[2]).
Эти снимки – еще несколько часов назад! – были самой дорогой для Лолли вещью, и она таскала их повсюду в кошельке «Луи Виттон».
Стивен часто замечал, что Лолли пристально смотрит на фото, но тогда они выглядели иначе. Теперь же его глаза были выколоты на всех четырех снимках, а на лбу нарисованы крошечные члены.
– Лолли, детка, я ничего такого не хотел. Я люблю тебя, клянусь. – Он знал, что это правда.
Когда Стивену исполнилось четырнадцать, отец застукал его с Дженной Х., которая отсасывала парню, пока родители ужинали. Отец выставил униженную девочку из комнаты, посадил Стивена напротив себя и сказал сыну две вещи. Первое: нужно лучше прятаться, если не хочешь, чтобы тебя поймали. И второе, гораздо более важное: Стивену надо понять разницу между любовью к сексу и любовью к девушке, с которой у него намечается секс.
Не зная, что еще сказать, но одновременно зная, что Лолли обожает Анну, как и все девушки, знакомые с его младшей сестрой, Стивен объявил, что Анна едет сюда, надеясь, что Лолли поймет это как знак того, что он не собирается сдаваться так просто. Но ответом ему вновь была тишина. Тем временем от швейцара пришло сообщение, предупреждающее, что наверх поднимается Дастин Л. Стивен вздохнул, злясь на себя за то, что забыл отменить совместные уроки, которые они выполняли трижды в неделю. Он встал в холле лицом к двери.
Он раздумывал, не поговорить ли с гостем о текущей проблеме, ведь Дастин был одним из самых умных парней, которых он знал, но решил, что тот ни за что не примет его сторону. Фактически, Дастин был одним из самых старых друзей Стивена, поскольку их матери попали в одну группу в студии «Мамочки и малыши»: то есть еще детьми они играли вдвоем по вторникам и четвергам, являясь «лучшими друзьями» лет до пяти. Но затем родители Дастина развелись, и он пошел в общеобразовательную школу, зато Стивен учился в частной, а это значило, что они не пересекались годами и столкнулись лишь случайно, когда Дастин стал репетитором.
В настоящее время Дастин был отличником, выпускавшимся в июне из Стайвесанта, тогда как Стивен оказался вернувшимся в альма-матер выпускником Академической школы. Он учился в начальных классах, но его выгнали за подглядывание на уроках физкультуры. Затем в седьмом классе Стивена исключили из Ксавьера за травку, а в девятом – из Ривердейла за драку, после чего он на очень жестких условиях вернулся в Академическую школу.
За свое восстановление Стивен должен был благодарить мать. Ей пришлось оказать учебному заведению некоторые услуги. И поскольку одним из условий его дальнейшего обучения в Академической школе были высокие баллы, мать наняла целый ряд дорогих репетиторов, которые сбегали через пару недель, ссылаясь на неуважение Стивена к учителям, его привычку сквернословить и самое худшее – легкомысленное отношение к учебе. В конце концов родительнице взбрела в голову блестящая идея позвонить матери Дастина, чтоб узнать, согласится ли Дастин, чьи блестящие успехи широко рекламировались на «Фейсбуке», поработать со Стивеном в качестве репетитора. Матушка понимала, что, хотя ее отпрыска мало заботило уважение взрослых, он жаждал одобрения со стороны сверстников.
Дастин был категорически против того, чтобы учить Стивена, когда его мать заикнулась об этом в октябре прошлого года. Он подчеркнул, что они со Стивеном были «друзьями» лишь потому, что их матери случайно встретились и, судя по всему, детство они провели в разных условиях.
– У нас нет ничего общего! – стонал Дастин. – О чем мы будем говорить?
– О том, за что тебе заплатят, – спокойно ответила мать, – о домашней работе.
Дастин глубоко вздохнул и закатил глаза. Стивен был симпатичным богатым тусовщиком из высшего общества Манхэттена, а Дастин не являлся ни тем, ни другим. Дастин был усыновлен и ничего не знал о биологических родителях. Ну, он знал, что его мать-подросток оставила записку, в которой сообщала, что младенца нужно отдать Тамар Л., «милой даме, социальному работнику, умной и доброй, тогда как она сама – просто ребенок из хреновой семьи, живущий с испорченной мамашей». Она хотела лучшей жизни для сына, вот почему она знала, что должна бросить малыша.
Таким образом, однажды пятничным вечером по дороге в синагогу на первый за долгое время Шаббат[3], Тамар получила звонок от социального работника при госпитале, и ей дали один час на то, чтоб решить, хочет ли она стать матерью двухдневному младенцу. Приняв это как проверку своему утраченному благочестию, она склонилась вперед и назвала таксисту адрес больницы святого Луки на Сто двенадцатой улице.
Когда она рассказала мужу о своих намерениях и объяснила ему прозрение, постигшее ее в такси, будущий приемный отец Дастина – хоть у них уже и был трехлетний ребенок – не сомневался ни секунды, прежде чем сказать:
– Я – за!
