Но там чертовски скрипучая старая лестница, её сто лет не ремонтировали и даже она, Анна, там никогда не ходит, потому что боится упасть! Как ему это удалось?
– Да, я попал сюда именно так. Пытался кратчайшим путём пройти из покоев нашего лорда до той комнаты, что отвели мне самому, и услышал вашу песню. Спойте ещё, прекрасная вышивальщица! Век бы слушал ваш голос! И вы так и не сказали, как к вам обращаться.
– Меня назвали именем той, что дала жизнь Пречистой Деве, – улыбнулась Анна.
Она тоже умеет говорить загадками, и нечего тут!
– Значит, вас зовут Анна, – просиял он глазами в ответ.
– Так и есть, – пожала она плечами, пряча улыбку.
– И вы просватаны за лорда Уолтера, – уточнил он.
– Это он вам сказал? – быстро переспросила она.
– И не только мне, уж поверьте. Он всем, кого встретил, об этом рассказал.
– Строго говоря, помолвки ещё не произошло. Ждём моего отца.
– И такая юная прелестная дева пойдёт за этот мешок с кишками? – нахмурил он брови.
– Что-то я пока не придумала варианта получше, – покачала головой Анна. – Я в глаза этого лорда не видела до сегодняшнего вечера, и ничего даже вообразить не могла о том, каков он из себя.
– Ну… Я провёл рядом с ним две недели, и не могу сказать, что хорошо думаю об этом человеке.
– Ладно, не будем об этом. Я ещё не дала согласия стать его женой. Скажите, это правда, что у лорда был проводник, который быстро и без потерь провёл лорда и его отряд через Змеиные болота?
– Да, был такой. Он вырос в здешних местах.
– Покажете мне его? Может быть, я его знаю?
– Если случай представится, – кивнул он.
Анна ещё раз оглядела его, нахмурилась… никогда в жизни ей не случалось болтать с мужчиной вот так запросто. Как будто они сто лет знакомы. Приличной девушке, по мнению бабушки, полагалось при одном только виде мужской фигуры в женской комнате завизжать, перебудить весь дом, бросить в него оба подсвечника разом и сжечь всё, что горит, к чёртовой матери. И ещё чтобы прибежали все мужчины, какие есть в доме, и растерзали наглеца на месте.
Чёрт побери! И она не бабушка, чтобы делать вид, будто ни разу таких слов ни от кого не слышала и сама не произносила. Да если её разлюбезный отец выдаст её за этот… как сказал Эдвард?.. мешок с кишками?.. то у неё и не останется в жизни ничего доброго и хорошего! Ладно, если он будет домой изредка наезжать, а вдруг дома засядет, и нужно будет терпеть его общество каждый день и каждую ночь? И вообще, есть ли у него дом и что он из себя представляет? Поэтому… Между ними всё равно очень тяжёлый стол и два подсвечника.
– Вы можете присесть, – благовоспитанно кивнула Анна на стул. – Вещи можно сложить вон на тот большой сундук. Кота – туда же. Мне нечего вам предложить – здесь нет ни пищи, ни питья, и, более того, – я должна завершить работу до полуночи. Не подскажете ли, много ещё у меня времени осталось?
– Около часа, леди, и благодарю вас за гостеприимство, – он сложил обрезки ткани на сундук и сел.
Кот Мурр не пожелал, чтобы его куда-то перекладывал незнакомец, фыркнул, ругнулся коротко и исчез за дверью.
– Тогда я продолжу, а вы можете рассказать мне что-нибудь интересное. Где вам довелось побывать? Уж наверное, не только в столице?
– Вы правы, – коротко поклонился он.
И принялся рассказывать.
Оказывается, он был младшим сыном в семье, никакой собственности у него не было, и денег отец ему тоже выделить не мог. Тогда он отправился наёмничать – в неполные пятнадцать. Побродил по Англиции, повоевал во Франкии, проехал Латинский полуостров с севера на юг, от Фаро до Монте-Реале, сталкивался с корсарами в Срединном море и едва не уехал в Другой Свет – Анна даже не особо поняла, где он, этот Другой Свет. Она-то дальше столицы никуда не ездила. Слушать его было одно удовольствие – рассказывал он отменно. Даже и неважно было, в самом деле всё это с ним случилось или он придумывал прямо сейчас для неё – уже сами истории будили в ней смутное и неизвестное, хотелось ощутить ветер дальних странствий и увидеть другие земли и другие берега. Хотя бы так, с чужих слов. Потому что кто ещё, кроме него сейчас, мог утверждать, что мир за пределами их замка существует?
Когда часы на главной башне пробили полночь, он поднялся.
– Вы успели завершить ваш труд, леди Анна?
– Да, и спасибо вам за интересный рассказ. Я как будто сама во всех этих местах побывала, – улыбнулась она.
– Скажите, мы увидим на вас это чудесное платье?
– Это возможно. А сейчас – ступайте, доброй ночи. Когда я буду заходить в свою спальню, никаких посторонних звуков вокруг быть не должно!
– Повинуюсь, леди. Надеюсь на новую встречу, – сверкнул он улыбкой и исчез так же бесшумно, как и появился.
* * *
А не пригрезилось ли ей всё это?
И почему глупец-отец не сосватал ей кого-нибудь, похожего на этого пригожего молодца? Может быть, Эдвард останется при лорде, и тогда…
Анна запретила себе думать о том, что «тогда». Ведь можно напридумывать себе столько разного, что потом будет очень больно, когда жизнь возьмёт своё!
Она аккуратно сложила иглы и нитки, свернула юбку, задула свечи и отправилась спать. И никого не встретила по дороге.
