойник? Раз мужа нету, так думаешь, за нас некому и заступиться, бесстыжая твоя душа?!
— А где он? — буркнул Порфирий.
Прасковья побледнела, слёзы градом хлынули из глаз.
— Не прикидывайся, душегуб! Небось по твоей милости к праотцам ушёл!
— Как к праотцам? — оторопел атаман.
— Так! Твои ж отщепенцы, Фома да Козьма, сбили его с толку! — рыдала вдова. — Какого-то князя Никодимушка искать подался, да там и сгинул, сердешный... Уж девять дней справили, сороковины подходют!
— Во дела-а, — удивился Порфирий и, немного помявшись, спросил: — А Козьма с Фомой больше не объявлялись?
— Не было их, поганцев, — всхлипнула Прасковья.
— Ладно! — повернулся Порфирий. — Тута нам делать больше нечего, пошли в Керженец.
— К Трофиму сперва загляните! — крикнул вдогонку ушкуйникам Епифан. — Батюшка прежде к нему ходил, а потом в Керженец. И Козьма с Фомой, может, щас у него.
— У Трофима? — замер атаман.
— А что тут такого?
— Да нет, ничего... Ты уж прости, Епифан, и ты, Прасковья, — извинился Порфирий. — Простите, Бога ради...
— Ну? К Трофиму? — когда сели в ушкуй, спросил Аристарх.
— Не знаю, — нерешительно покачал головой атаман. — При чём здесь Трофим? Неужто и он, змей, с этими татями повязан?
— Не, ну Епифан же намекнул, — пожал плечами Варфоломей.
— Ладно, — после недолгого раздумья согласился Порфирий. — Идём к Трофиму...
Обратный путь волнам навстречу был хотя и привычным, но тяжёлым. Природа уже клонилась к осени, потянули холодные северные ветры, да и быстрое течение... Гребцы прилагали немалые усилия, чтобы преодолевать все надводные и подводные препятствия. И наконец ушкуйники причалили к берегу возле посада Юрьева-Повольского.
...Трофима застали в трапезной, и по разинутому рту, багровости щёк и выпученным глазам было ясно, как он рад появлению старого знакомца.
— Не ждал? — усмехнулся Порфирий.
Трофим вроде бы очнулся, медленно давясь, проглотил слюну и заикаясь молвил:
— К-к-как?
— Что — как? Я говорю, не ожидал моего прихода? — повторил Порфирий.
— Д-д-дык я ж... Я ж в-сегд-д-да тебя ж-ж-ду... — промямлил Трофим и резко вскочил: — С-садись, с-садись, г-гость ж-желанный!..
— Нежданный гость хуже татарина? — усмехнулся Порфирий, садясь за стол. — Особливо такой гость, как я. Татар небось лучше принимаешь?
— Да что ты, что ты, Порфирий Пантелеевич! Ты для меня самый желанный гость!
— Желанный, говоришь? — искоса глянул на купца атаман. — А где Козьма с Фомой?
— К-какие Козьма с Фомой?
— Что? Не знаешь таких?
— Отчего ж, з-знаю... Но я думал, они с тобой... Они же твои люди...
— Были мои, стали твои, — стиснул зубы Порфирий.
Трофим совсем побелел:
— Д-да н-нету их у м-меня... И ч-что им т-тута д-делать?..
— Князя ловить.
— К-какого к-князя?..
— Такого! — врезал по столу кулаком Порфирий так, что дубовая доска треснула. — Говори, сука, ты ходил на Керженец?
Купец обмер:
— К-какой К-керженец?..
— Так ты ничего не знаешь?
— Не-не-не...
— Ну, гляди, перевёртыш! — Порфирий встал. — Ежели про тебя худое услышу, не жилец ты! — Повернулся к товарищам: — Поплыли в Керженец. Народ тамошний как следует расспросим...
Глава седьмая
После внезапного появления и такого же внезапного исчезновения Коня Порфирий Платонович стоял долго и неподвижно как истукан. Кто это был? Зачем?..
«Тать хотел меня убить, — думал купец. — Но не убил... А вдруг назад воротится? Бежать бы, да мочи нету, ноги не поднять. И челюсти свело — рта не раскрыть, а холопы не заходят. Неужто побиты?..»
Порфирий Платонович неуверенно шагнул и... упал, грохнувшись головою об пол. Зато вернулся дар речи, и он взревел:
— Михей! Сука! Ты где?!
В палату вбежали холопы и среди них Михей.