И Тамар охватило чувство уверенности, что она вышла за правильного мужчину. Восемнадцать лет спустя мать Дастина все еще рассказывала эту историю, но с оговоркой, что хоть она и была права в вопросе усыновления, она слишком рано поверила в своего теперь уже бывшего мужа.
Дастин вырос спокойным, серьезным парнем, чьи приемные родители постоянно шутили с друзьями, что их собственные гены никогда бы не породили такого умного ребенка, и Дастин обычно отвечал, что совершенно уверен: его биологические родители никогда бы не воспитали его таким хорошим еврейским мальчиком. Лишь недавно, на волне популярности рэпера Дрейка, его черный цвет кожи в сочетании с воспитанием стал считаться среди сверстников крутым, а не странным. Чего окружающие не знали, так это того, что Дастин склонен к паническим атакам и с десяти лет лечится от них, поэтому одна мысль о том, чтобы учить «чокнутого богатея», скрутила нутро подростка в узел.
– Ни за что. Я не могу, мама, – сказал Дастин. – Стивен – воплощение золотого миллиарда, если я стану помогать ему, то перейду на темную сторону. Я не Кайло Рен из «Звездных войн».
Мать Дастина, будучи очень практичной женщиной, спокойно объяснила сыну, что он делает из мухи слона.
– Ты слишком эмоционален, Дасти, – сказала она. – Это не «Звездные войны», а реальная жизнь: несправедливо отмахиваться от Стивена потому лишь, что он родился богатым. Никто не требует, чтобы вы с ним были лучшими друзьями. Это работа, где ты предоставляешь необходимые услуги – и тебе хорошо платят. В следующие восемь месяцев ты заработаешь больше, чем я получаю за год.
Обычная ставка репетитора на Манхэттене составляла двести долларов в час, а мать Стивена, конечно, платила более щедро, а это значило, что Дастин получит чистыми свыше двух тысяч долларов в неделю плюс десятитысячный бонус, если Стивен окончит год со средним оценочным баллом выше трех целых двух десятых.
– Разве ты не видишь, как все безумно, – ответил Дастин. – Ты дипломированный специалист, который дни напролет помогает неимущим, людям, которым действительно нужна помощь. Ты же всегда говорила, что социальные работники и учителя общеобразовательных школ – самые благородные профессии, ужасно недооцененные в современном мире. Как ты можешь так спокойно предлагать мне это?
– Не будь занудой! В следующем году ты поступаешь в институт, а репетиторство избавит тебя от паршивой подработки, обеспечив деньгами на дальнейшее житье. Вот как я смотрю на это, и ты должен смотреть так же.
Дастин нашел точку зрения матери упрощенной и недальновидной, но, когда он попытался сказать ей об этом, она отказалась обсуждать вопрос и настояла, чтобы сын посоветовался с кем-нибудь еще, прежде чем отклонять.
Дастин решил поскорее покончить с этим делом, отправившись сначала к высшему авторитету, раввину их синагоги. К его большому удивлению, раввин Кеннисон согласилась с его матерью, приведя в пример тот факт, что она работала в «Макдоналдсе», учась в средней школе.
– Я спрашивала каждого клиента, хочет ли он что-нибудь добавить к заказу. Но означает ли это, что я несу ответственность за проблему ожирения в Америке? – спросила она. Прежде чем Дастин успел ответить, она добавила, что он будет исполнять мицву[4], используя интеллект, данный Богом, чтобы помогать другому. – Что, если Стивен вырастет и станет сенатором, потому что ты помог ему в учебе?
Дастин посмеялся бы над самой мыслью о том, что ребенок, который в четыре года съел на спор майского жука, станет сенатором, но тот факт, что нынешний президент некогда был звездой реалити-шоу и изменял беременной жене с порно-звездой, остановил его. Дастин поблагодарил раввина за совет и немедленно позвонил доктору Н., попросив срочно назначить ему сеанс психотерапии. Но и после пятидесяти минут терапии он не приблизился к решению. В конце концов он предположил, что все подростки, богатые или бедные, имеют одинаковую склонность к добру и злу, и лучший способ сражаться со злом – образование… ну, это когда у тебя нет светового меча. Доктор Н. в конце сеанса мельком обронил, что если Дастин откажется от работы, то он, возможно, сможет рекомендовать своего племянника, бедного студента юридического факультета Университета Фордема. Дастин счел это этически сомнительным.
После недели напряженного заламывания рук Дастин согласился стать репетитором Стивену, предупредив мать, что если он почувствует хотя бы малейшее сомнение, то просто бросит все.
После первого месяца работы, обучая Стивена девять часов в неделю, Дастин обнаружил, что это вовсе не аристотелевская (и не библейская, не шекспировская, не философская и даже не джордж-лукасовская) битва добра со злом, как он опасался поначалу, зато это было весело. Друг детства не был таким высокомерным и несносным, как представлялось Дастину. Повзрослевший Стивен был таким же, как и в детстве: харизматичным мальчиком с хорошим чувством юмора, любящим дорогие игрушки и с удовольствием делившимся ими с приятелями. И он, вероятно, точно так же съел бы жука, если б ему бросили вызов.