¾ это жизнь... Входит мать, на подносе чай. Анна Григорьевна. Мама, Федор Михайлович сделал мне предложение. Мать. И... Анна Григорьевна. Я приняла его. Мать роняет поднос, чашки бьются. Начинается какая-то суматоха. Мать пытается благословить молодых. Но жених и невеста бросаются собирать осколки и все уползают от нее. Наконец, над лужей разлитого чая, на корточках они получают материнское благословение. Льются слезы, смешиваясь с разлитым чаем. Достоевский (с осколками в руке). Говорят, к счастью... Картина пятая Рулетенбург. Через несколько месяцев. Дешевый гостиничный номер. Анна Григорьевна. Одна. Анна Григорьевна. ...как все хорошо было... Утром перепишу все, что Федя за ночь сочинил, и идем гулять по городу, заканчивая нашу прогулку почти всегда в Дрезденском музее и непременно у Сикстинской мадонны... Почему она его так привлекает? По часу стоит, не шелохнется. А потом уходит, точно духовно омытый... И все повторяет: "Разбогатеем - непременно закажу большое фото в натуральную величину"... Так все было хорошо... И занесло же нас в этот проклятый Рулетенбург... Входит Федор Михайлович. Вид пришибленный. Тяжело садится. Смотрит в пол. Достоевский. Дьявольщина... Уже держал в руке три тысячи... и все уплыло... пока играю по системе - выигрываю. Но никак не могу удержаться, начинаю рисковать и все пропало... Есть у нас еще деньги? Анна Григорьевна. Осталось двадцать фридрихсдорфов. Достоевский. Главное ведь уверен. Если б были деньги - непременно отыгрался. Главное не уклоняться от системы. Анна Григорьевна. Будешь чай пить? Достоевский. Нет. Анна Григорьевна. Может поработаем? Достоевский. К черту! К черту1 Жилы из себя вытягиваешь и всю жизнь в кабале. К черту! Анна Григорьевна. Федя, ну, что с тобой? Опомнись. Ну, проиграл... Достоевский. Не смей меня жалеть!. Не смей!. Я знаю, что подлец, что совратил невинную девушку... О, Господи... Я знаю, что негодяй... Но все равно. Не смей меня жалеть... Еще бы двадцать фридрихсдорфов... Анна Григорьевна. Возьми их, Федя. Достоевский. Ты правду говоришь? Анна Григорьевна. Возьми. Как-нибудь перебьемся. К тому же должны же мы когда-нибудь получить этот перевод. Достоевский. Нет, нет, а как же ты? Анна Григорьевна. Я уверена, просто уверена, что тебе не может на этот раз не повезти. Достоевский (подскакивает к Анне Григорьевне, целует руку). Ты у меня золото, Анечка. Я негодяй, а ты золото. Достоевский подбегает к шкатулке, лихорадочно разбрасывает бумаги, находит деньги и убегает. Анна Григорьевна некоторое время сидит в задумчивости, тяжело вздыхает и придвигает к себе рукопись. Входит фрау Шульц. Фрау Шульц. Ваш муж все рулетка? Деньги не платить, а рулетка играть. Очень похож руски человек. Анна Григорьевна. Нам должны вот-вот прислать. Тогда мы за все заплатим. Фрау Шульц. Мой фатер помираль - говориль на прощань: "Хочешь бедный принимай руски, хочешь богатый - принимай руски. Хочешь покой - не принимай". Вы руски есть... это... это... безлаберность. Анна Григорьевна. Вы не волнуйтесь, фрау Шульц. Мы заплатим все, до копейки. Фрау Шульц. Копейки ценить, а вы не ценить. Руски душа есть дики, не цивиль, не бережлив. Только дейч дух сделать Россия цивиль. Анна Григорьевна (неожиданно взрываясь). Что вы понимаете в русской душе? В вас-то не душа, а... Вот мне сказывали совершенно верно, что на могиле какого-то великого немца изображена семнадцатиугольная фигура. Так это и есть вся ваша немецкая душа, всего