— Ты где был? — держась за голову и морщась, стал с трудом подниматься купец.
Его подхватили и поставили на ноги.
— Где был, супостат поганый? — замахнулся на Михея Порфирий Платонович. — Хозяина бросил! Кто на мои хоромы нападал?
— Не знаю... — прошептал Михей.
— Не знаешь?! — Купец оглянулся: — Пров! На дыбу его! В батоги!
— Хозяин!.. — рухнул несчастный на колени. — Не надо! Я не виноват!..
— Прочь! — рявкнул купец, и холопы вмиг скрутили и крепко связали Михея. Он стонал, хрипел, вырывался, но сами дрожащие за свои шкуры холопы безжалостно выволокли его наружу.
— Пров, останься! — крикнул им вслед Порфирий Платонович.
— Слушаю, хозяин! — замер у порога Пров.
— А тебе ведомо, кто тут был, что ему надо и почему сторожа его прозевали?
— Я только из Пскова, Порфирий Платонович, и ничего не видал.
— А как Михей мог татя впустить?! — снова вспыхнул купец.
Пров робко вздохнул:
— Да говорят, вельми этот тать матёр и страшен.
— Мне наплевать, каков он! — рявкнул Порфирий Платонович. — Михей обязан был умереть, но остановить разбойника! Теперь вот пущай батогов изведает!
— До смерти забить прикажешь? — тихо спросил холоп.
— До смерти! До смерти! — аж подпрыгнул от злости купец. — Чтоб другим неповадно было и чтоб все знали, как хозяина бросать! Позови мне Аполлинария!
Пров нерешительно затоптался у порога, но хозяин гаркнул:
— Что, сам на дыбу захотел?
Холоп стрелой вылетел из покоев и вскоре явился с палачом. Вообще-то Аполлинарий работал на конюшне, но помимо прочего занимался ещё и наказанием провинившихся челядинцев. Облик его был столь дик и страшен, что, говорили, когда он входил в конюшню, даже лошади начинали дрожать от ужаса, проявляя, однако, полную покорность, дабы не навлечь на себя гнев конюха. А люди тем более становились в его руках вялыми, немощными и иной раз отдавали Богу душу ещё до того, как Аполлинарий брался за дело.
— Михея забить до смерти! — приказал купец, а когда Аполлинарий вышел, повернулся к Прову: — Иди в город и найди того разбойника. Найди и притащи сюда. Я за все мои страхи с него живого шкуру сдеру!
Прошло несколько часов. Михея уже закопали, а Профирий Платонович после полуденной трапезы лёг отдыхать. И тут в покои вошёл озадаченный Пров.
Купец, не поднимаясь с постели, буркнул:
— Ну? Упустил татя?
— Нет.
— Привёл?
— Нет.
— И то — нет, и другое — нет, а что да?
— Его не взять.
— Это почему же? — прищурился купец.
— Он у Порфирия Пантелеевича.
— У этого разбойника? — привстал на локтях хозяин. — Так это он на меня татя наслал?
— Нет, — отрицательно помотал головой Пров.
— А кто же?
— Хозяин... Там что-то пока непонятно. У ушкуйника, похоже, у самого с этим чужаком нелады. Сперва они брань промеж собой устроили — чуть не порезали друг друга. Потом вроде помирились и о каком-то князе речь повели.
— Каком князе?
— Не знаю.
— Так узнай! — снова повысил голос купец.
— Там Сильвестр остался. Он с ушкуйниками дружит и всё выведает. Да вон уже бежит! — выглянул в окно Пров.
Через минуту в покои ввалился запыхавшийся Сильвестр. Немного отдышавшись, вымолвил:
— Разбойника этого звать, прости Господи, Конь. Он скоро с ушкуйниками в Торжок отбывает, и взять его нет никакой возможности.
— А что же у них за дела? — Порфирий Платонович встал с постели.
— Коли я верно понял, замятия какая-то в каком-то Керженце приключилась, — пояснил Сильвестр. — Князя Елецкого али Липецкого не то поймали, не то убили Никодим с Козьмой и Фомой, а Конь приехал в Новгород разбираться и спрос чинить с Порфирия Пантелеевича...
— Кстовский Никодим? — перебил купец:
— Ага. А ещё про какого-то Трофима гутарили.
— Трофим... Липец... — задумался купец. Поднял голову: — В Липеце у меня живёт и товар ищет дружок один, Рвачом зовут. А Трофим не из Юрьева-Повольского часом?
