— Коммандер! Срочно! Новая атака!
Ваймс медленно, как старик, повернул голову.
— Докладывай.
— Только что! По всему городу! Гильдия Портных! Десятки, может, сотни отзывов! Все одновременно! Как… как будто из пушки!
Посети протянул Ваймсу листок, сорванный с ближайшего «крысометра». Ваймс взял его. Руки констебля дрожали.
«Объект: Мастерская „Игольное Ушко“. Двойная строчка на вечернем камзоле лорда Вздрюченса выполнена с отклонением в 0.1 миллиметра от внутреннего стандарта Гильдии. Недопустимая небрежность. 2 крысы».
«Объект: Ателье „Шёлковый Путь“. Оттенок нити, использованной для обмётки петлиц, не совпадает с каталогом „Весенние Цвета 1788 года“ на 3%. Указан как „небесно-голубой“, по факту является „лазурным“. Прямой обман потребителя. 1 крыса».
Ваймс читал, и с каждой строчкой его лицо всё больше напоминало каменную маску. Это был не почерк стариков из подвала. Это была не ручная работа. Это была хирургическая точность. Холодная, бездушная, убийственная. Пока он гонялся за дилетантами с ведром клейстера, настоящий враг нанёс новый удар. Безупречный. Идеально скоординированный.
Он медленно опустил листок и повернулся к Гритексу. В его голосе не было ничего, кроме пустоты.
— Это не вы.
Гритекс горько усмехнулся. Он снова посмотрел на свои ладони — карту своей жизни, исчерченную линиями и пропитанную чернилами.
— Конечно, не мы, коммандер. Посмотрите на это. Мы оставляем следы. Грязь, краску, отпечатки пальцев. Случайные кляксы. Потому что мы — люди. Мы ошибаемся. А ваш… «Летописец», как его прозвали в газетах… он призрак. У него нет рук. У него нет чернил. Он не оставляет следов. Он просто… есть.
Ваймс долго молчал. Тишина в кабинете стала плотной, её можно было резать ножом.
— Идите, — наконец сказал он. — Все. И заберите свой клейстер.
Гравёров отпустили под формальное предупреждение «не нарушать общественный порядок путём несанкционированной расклейки объявлений в неустановленных местах».
Ваймс остался один. Кабинет казался огромным и пустым. Запах дешёвых чернил, который час назад был запахом надежды, теперь пах его собственным оглушительным, унизительным провалом. Он не просто вернулся к началу. Он потерял драгоценное время, а враг за это время стал только сильнее, точнее, безжалостнее. А он сам — ещё дальше от разгадки.
Он посмотрел на свои руки. Чистые. Слишком чистые.
И впервые за долгое время ему захотелось их испачкать. По-настояшему. Во что-нибудь тёплое, красное и очень, очень материальное.
Глава 6
Тишина в кабинете Ваймса была неправильной. Весомой. Она давила на плечи, забивалась в уши и пахла остывшим провалом — кислой смесью дешёвых гравёрских чернил и старой, бесполезной бумаги. Коммандер сидел за столом, глядя в никуда. Перед ним лежала стопка отчётов по делу, которого, по сути, не было. Дело о старческом упрямстве и клейстере. Дело о саботаже, настолько же жалком, насколько и очевидном. Чувствовал себя идиотом. Таким, который потратил неделю, увлечённо гоняясь за улиткой, пока за его спиной тигр молча перегрызал горло всему стаду.
Скрипнула дверь. Легонько, почти неслышно. Это была Ангва. Она двигалась с той волчьей грацией, что всегда казалась в этом громыхающем, неуклюжем здании чем-то инородным, чем-то из другого, более древнего мира. Она не тратила слов. Приветствия или сочувствие — всё это было бы сейчас фальшивым. Тень скользнула по пыльным половицам, когда она пересекла комнату. На стопку бесполезных бумаг лёг свежий, ещё тёплый от питающих рун листок, сорванный прямо с «Шепчущей доски».
Затем она отошла к окну. Молча. Давая ему пространство, которое ощущалось сейчас как вакуум.
Взгляд Ваймса скользнул с неё на бумагу. Шрифт был до тошноты знаком. Безупречный, холодный, безэмоциональный. Почерк «Летописца». Но на этот раз мишенью был не пекарь, не мясник и не волшебник.
ЗАВЕДЕНИЕ: Городская Стража Анк-Морпорка.
ОТЗЫВ:Сообщил о краже кошелька у дома №17 по улице Пронырливых Псов. Констебль Посети прибыл в течение нормативного времени, был очень вежлив и потратил 45 минут на составление подробного протокола. За это время вор, вероятно, успел не только потратить деньги, но и основать собственную небольшую гильдию в Доках. Уровень клиентского сервиса — 5/5. Эффективность — 1/5. Итог: 2 крысы.
Под столом пальцы Ваймса сжались в кулак с такой силой, что хрустнули суставы. Крысиные зубы… Это была правда. Каждое проклятое слово — абсолютная, убийственная правда. Посети был именно таким. Дотошным, вежливым и феноменально, нечеловечески медлительным.
И тут с улицы донёсся звук. Звук, который заставил его вздрогнуть.
КЛАНК.
Громкий, механический, неотвратимый. Так звучал «Крысометр», когда одна из его светящихся тусклым магическим светом механических крыс с лязгом падала в свою тёмную нору. Рейтинг Стражи только что упал. В реальном времени. На глазах у всего города.
Ваймс поднялся, ноги — чужие, ватные. Подошёл к окну, рядом с Ангвой. Она не смотрела на него, её взгляд был прикован к улице. Там, перед участком, уже собиралась толпа. Небольшая. Не агрессивная. Хуже. Просто любопытная. Горожане пялились на «Шепчущую доску» как на бесплатный кукольный театр. На публичную порку. На его глазах руны на доске замерцали, рассыпались и сложились в новый текст.