4. О том, как живётся в песнях и сказках
На следующий день часовые доложили бабушке и Кэтрин о появлении отцовского отряда вскоре после утренней трапезы. Видимо, всадники выбрались на опушку леса и теперь приближались к воротам. Челядь высыпала встречать лорда Генри во двор, а супруга, дочь и тёща по первой жене дожидались в замковой зале. Анна поглядывала в окно – уже приехали или ещё нет?
Лорд въехал во двор, дождался, пока подъедут его люди, и они помогли ему спешиться. Что такое с отцом? Как будто не может наступить на ногу! Очень бледен и очень огорчён.
Он так и вошёл в залу – опираясь на плечи двух дюжих парней, Сэма и Гарри. Кэтрин подошла к супругу поприветствовать, он только кивнул, поцеловал ей руку, осведомился о её сроках.
– Ожидаем со дня на день, милорд, – сурово сказала бабушка.
– Миледи Анна, и вы, дочь моя, идёмте, мне нужно переговорить с вами обеими.
– А со мной? – тут же спросила Кэтрин.
– А с вами позже, миледи, – лорд оценивающе оглядел её живот и велел вести себя в комнаты бабушки, а там – усадить в кресло и принести согретого вина.
– Генри, ты и вправду намерен выдать Анну замуж за это ничтожество? – сурово спросила бабушка, едва дверь за парнями закрылась.
– Погодите, миледи, – отмахнулся он. – Глоток вина, и я расскажу вам всё, и даже больше, чем вы, возможно, хотели бы знать! Нет, оставьте Анну, пусть она тоже слушает, ей нужно это слышать.
– Что ещё за напасти на наши головы? – нахмурилась бабушка.
– Вот именно что напасти, – отец глотнул вина, поставил кубок и продолжил. – Я расскажу, а вы уж сами судите, что и как. Вчера мы собирались заночевать в таверне Дэна Красного Носа, что с той стороны Волчьего Леса, а уж утром ехать дальше. Уже и таверна была видна, и опушка леса за ней показалась, и тут Черныш, чёртова тварь, словно обезумел и понёс меня один дьявол знает куда. То есть в лес. Да не по дороге, а в ту сторону, где лично я отродясь не бывал, через бурелом и овраги. Не знаю, сколько времени мы так скакали, уже стемнело. Ясное дело, что в какой-то момент этот чёрный гад споткнулся обо что-то, сбросил меня и умчался куда глаза глядят. А я остался лежать в овраге.
Попытался встать – не удалось, не могу стоять на ноге совсем. И темнота кромешная вокруг, деревья небо загораживают, луны не видно. Куда идти – непонятно. Огонь развести – и то нечем, всё в седельных сумках осталось. Нож на поясе да в сапоге ещё один – и только. И в довершение всего дождь пошёл.
А потом невдалеке завыли волки.
Я ведь никогда не задумывался, почему этот лес – Волчий. Волки – они везде есть, порода их такая, волчья, и судьба им – в лесу жить. Но эти волки выли как-то, ну, неправильно, что ли – такой зверской тоски я у них ни разу не слышал, а сами понимаете, охотиться доводилось, и не единожды.
Уже и помолился даже – всем, кого вспомнить удалось. И Господу, и Пречистой, и святому Николаю, и Рафаилу-архангелу, но вой слышался всё ближе и ближе. А потом послышались шаги, вроде человечьи.
Нет, я подумал, конечно, что никакой человек в ночь Самайна не полезет в глубину Волчьего леса. Но убежать-то было не на чем, нога мне по-прежнему не повиновалась. И было ясно – если тот, кто идёт сейчас сюда, знает здешние места, то и прятаться от него тоже бесполезно. Я попытался хотя бы сесть и повернулся лицом в ту сторону, откуда слышались шаги.
Ветви раздвинулись, и человек спустился в мой овраг. Если это был человек, конечно! Он не освещал дорогу ни фонарём, ни факелом, и всё же точно вышел прямо к тому месту, где я прислонился к дереву.
– Привет тебе, ночной путник, – заговорил он обычным человеческим голосом.
– И тебе привет, только я хотел бы видеть того, с кем говорю, – ответил я.
– Что ж, изволь, – факел у него был-таки, и он как-то очень быстро его зажёг. – Смотри.
А дождь к тому времени поутих немного. Я глянул – знаете, ничего особенного. Вроде по облику человек. Волосы светлые, мокрые. Глаза мрачные, и смотрит очень пристально. Сам весь в тонкой коже, вышитой серебром – и дублет, и штаны, и сапоги даже, в свете факела так и сверкает. Подтащил лежащее поодаль бревно и сел на него – напротив меня. Спросил – кто я, откуда, и как оказался в лесу в такую ночь, когда разумные люди сидят дома у камина и молятся, ну, или сказки слушают – кому как больше по нраву. Я рассказал ему про чёртова коня, и не знаю, поверил он или нет, но спросил – желаю ли я испытать судьбу и оставаться здесь до утра или же предпочту вернуться к своим людям. Я сказал было, что уж как-нибудь до утра досижу, а утром меня непременно найдут, но тут примолкшие было волки как взвоют снова, и мне показалось, что они ближе, значительно ближе к нашему оврагу. Тут гость – или хозяин тех мест, я, возьми меня преисподняя, не понимаю и сейчас – рассмеялся и ответил, что найдут, конечно, найдут, всё найдут, что от меня останется. Например, серебряную пряжку уж точно никто есть не станет. И пуговицы, скорее всего, выплюнут. Я сидел ни жив ни мёртв, мне показалось, что нас окружили четвероно