— Из него.
— Это Трофим Игнатич... Они что, убить его хотят? — насторожился Порфирий Платонович.
— Да не, — замотал головой Сильвестр. — Убить или споймать они хотят Никодима и перемётчиков Козьму с Фомой.
— Так-так... — снова призадумался купец. — Ладно! Поезжайте оба к Трофиму, предупредите его об опасности и обмозгуйте там вместе, как выловить и доставить сюда этого жеребца проклятого!
— А может, его убить? — глянул на хозяина Пров.
— Слишком легко отделается, — процедил сквозь зубы купец. — Да, чуть не забыл. Что там во Пскове? Князь Довмонт согласен на моё предложение?
— Нет, — буркнул Пров.
— А почему?
— Он сказал, что присягнул народу псковскому и клятву свою не нарушит.
— Вот литвин поганый!.. Ладно, езжайте. А когда воротитесь, мы и с Довмонтом посчитаемся.
Глава восьмая
Сильвестра и Прова в хоромах Трофима не ждали. Да их сначала вообще не хотели во двор впускать.
— Мы от Порфирия Платоновича! — до хрипоты орал Пров. — Открывай, кобель цепной!
— Сам кобель блудливый! — вопил в ответ сторож. — Лаешься на чужой двор!
— Открывай! Мы от Порфирия Платоновича! — не унимался Пров.
— Ещё один Порфирий сыскался! Ходют тут всякие, добрым людям житья не дают! — не унимался и сторож. — Не пущу! Никого пускать не велено!
К доносившемуся со двора шуму прислушался Трофим и, различив в перебранке имя Порфирия Платоновича, подумал: «Ещё и этих нелёгкая несёт. — Вздохнул: — Небось товар требовать припожаловали», — и приказал провести гостей в хоромы.
Посланцы Порфирия Платоновича ввалились в гостевую палату, и Пров грубо сказал:
— От хозяина срочное дело, а твои псы не впущают!
— Садитесь, садитесь, а то в дороге, чай, запалились, — засуетился Трофим. — Может, потрапезовать желаете?
— Некогда нам трапезовать! — отрезал Пров. — Были у тебя люди Порфирия-ушкуйника?
Трофим вздрогнул:
— Да не только люди, и сам наведывался.
— А был с ним мужик по имени Конь? — насторожился Пров.
— Был, а что?
— Порфирий Платонович велел его споймать и сказал, чтоб ты помог нам в этом деле.
Трофим всплеснул руками:
— А как я помогу? Он же с атаманом Порфишкой мается, а это такой душегуб!
— Да вот то-то и оно, — почесал затылок Пров.
— Знать, сильно этот Конь вашему хозяину насолил? — поинтересовался Трофим.
— Сильно, — кивнул Сильвестр.
— Ну ловите, ловите... — Трофим поднялся с лавки и крикнул: — Панкрат! — Принеси гостям чего-нибудь поесть.
— В трапезную?
— Сюда. Пускай тут едят.
Холопы принесли еду, и Пров с Сильвестром начали уплетать за обе щеки. А Трофим задумался.
«И эти ищут Коня. Видать, натворил делов и у Порфирия Платоновича керженятник, раз тот велел его на казнь доставить... Показать им дорогу? — поднял на гостей отсутствующий взгляд Трофим. — Надо бы показать... А вдруг атаман Порфишка споймает этих находников и они на меня ткнут? Он же тогда живым в землю закопает... И не показать нельзя: купец Порфишка тоже зверь зверем, голову оторвёт... Вот же неладная возьми!.. А может, сразу двух зайцев убить? Показать этим дорогу на Керженец, а к ушкуйникам Панкрата послать, чтобы упредил об опасности. Атаман схватит и казнит гостей, и с меня подозрение снимется...»
Трофим поднялся.
— Ты что? — вскинулся Пров.
— Трапезуйте, трапезуйте!
— Да мы уже.
— Тогда отдохните, пущай трапеза уляжется.
— Некогда отдыхать! — возразил Пров.
— Пождите, пождите, я распоряжусь...
Трофим вышел из палаты, нашёл Панкрата и объяснил ему суть задания. Холоп убежал, а Трофим побродил в раздумье по хоромам, затягивая время, вышел во двор. Через полчаса кликнул холопа Фрола и велел ему показать новгородцам дорогу на Керженец.