семнадцать сторон, да и то может семь сторон это для гения оставлено, а вам всем десяти за глаза хватит и того будет. И потому вам и не понять, и не исчислить русской души. Фрау Шульц (мало что поняв). Ваш муж играть. Он безум. Вы должны остановлять. Анна Григорьевна. Не трогайте моего мужа! Мой муж гений, какого у вас может в три столетия не рождается, все ваши прямые закроет и не заметит... Фрау Шульц. Фи, деньги не платить, а дейч нация оскорблять. Больше обед не отпускать, пока не заплатить (уходит). Анна Григорьевна (ходит в раздражении, вдруг разряжается каким-то нервным смехом). Ну, не дуреха... Чего вдруг я эту фрау оскорбила, русской дурью гордиться вздумала? Вбегает Федор Михайлович. Он в совершенно невменяемом состоянии. Бегает по комнате. Достоевский. Дай, дай денег, срочно дай денег... Анна Григорьевна. Федя, нет, милый, ни рубля. Достоевский. Возьми, достань, укради, нужны деньги, проклятие, я знаю, сейчас пойдет зеро, я по системе вижу, много золота, много, кучи денег, богатство, вырваться, наконец, из проклятой кабалы, написать, наконец, роман, который не стыдно самому читать, роман без палки, это такая мечта, умоляю, двадцать фридрихсдорфов, достань, заложи... Анна Григорьевна. Успокойся, успокойся, я боюсь, все заложено... Достоевский. Проклятье, я сойду с ума, утоплюсь, деньги, где деньги... Анна Григорьевна. Федя, что ты говоришь? Но возьми, заложи мои серьги и обручальное кольцо. Достоевский. Давай. Федор Михайлович подскакивает к жене. Не может дождаться, пока жена снимет свои украшения, начинает помогать, чуть ни с мясом вырывая серьги. Убегает. Анна Григорьевна. Боже, какой кошмар. Без сил валится на диван. Долго лежит, Мы видим содрогания ее тела. Наконец, немного успокоившись, утирает слезы, делает несколько шагов по комнате, но вдруг издает стон и опускается на стул, прижимая руку к животу. Анна Григорьевна. Что это?.. Неужели?.. Неужели это самое?.. И Митрофан Сергеевич говорил о таких признаках... И Феди долго нет... Что с ним?... А что если он от отчаяния бросился в реку? Надо идти искать, с ним непременно несчастье. Начинает метаться по комнате, собираться. В это время походкой мертвеца входит Федор Михайлович. Как-то странно валится на диван, лежит, уткнувшись лицом. Анна Григорьевна бросается к нему. Анна Григорьевна. Федя, Федя, ну, что с тобой? Федя, очнись. Ну, проиграл. Ну и что. Ведь это такие пустяки. Ведь мы скоро получим деньги. Выкупим все. Уплатим за номер. Непременно даже завтра получим. Милый, ну, успокойся. Погляди на свою Аннушку. Достоевский (не поднимая головы). Я подлец, я негодяй, существо, вообще не достойное существовать. Анна Григорьевна. Ну, что ты, глупый. Ты художник. Тебе все надо пройти, может из этого ты и извлекаешь свои великие страницы. Ну, погляди на свою Аню. Достоевский. Ты не сердишься, скажи, ты не сердишься? Анна Григорьевна. Нет, конечно же нет. Ты мой любимый, мой глупышонок. Федор Михайлович бросается к Анне Григорьевне, обливая слезами ее руки и колени. Она гладит его по волосам. Достоевский. Ты сокровище, ты удивительная, а я подлец и негодяй. Хуже всего, что натура у меня подлая и слишком страстная, везде во всем до последнего предела дохожу, всю жизнь за черту переходил. Анна Григорьевна. Ты хороший. А это - эпизод, эпизод и только, не надо расстраиваться. Достоевский. Какое мне сокровище досталось. Боже, за что ты меня наградил, недостойного?.. Анна Григорьевна. Какое я сокровище? Я