ОТЗЫВ:Обратился к сержанту Колону с жалобой на шум. Сержант выслушал меня, но оставил на моей копии заявления жирное пятно от пирога. Документ пришлось переписывать. Негигиенично. 3 крысы.
КЛАНК.
Ещё одна крыса погасла. Толпа тихонько загудела. Кто-то хихикнул. Звук был тонкий, как укол иглой.
ОТЗЫВ:Капрал Моркоу оштрафовал меня за неправильную парковку осла. Он был безупречно вежлив, процитировал три параграфа из городского уложения и даже пожелал хорошего дня. Ощущение, будто тебя ограбил аристократ. Слишком вежливо для стражника. Подозрительно. 2 крысы.
КЛАНК.
ОТЗЫВ:Был свидетелем погони. Тролль из Стражи (Детрит, кажется?) бежал за карманником. Преступник ушёл, но тролль снёс лоток с капустой г-на Подрежь-себя-без-ножа Достабля. Отличный таран, плохой полицейский. 2 крысы.
КЛАНК.
Ваймс оцепеневши смотрел, как последняя, пятая крыса на циферблате «Крысометра» дёрнулась, замерла на мгновение и с финальным, унизительным грохотом рухнула во тьму. Осталась одна. Одна-единственная, тускло светящаяся крыса, похожая на больной зуб. Рейтинг Городской Стражи Анк-Морпорка. Его Стражи. Официально сравнялся с рейтингом самой захудалой забегаловки в Тенях и был, вероятно, ниже, чем у половины рецидивистов, которых они арестовывали.
Толпа не злорадствовала. Никто не выкрикивал оскорблений. Они просто смотрели, пожимали плечами и лениво расходились, обсуждая новое развлечение. И это было хуже ненависти. Это было безразличие. Их перестали бояться. Их перестали даже ненавидеть. Над ними теперь просто посмеивались.
Ваймс резко отвернулся от окна. Желваки на его челюстях ходили так, что, казалось, могли перемолоть гравий. Кровь стучала в висках — медленно, тяжело, в такт унизительному грохоту «Крысометра». Это была холодная, бессильная ярость человека, который привык бить, а ему не оставили ничего, что можно было бы ударить. Он хотел найти виновного. Хотел схватить его за горло, прижать к влажной кирпичной стене и выбить из него всю эту чернильную правду до последнего слова. Но он не мог арестовать общественное мнение. Не мог надеть наручники на шёпот толпы.
И самое отвратительное, самое мерзкое было в том, что он злился не только на «Летописца». Он злился на Колона за его проклятые пироги, на Посети за его черепашью медлительность, на Моркоу за его идиотскую, невыносимую порядочность. Он злился на них всех, потому что в самой грязной, самой честной части своей души, которую он называл «внутренним копом», он знал: всё написанное — правда. Его Порядок, который он годами строил из грязи, пота и неохотного героизма, оказался неидеален. И этот ублюдок с пером выставил каждую трещину, каждую червоточину на всеобщее обозрение.
Последствия не заставили себя ждать. Они просочились сквозь стены участка, как речная вода сквозь прохудившуюся дамбу. Мир за окнами изменился за какой-то час. Ваймс видел, как Хитрый Мо, легендарный вор-рецидивист, которого они безуспешно пытались упрятать за решётку последние лет пять, лениво прошёл мимо участка. Увидев капрала Ноббса, Мо отдал ему преувеличенно-вежливую честь и нагло подмигнул. Ноббс, надо отдать ему должное, инстинктивно потянулся к дубинке, но Мо уже растворился в толпе, оставив за собой шлейф презрительной, весёлой уверенности. Авторитет Стражи. Этот невидимый, но жизненно важный мускул Порядка. Он атрофировался. Сдулся. Испарился, как лужа в неожиданно жаркий день.
В этот момент в кабинет без стука вошёл Драмкнотт. Клерк Патриция двигался с эффективностью хорошо смазанного механизма, который не тратит ни калории лишней энергии. На его лице не было эмоций, только функция. Он молча положил на стол Ваймса маленький, идеально сложенный листок дорогой кремовой бумаги. На листке, знакомым паучьим почерком, была выведена одна-единственная буква:
«В».
Ваймсу не нужны были дальнейшие объяснения. Его вызывали.
Путь до Дворца превратился в прогулку позора. Каждый взгляд, брошенный на него прохожими, ощущался как тычок пальцем. Он чувствовал на себе эту отвратительную, липкую смесь жалости, любопытства и лёгкой насмешки. Он был главой посмешища. Командором армии клоунов с одной дохлой крысой на знамени.
На полпути по длинному, гулкому коридору Дворца, где каждый его шаг отдавался эхом, он заметил у высокого стрельчатого окна знакомую фигуру. Уильям де Ворд. Издатель «Правды» стоял, прислонившись лбом к холодному, запотевшему стеклу, и смотрел на город. Он не выглядел как визионер или реформатор. Он выглядел как человек, который сперва поджёг собственный дом, а теперь удивлялся, почему в нём так жарко. В руках он нервно теребил письмо с деревенской почтовой маркой. Их взгляды на секунду встретились поверх пустого, холодного пространства. Ваймс увидел в глазах издателя не высокомерие идеалиста, а то же самое, что чувствовал сам: тупую, оглушённую растерянность человека, который выпустил на волю зверя и теперь беспомощно смотрит, как тот пожирает его самого. Де Ворд отвёл глаза первым. Этого было достаточно.