Глава девятая
Когда ушкуйники выехали из Юрьева-Повольского, у Коня появилось какое-то странное предчувствие. С одной стороны, он радовался скорой встрече с молодой женой, а с другой — чего-то боялся, в душу засела тревога за близких. Он всё время вырывался вперёд, а потом останавливался и нетерпеливо поджидал спутников.
— И куда гонишь так? — догнав Коня, спросил Порфирий. — Ах, да! К молодке под бочок невтерпёж?
Конь отвернулся с обидой.
— Надо было на ушкуе до Керженца плыть, — заметил Аристарх.
— Тогда бы Конь слюной весь извёлся! — рассмеялся Савватей.
— Хватит ржать! — рыкнул Порфирий. — Это вам ни до чего дела нету!
— Што-то дымом тянет, — заметил поравнявшийся с атаманом Ипат. — Лес горит?
— Далеко до Керженца? — спросил Коня Порфирий.
Парень побледнел:
— Недалеко, и чует сердце беду... Боюсь, Керженец то горит.
— А может, лес?
— Какой лес?! — зло подстегнул кобылу Конь. — Точно, Керженец опять горит!..
Всадники перешли на галоп. Чуя впереди неладное, лошади храпели. Когда отряд вырвался на поляну, где стояла слобода, то вместо неё Конь и его товарищи увидели только обугленные головешки и зияющий чернотой выгоревший лес. Едкий дым с запахом палёного мяса слезил глаза и свербил в носу.
— Кто напал? — заметался Конь. — Где жинка моя? Где братья?..
Никто не откликался. Кругом стояла мёртвая тишь. Даже птичьих голосов не было слышно: они все в испуге разлетелись подальше от пожарища.
Ушкуйники спешились, понуро сняли шапки, а Конь сел на траву и, потупя в землю взор, замолчал. Сидел он долго, и никто его не трогал, не торопил. Из леса вышел обгоревший, весь в язвах и копоти, человек.
— Ко-о-онь, Конюшка-а! — протянул он.
Конь тяжело поднял голову:
— Ты кто?
— Конюшка, родной, не угадал?!
— Не угадал...
— Да я ж Пыряй!
— Пыряй! — вскочил и кинулся обнимать мужика Конь.
— А-а-а! — заорал Пыряй. — Я ж весь обожжённый, больно!
Конь вздохнул:
— Прости. Присядь на пенёчек, расскажи, что случилось, кто напал на Керженец?
— Татары.
— Татары?! Да они ж сюда на ходют!
— Пришли вот...
Конь посмотрел на атамана:
— Татары одни дорогу не нашли б. — Опять повернулся к Пыряю: — А русские промеж них были?
— Один был, — кивнул Пыряй. — Он и в первом налёте участвовал, и щас опять припожаловал.
— Как его звали: Козьмой или Фомой, не слыхал? — напрягся Порфирий.
— И не Козьмой, и не Фомой. Главный татарин Маркялом его называл. Маркел, стало быть...
— Ладно, — перебил Пыряя Конь. — А где Милка моя?
— Сгорела... — потупился Пыряй.
— Как?!
— В избе сгорела, — стал пояснять Пыряй. — Она в избе изнутри запёрлась, а татарин окно разбил, чтоб залезть, а Милка его ножом... Тогда другие избу подожгли, и там твоя Милка сгорела, только пепел остался...
Конь завыл и схватился за голову. Его никто не трогал — горе дело такое, пусть сам успокоится. Наконец он уставился на Пыряя и хрипло спросил:
— Братья где?
— Соловья убили, а Вепря в полон увели.
— Атаман! — рыкнул Конь. — Татар надо догнать и брата отбить!
— А давно они ушли? — спросил Порфирий у Пыряя.
Тот залился слезами:
— Не помню...
— Ну, сколь ночей назад?
— Не помню, всё было как в тумане... Бревном меня придавило, только ноне очухался и из-под него выбрался! — утирал слёзы Пыряй.
— А того русского угадать сможешь? — прищурился атаман.
— Смогу.
— Поедешь с нами.
— Да худо же мне! — болезненно скривился Пыряй.
— По пути подлечим, — пообещал Конь и — Порфирию: — Как думаешь, какой дорогой ушли татары?
— Я думаю, эта кровь — дело рук Трофима, — посмотрел на дорогу, ведущую к Юрьеву, атаман.
Кроме Пыряя, в Керженце никого не осталось. Конь ещё немного постоял возле родного пепелища, вытер глаза и прыгнул в седло. Однако, только отряд собрался трогаться в путь, из леса показался всадник. Он махал руками и кричал:
— Стойте! Остановитесь!
