Интерес старшего пастыря Кунг-Харна Тай’Келли был понятен – наставлять молодежь на путь света полагалось именно ему. А вот староста светлой общины, Номори Каши вроде бы, беспокоился не по делу. Но это только на первый взгляд.
Недавно в Кунг-Харне случилось… нечто. Нечто, разбудившее дурную память, застарелый страх. И хотя причина бед вроде бы изжила себя, кому как не Номори знать, на что способны его сородичи, если дать им время подумать? Любые отношения властей и одаренных следовало держать под контролем.
Визит сразу не задался. Будить захворавшую племянницу Шу’Тимар не позволил. Ее спутник – юный маг – твердо заявил, что «плохо знать языка», из-за чего решить судьбу неучтенного волшебника немедленно не получилось. Тай’Келли послал со старшим сыном мастера записку о том, что алхимик не явится на службу по причине общественной надобности, все сидели в просторной гостиной, пили чай и ждали неизвестно чего.
Первым терпение потерял провидец.
Саиль давно уже не спала так сладко и безмятежно, если подумать, с того самого дня, как опустел их крумлихский дом. Пусть теперь она в далеком краю и будущее туманно, но рядом – близкие, а значит, не страшно ничего. Разбудило ее ощущение чьего-то присутствия – у кровати сидел Лючиано и виновато моргал.
– Там пришли… эти. Что им нужно, я понимаю, а правильно ответить – не могу.
Ах да, империя, пастыри, хранители устоев (непонятно только – каких). Саиль поймала себя на мысли, что без их внимания чувствовала бы себя намного спокойней (Жуть! Еще немного, и – в еретики.) Провидцу-то легко, ему многочисленные са-ориотские традиции глубоко безразличны…
– Ты что, собираешься врать пастырям? – охнула девочка.
– Когда это я врал пастырям? – возмутился Лючиано.
Развивать тему не стали. Саиль жестом отослала мальчика из комнаты и стала одеваться.
Тетушка оставила у кровати чужие, но очень приличные вещи – шаровары, тунику, вышитый девичьими узорами халат (даже стыдно надевать такие, не смыв как следует дорожную грязь). Неприбранные волосы Саиль тщательно спрятала под платок (так лучше, чем светить грязными патлами) и придирчиво осмотрела себя. Из зеркала на нее глядела смутно знакомая девочка, смуглостью лица и облупленным носом напоминающая служанку. Хорошо, что тато этого не видит! А под рукой – ни румян, ни белил. Ну да ладно, гости сами виноваты, что не известили о своем визите заранее. Одно нарушение традиций на другое нарушение традиций, считай, ни в чем не виноват. Саиль покидала женскую половину, твердо намереваясь утонченностью манер компенсировать затрапезный вид.
Не получилось.
Двое визитеров расположились в гостиной без должной степенности, до отвращения фамильярно. Один из них проявил достаточно уважения к дому, а вот другой даже не потрудился сменить на что-то приличное поношенный серый балахон. Вместо того чтобы чинно вести с хозяином мудрую беседу, незнакомец рыскал по комнате, нашел колыбельку Пепе и теперь гадливо, одним пальцем ковырялся в пеленках.
– Мальчик – черноголовый, – брезгливо сообщил он.
Слова приветствия умерли на устах Саиль, в груди словно что-то зазвенело, но не натянутая струна, скорее – извлеченный из ножен клинок. Малютку, за свою крохотную жизнь потерявшего всех родных, хотели обидеть! Она шагнула вперед, оттесняя чужака от ребенка, поймала взгляд кунгхарнца и твердо произнесла:
– Это. Мой. Брат!!!
Пастырь (а кто еще может ходить с такими лохмами?) отшатнулся, суетливо залебезил:
– Гм… Да… Брат, конечно!
Второй гость круто заломил бровь. Лючиано успокаивающе сжал ее руку. Саиль стушевалась, вынула Пепе из колыбели и принялась нянчить (так ей было спокойнее). Какой позор! Куда делись ее манеры? Тато не уставал повторять: невоспитанность грозит потерей лица прежде всего самому грубияну, и не важно, кто первый начал. С этого момента она ни единым жестом не нарушит этикет!
Однако зло свершилось: через сознание девочки словно пролегла грань, по одну ее сторону остались семья и Лючиано, а по другую – весь остальной мир (и конкретно вот этот пастырь). О первых надо было заботиться, а вторых… убедить вести себя хорошо, любыми средствами. И в таком разрезе предложение врать пастырю уже не звучало еретически.
В итоге этот разговор превратился в шедевр недоговоренности и умолчания. Короткое и не совсем законное пребывание в Ингернике словно бы выпало из чреды событий и погрузилось в тень. Концы истории непротиворечиво соединились, оставив за скобками пророка и его пророчество. Очень серьезно и подробно Саиль рассказывала, как они с тато покинули Крумлих, потому что в городе стало тревожно. Тато поручил ее заботам очень хороших людей, живущих в доме с большим парком, там они с Лючиано и познакомились. Она каталась на пони, училась читать и писать на разных языках, но про родных не забывала! В какой-то момент желание навестить родственников стало непреодолимым, и Саиль отправилась в путь.
– И те хорошие люди вас отпустили? – недоверчиво уточнил пастырь с безопасного расстояния. Подвох он чуял, но в чем его суть – не понимал.
