The Iusting Betuix Iames Watsoun And Ihone Barbour Seruitouris To King Iames The Fyft
In Sanctandrois on Witsoun Monnunday,
Twa Campionis thare manheid did assay,
Past to the Barres, Enarmit heid and handis.
Wes neuer sene sic Iusting in no landis,
In presence of the Kingis grace and Quene,
Quhare mony lustie Lady mycht be sene.
Mony ane Knicht, Barroun, and baurent,
Come for to se that aufull Tornament.
The ane of thame was gentill Iames Watsoun,
And Iohne Barbour the vther Campioun:
Vnto the King thay war familiaris,
And of his Chalmer boith Cubicularis.
Iames was ane man of greit Intelligence,
Ane Medicinar, ful of Experience;
And Iohne Barbour, he was ane nobill Leche,
Crukit Carlingis he wald gar thame get speche.
Frome tyme they enterit war in to the feild,
Full womanlie thay weildit speir and scheild,
And wichtlie waiffit in the wynd thare heillis,
Hobland lyke Cadgeris rydand on thare creillis:
Bot ather ran at vther with sic haist,
That thay could neuer thair speir get in the reist.
Quhen gentil Iames trowit best with Iohne to meit,
His speir did fald amang his horssis feit.
I am rycht sure gude Iames had bene vndone,
War not that Iohne his mark tuke be the mone.
(Quod Iohne) howbeit thou thinkis my leggis lyke rokkis,
My speir is gude: now keip the fra my knokkis.
Tary (quod Iames) ane quhyle, for, be my thrift,
The feind ane thing I can se bot the lift.
Nor more can I (quod Iohne) be goddes breid:
I se no thing except the steipill heid.
Yit thocht thy braunis be lyk twa barrow trammis,
Defend the, man. Than ran thay to, lyk rammis.
At that rude rink, Iames had bene strykin doun,
Wer not that Iohne for feirsnes fell in swoun;
And rychtso Iames to Iohne had done greit deir,
Wer not amangis his hors feit he brak his speir.
(Quod Iames) to Iohne, yit for our ladyis saikis,
Lat vs to gidder straik thre market straikis.
I had (quod Iohne) that sall on the be wrokin;
But or he spurrit his hors, his speir wes brokin.
From tyme with speiris none could his marrow meit,
Iames drew ane sweird, with ane rycht auful spreit,
And ran til Iohne, til haif raucht him ane rout.
Iohnis swerd was roustit, & wald no way cum out.
Than Iames leit dryfe at Iohne with boith his fystis;
He mist the man, & dang vpon the lystis,
And with that straik, he trowit that Iohn was slane,
His swerd stak fast, and gat it neuer agane.
Be this gude Iohne had gottin furth his swerd,
And ran to Iames with mony aufull word:
My furiousnes forsuith now sall thow find.
Straikand at Iames, his swerd flew in the wind.
Than gentill Iames began to crak greit wordis,
Allace (quod he) this day for falt of swordis.
Than ather ran at vther with new raicis,
With gluifis of plait thay dang at vtheris facis.
Quha wan this feild, no creature could ken,
Till, at the last, Iohne cryit, fy, red the men.
Ye, red (quod Iames) for that is my desyre,
It is ane hour sen I began to tyre.
Sone be thay had endit that royall rink,
Into the feild mycht no man stand for stink.
Than euery man that stude on far cryit, fy,
Sayand, adew, for dirt partis cumpany.
Thare hors, harnes, and all geir was so gude,
Louyng to God, that day was sched no blude.
Дэвид Линдсей (ок. 1486–1555)
Поединок Джеймса Уотсона и Джона Барбора, служителей короля Иакова V
Наутро после Троицына дня
В Сент-Эндрюсе сходились два коня,
Верхом на них — два рыцаря в броне;
Таких турниров не было в стране
Еще ни разу. Сам король был там
С супругой, множество прекрасных дам;
Баронов, графов, рыцарей немало
Увидеть поединок пожелало.
Джеймс Уотсон и Джон Барбор — имена
Двум рыцарям, вступившим в стремена;
И каждый к королю приближен был,
В палатах камердинером служил.
Джеймс Уотсон был недюжинно умен
И в лекарской науке искушен;
И Джон изведал ремесло врача —
Лечил уродов от паралича.
Перед сраженьем рыцари дрожали,
Как бабы, копья и щиты держали,
А стремена болтались на ветру;
Обоим этот бой не по нутру.