глупая женщина, но тебя люблю. (Начинает вдруг тараторить и передразнивать, чтоб отвлечь его.) Здесь приходила немка, наша хозяйка, и начала - ви руски есть люди безлабер, ви не держать своих мужей, так я ей отрезала, говорю - мой муж такой писатель, что если б был жив ваш Гете, так за честь почел бы поцеловать туфлю моего мужа, да может еще всю дорогу бы на коленочках полз. Достоевский. Ну уж. Так и говорила? Анна Григорьевна. А если и не говорила, так теперь скажу... Я так испугалась, что тебя долго нет, что решила, что ты в Шпрее бросился. Достоевский. Надо иметь слишком мало самолюбия, чтоб броситься и утонуть в Шпре - в этой маленькой и ничтожной речонке. Анна Григорьевна. Тебе Тихий океан подай и не меньше. Достоевский. А ты обедала? Анна Григорьевна. Я... да, да, конечно... Достоевский. Ты это верно говоришь? Что ты ела? Анна Григорьевна. Я... я съела... Достоевский. Ты обманываешь. Ты голодная сидишь. Анна Григорьевна. Знаешь, фрау Шульц отказалась отпускать нам, пока мы не заплатим долгов. Достоевский. Ах, я мерзавец, скотина, ну, как такое существо может существовать, жена сидит голодная ... Анна Григорьевна. Успокойся, Федя, я тебя хочу обрадовать. Кажется, нас скоро будет трое. Достоевский. Как? Ты не ошиблась? Анна Григорьевна. Пожалуй, нет. Достоевский. О, Боже, жена ждет маленького ребеночка, а я... маленького ребеночка... маленького ребеночка... зеро... маленького ребеночка поставить на зеро... маленький ребеночек на зеро... ААААААА Издает дикий крик "духа сотрясшего и повергшего" и падает. Анна Григорьевна в течении его бреда шепчет "Федя, не надо, Федя, успокойся". Подхватывает его на руки, гладит, пытаясь успокоить. Картина шестая В скитания по заграницам прошло четыре года. Снова номер, похожий на номер в предыдущей картине. Полумрак. За столом перед дневником сидит Анна Григорьевна, но она не работает. Входит Федор Михайлович. Достоевский (подходит, целует). Что это ты пишешь своими крючочками? Наверное, какие-нибудь гадости про мужа. Анна Григорьевна. Может и гадости. Достоевский. И свет не зажжешь. Анна Григорьевна. Не хочется. Достоевский. Что с тобой, Аня? Анна Григорьевна. Ничего со мной. Достоевский. Нет, нет, что-то произошло. Скажи, в чем дело? Анна Григорьевна (кидает ему письмо). На, возьми письмо от своей Аполлинарии Сусловой. Достоевский. Анна, ты ревнуешь? Анна Григорьевна (с горячностью). Я ненавижу эту женщину, Пришла к тебе в редакцию и предложила себя в любовницы, А потом бросила тебя в Париже, променяв на какого-то хлыщеватого потомка золотоискателей с Антильских островов. Я все знаю, все. И потом я-то, дура, записывала этот роман о Рулетенбурге - твои впечатления о путешествии с этой развратной женщиной. Достоевский. Ты не смеешь меня ревновать. Аполлинария - прекрасная женщина. Анна Григорьевна. Ха, ха, я не смею ревновать. А ты? Какие ужасные сцены ты устраивал, когда у меня поцеловал ручку старичок-немец из стенографического клуба. Достоевский. Анна, что с тобою? Ведь роман с Сусловой был еще до тебя. Клянусь, я больше с нею никогда не встречался. Эта переписка совсем не любовная, а в самом высшем смысле. Анна Григорьевна. Ненавижу, ненавижу... Достоевский. Аня, скажи же наконец, что случилось? Анна Григорьевна. Все, все случилось. Я помру в этой паршивой прямолинейной Европе, выехали на три месяца, а уже четыре года, а мы все не можем вернуться. Я не могу здесь, я не выдержу, я только и вижу, как закрою