– Не стали мешать, – невинно уточнила Саиль, мысленно попросив прощения у сторожа. – Мне ведь было очень надо. К тому же мы подробно выяснили дорогу.
Правда, не у людей. Зато атлас оказался предельно подробным!
– И ваш уважаемый отец не запретил подобную авантюру?
– Мы поделились с ним нашими планами, – кротко улыбнулась девочка. – Но папа не мог поехать с нами, он снова работает.
И она не соврала, нет, просто не объяснила, работает – где, и поделились – когда, а присутствующие не стали переспрашивать, самостоятельно достроив картину в уме. Это было хуже, чем обман – сознательная, расчетливая манипуляция. Саиль почувствовала себя преступницей.
А вот дядя, узнав, что старший Амиши остался по ту сторону Серой Смерти, явственно повеселел. Интересно, в каких отношениях на самом деле состояли ее родные? То, что тато не ангел, Саиль уже поняла.
– Относительно вашего… гм… юного спутника. Он иностранец?
Дети коротко посовещались.
– Лючиано сказал, – вежливо объяснила Саиль, – что родом с севера, но родные отослали его из дома три года назад. Они все сейчас далеко-далеко, в месте гораздо лучшем, чем это. Но он не сирота! Лючиано надеется встретить в Кунг-Харне брата, отправившегося на заработки, тот должен вот-вот приехать.
Страшно представить себе, что вообразили о прошлом провидца все эти люди! Даже у пастыря лицо стало сочувствующим.
– По-моему, эту беседу надо заканчивать, – постановил дядя.
Гости начали прощаться, и уж тут-то Саиль продемонстрировала свое воспитание вполне. Старший из посетителей, представленный как господин Номори, с удовольствием принял традиционную игру, а вот пастырь все время сбивался и краснел. Хранитель устоев, Тай’Келли – третий класс! М-да. Тато подходил к своим обязанностям гораздо серьезней.
– И, когда устроитесь, обязательно отметьтесь у квартального старшины! – напомнил господин Номори новичкам. – Чем вы будете заниматься, мы решим по завершении семиглавья.
То есть возможно, что и никогда. Саиль проводила доброго господина глубокими поклонами.
Теперь – скинуть дорогие шелка, надеть домашнее, и – вперед! Позаботиться о Пепе, ослице, помочь тетушке со стиркой и обедом. О будущем пусть думает провидец. И вообще, спасать мир – работа для мужчин, женское дело – сделать так, чтобы спасители ни на что больше не отвлекались.
Благо тато, способного отнять у дочки веник и усадить за пяльцы, поблизости нет.
Глава 4
Императорский алхимик Шу’Тимар наслаждался неожиданным выходным. Пастырь ведь не сказал, как много времени займут общественные надобности? Значит – до вечера.
На кухне суетились женщины, жизнерадостное щебетание племянницы то и дело прерывал мягкий, серебристый смех жены. Последние полгода они его почти не слышали. На сорванца Юри неожиданно снизошла благодать: надел чистую рубаху, пригладил вихры и безропотно выполняет материны поручения. Определенно рассчитывает что-то с этого поиметь, негодник.
Настроение немного портил мальчишка-пастырь. Чужой (это ощущалось особенно остро) ребенок с отрешенным видом бродил по дому, то и дело останавливаясь и прислушиваясь к чему-то, а потом, ни слова не говоря, ушел на улицу. Алхимик не стал мешать: Кунг-Харн сейчас до удивления безопасен – новый градоправитель, Ана’Тулле, выгнал на улицу всех стражников (не протолкнуться от их мрачных рож), а беженцы-печатные ведут себя примерно (это пока пайков хватает на всех, а потом… Но думать о грядущих неприятностях Тимар себя отучил).
Разве не таким должен быть дом – полным смеха? Разве не такой улица – приветливой для детей? В какой момент они начали забывать об этом?
Тимар усмехнулся и пошел искать в кладовке цветочные ящики, при прежнем градоправителе так и не пригодившиеся. Пора избавляться от мрачных воспоминаний!
Обед, приготовленный женщинами в три пары рук, оказался восхитительно хорош (а может, Тимар просто отвык от домашней пищи). Жена пожарила рисовые колобки, изумительно пахнущие и аппетитно хрустящие, а еще – загустила сыром овощной суп (почему бы и нет – гости в доме!). Маленькая Мио торжественно затолкала на стол (с краешку, дальше она не доставала) собственноручно истолченные приправы. Подзабытая роскошь настроила Тимара на философский лад, и тут племянницу охватило беспокойство.
– Дядюшка, я боюсь! Не уходи от меня больше.
– Со мной ничего не случится, малышка!
– Но тебе ведь придется опускаться под землю, там темно.
– Я делал это уже сотню раз.
– Все равно! Я не могу потерять тебя снова, я этого не переживу. Останься!
– Не могу, это моя работа. И от того, как я ее сделаю, зависят жизни многих людей.
– А вдруг они забудут наполнить лампы маслом? Или начнут варить суп и устроят пожар?
– Они так не поступят.
– Как ты можешь быть уверен? Вдруг в подъемнике заржавеют замки? Перетрутся тросы? Забудут пропитать солью крепь?..