Помчались ратоборцы напролом,
Не закрепив оружия крюком;
Уж думал Джеймс — сейчас возьму свое,
Да уронил к ногам коня копье.
Клянусь, пришлось бы Джеймсу нелегко,
Когда бы Джон не целил в молоко.
«Ты думал, камнем стало мое тело? —
Воскликнул Джон. — Копье пущу я в дело!»
Ответил Джеймс: «Помилуй, погоди!
Я только небо вижу впереди!»
«И мне, коли по правде рассуждать,
Одну лишь колокольню и видать! —
Джон заявил. — Хоть руки твои хлипки,
Держись!» И тут начало новой сшибке…
Ждал было Джеймса горестный финал,
Но Джон от гнева в обморок упал.
Джеймс мог заставить нас рыдать о нем —
Да жаль, копье раздроблено конем.
Джеймс говорит: «Услуга за услугу —
Мы три удара нанесем друг другу».
«Я мстить готов!» — Джон гордо заявил,
Коня пришпорил… и копье сломил.
Разить копьем никто теперь не мог,
Но Джеймс из ножен выхватил клинок
И быстро побежал врага рассечь.
Джон не успел достать свой ржавый меч,
И Джеймс, являя доблести пример,
Взмахнул мечом — и угодил в барьер;
Мнил победить он, да попал впросак:
Застрявший меч не вытащить никак.
А между тем Джон справился с клинком
И, сквернословя, к Джеймсу мчал бегом:
«Могу творить я в гневе чудеса!
Дрожи!..» Удар пришелся в небеса.
Теперь и Джеймс возьми да закричи:
«Будь проклят день, когда тупы мечи!»
И снова схватка — с силою двукратной
Друг друга бьют в лицо перчаткой латной…
Кто победитель, было не понять,
Вдруг крикнул Джон: «Пора бы нас разнять!»
А после Джеймс: «Да! Разнимайте нас!
Я бьюсь усталым вот уж целый час!».
Так завершился славный сей турнир,
И разбежался весь крещеный мир —
Шел от бойцов крепчайший аромат,
А с вонью рядом быть никто не рад.
Настолько им сраженья были внове,
Что — слава Богу! — обошлось без крови.
Henry VIII (1491–1547)
Green groweth the holly
Green groweth the holly,
So doth the ivy.
Though winter blasts blow never so high,
Green groweth the holly.
As the holly groweth green
And never changeth hue,
So I am, ever hath been,
Unto my lady true.
As the holly groweth green
With ivy all alone
When flowers cannot be seen
And greenwood leaves be gone,
Now unto my lady
Promise to her I make,
From all other only
To her I me betake.
Adieu, mine own lady,
Adieu, my special
Who hath my heart truly
Be sure, and ever shall.
Pastime with good company
Pastime with good company
I love and shall unto I die.
Grudge whoso will, but none deny,
So God be pleased, this live will I.
For my pastance
Hunt, sing, and dance.
My heart is set
All godely sport
To my comfort.
Who shall me let?
Youth will have needs daliance,
Of good or ill some pastance.
Company me thinketh then best
All thoftes and fantasies to digest.
For idleness
Is chief mistress
Of vices all.
Than who can say
But “pass the day”
Is best of all?
Company with honesty
Is virtue, and vice to flee.
Company is good or ill
But every man hath his free will.
The best ensue,
The worst eschew,
My mind shall be.
Virtue to use,
Vice to refuse,
I shall use me.
* * *
Though some saith that youth ruleth me,
I trust in age to tarry.
God and my right and my duty,
From them I shall never vary,
Though some say that youth ruleth me.
I pray you all that aged be,
How well did ye your youth carry?
I think some worse, of each degree:
Therein a wager lay dare I,
Though some saith that youth ruleth me.
Pastimes of youth sometime among,
None can say but necessary.
I hurt no man, I do no wrong,
I love true where I did marry,
Though some saith that youth ruleth me.
Then soon discuss that hence we must.
Pray we to God and Saint Mary
That all amend, and here an end,
Thus saith the king, the eighth Harry,
Though some saith that youth ruleth me.
Генрих VIII (1491–1547)
Зеленеет остролист
Остролист зеленеет
Круглый год.
Пусть ярится зима, круглый год напролет
Остролист зеленеет.
Зелен всегда остролист,
Что летом, что зимой.
Так и я, сердцем чист,
Верен тебе одной.
Остролист зелен всегда,
Цвета он не меняет