— Ты кто такой и чего разорался? — грозно сдвинул брови Порфирий.
— Я холоп Трофимов, — подъехал незнакомец.
— И что надо?
— Меня к вам хозяин послал беду отвести.
— Что за беду, говори толком!
— Щас, отдышусь... — кивнул Панкрат. — Слушайте. Конь у вас?
Атаман ухмыльнулся:
— Да у нас их вона сколь! Выбирай любого, коли свой надоел.
Панкрат замотал головой:
— Да я не про лошадь! Мужик по имени Конь с вами?
— Ну с нами. А что тебе от него надо?
— Ему угрожает опасность.
— От кого?
— Из Великого Новгорода тати явились! — выпалил Панкрат. — От Порфирия Платоновича. Меня Трофим Игнатич к вам послал предупредить, что эти тати должны схватить Коня и отправить в Великий Новгород для казни.
— Трофим послал?! — удивился атаман. — И где ж те тати?
— Следом едут, — оглянулся холоп.
Порфирий спешился и махнул рукой:
— Конь! Аристарх! Подьте ближе. Слыхали, что говорит?
— Слыхали.
— Ладно, проверим, не врёт ли этот молодец, — с угрозой процедил атаман. — А то ведь Трофим, я уж теперь верю, на любую подлость горазд. Коли споймаем татей, — слышь, холоп? — то не тронем, отблагодарим даже, ну а коли сбрехал, то и тебя и Трофима на ваших воротах повесим!
— Да не брешу я, ей-богу! — закрестился Панкрат.
— А ты их сам-то видал?
— Видал. Их хозяин задержал, за стол усадил, но теперя небось уже скоро появятся.
— Ладно, прячемся! — скомандовал атаман.
Ушкуйники отвели подальше коней, самые сильные и ловкие спрятались в кустах, а трое залезли на высокие деревья, чтобы вовремя подать сигнал о приближении чужаков.
Однако дожидаться пришлось долго. Солнце уже спускалось с небес на ночлег, и терпение атамана иссякло. Ему стало казаться, что Трофим послал этого холопа не ради предупреждения об опасности, а чтоб задержать погоню ушкуйников за татарами...
И вдруг с дерева донеслось «кри-кри» коростеля. Порфирий замер, а Аристарх прошептал:
— Вона едут...
— Где?
— Да вона, глянь, осторожничают...
— А-а-а, вижу...
И едва атаман произнёс эти слова, на появившихся из-за кустов всадников со всех сторон набросились ушкуйники. Один миг — и пришельцев сшибли с коней, связали и, уже с разбитыми губами и носами, подволокли к атаману.
— Про-о-ов?! — обомлел Порфирий Пантелеевич. — Какой леший тя за тыщу поприщ занёс?
— Заплутал... — побледнел Пров.
— Ах, заплутал? — с издёвкой молвил атаман. — И по какой же это нужде вы так далече от дома забрели? Может, вас на дыбу вздёрнуть? Тогда всю правду махом расскажете.
— Не надо на дыбу, нас хозяин послал! — взмолился Пров.
— Зачем?
Пров замялся. А Сильвестр, выпучив от страха глаза, вдруг ляпнул:
— Грибков собрать!
— А-а-а, вон оно что, — рассмеялся атаман. — В лесах Великого Новгорода грибов, значит, нету, а у Нижнего есть. Так-так... А ну-ка, ребята, нагните макушки вон тех осинок, подцепите за ноги этих грибников и...
— Не надо! Не надо! Я всё расскажу! — заорал Пров.
И — рассказал.
Узнав о замыслах новгородского купца, атаман не удивился: подлость Порфирия Платоновича была известна ему давно. Он не стал пытать холопов дале, а просто велел их обезглавить. А после казни сказал:
— Жалко их, но себя жальче. Их хозяин нам враг, значит, и они враги. А врагов в живых оставлять нельзя.
— Пора бы в путь, — подал голос Конь.
— Пора, — согласился атаман. — Ну так что? К Трофиму?
— Да видать, нету смысла, — пожал плечами Аристарх. — Он же нам помог.
— Помог-то помог... — поморщился Порфирий. — Однако всё равно тут что-то не так... Ладно, поскакали на Волгу, там на ушкуй сядем и вниз по течению к татарским степям поближе поплывём. Там Конева брата поищем, а может, и князя встретим...