Милиционер, глядя на эту расфуфыренную, избалованную дамочку, ни слову не верил. И в общем, с удовольствием бы плюнул на все и расследовать дело не стал бы, если бы не «бы». Едва не погибла женщина. Мальчонка чудом уцелел: не гуляй он на улице, неизвестно, как бы все обернулось. А потому придется эту фифу дожимать.
– И все же, гражданочка, подумайте… – Договорить он не успел: на кухню вбежал, обливаясь потом, красный от волнения, нервный, упитанный товарищ в сером плаще с толстым портфелем.
– Я только что узнал… Мне только что сообщили… Что с Верой? – с трудом переводя дыхание, бормотал вновь прибывший, привалившись к косяку кухни.
– Она жива, ее в больницу увезли, – вскакивая с табуретки, проговорила Ирина. – Зюся, ты весь мокрый, тебя продует, снимай пальто. Ты что, по лестнице бежал? Тебе же с сердцем плохо будет! – суетилась она, обтирая мужу потный лоб платочком. Обычно Ирина так себя не вела, но под пристальным взглядом милиционера рада была изобразить заботливую жену. – Это мой муж Зиновий Яковлевич, – обращаясь к милиционеру, представила она.
– Говорят… нас… ограбили? Мои бумаги… стол? – Пыхтя и отодвигая в сторону жену, Зиновий Яковлевич протянул руку к милиционеру.
– По свидетельству вашей супруги, в доме ничего не пропало, но вот насчет бумаг советую проверить немедленно. – Милиционер нахмурился. Дело начинало скверно пахнуть.
С трудом оторвавшись от косяка, Зиновий Яковлевич поспешил в кабинет.
– Боже мой! Боже мой! Что же это за безобразие? – Он скинул плащ и шляпу на пол и, упав на колени, принялся рыться в бумагах. – Чернилами все залито! – причитал он. – Ох, это все мусор, это тоже не надо, речь моя где? В папочке лежала, в серенькой, на тесемочки была завязана! Неделю работал, в понедельник заседание, мне выступать! Цифры, графики!
– Скажите, товарищ, вы что же, дома секретные документы хранили? – наблюдая за ползающим по полу хозяином квартиры, поинтересовался милиционер.
– Да что вы! Что вы! Как можно! – выпрямляясь, с возмущением спросил Зиновий Яковлевич. – Никогда! Ни при каких обстоятельствах! Эта речь приурочена ко дню рождения Ленина – об успехах нашей страны, и вообще. Мне поручили доклад, это очень почетно и ответственно! Я сутками над ним трудился, даже домой брал, чтобы поработать. И вот что вышло! – Он жалобно всхлипнул и снова принялся шарить по полу.
– А вы что же ему не поможете? – обратился к стоящей в дверях Ирине милиционер.
Ирина недоуменно взглянула на него, потом на пол. Ползать по полу среди бумаг и разлитых чернил она совершенно не собиралась и вообще была поглощена мыслями о том, как им теперь жить в этой разрухе? Кто все это уберет и что делать, пока не выздоровеет Вера? Хоть из дома уезжай! Но, как назло, в театре никаких гастролей не предвидится. Что делать?
– Гражданочка?
– Ах да. Я боюсь, что только помешаю, – спохватилась Ирина.
– Нашел! Цела. Слава тебе господи! – Поднимаясь с пола, Зиновий Яковлевич счастливо потрясал папкой. – Чистенькая. А вот письменный прибор, кажется, разбился, и чернила все вылились… О, перо мое любимое… – разглядывая зажатое в руке перо, бормотал Зиновий Яковлевич. – Ириша, надо бы здесь все прибрать. Бювар мой запачкался – хорошо бы отмыть, а я сейчас быстренько переоденусь и снова на службу.
Ирина сверлила мужа раздраженным взглядом, но ответить ему не могла. А потому, когда из спальни донесся его крик, полный ужаса, даже порадовалась в душе.
– Ириша, мои костюмы!
«Так тебе и надо, индюку», – подумала она злорадно, но тут же вспомнила про свои платья, и настроение ее снова испортилось. А может, рассказать милиционеру про Нинку? Вон она что устроила, стерва неблагодарная! Пусть ее посадят. Про подвеску можно что-нибудь наврать, зато потом жить спокойно.
– Извините, как ваше имя-отчество? – беря милиционера за локоток, мягко спросила Ирина.
– Петр Семенович.
– Петр Семенович, я не сразу сообразила. Но вот сейчас вспомнила, – ведя его обратно на кухню, подальше от причитаний мужа, проговорила Ирина. – Несколько дней назад возле дома я совершенно случайно встретила свою давнюю знакомую. Мы не виделись лет десять, даже больше. Когда-то мы танцевали в одной труппе. Так вот, она очень изменилась за эти годы, опустилась, стала пить, жизнь у нее не сложилась. Я пожалела ее, накормила, дала немного денег. А спустя два дня она снова пришла, теперь она уже требовала денег.
– И что же? На нее думаете?
Тема была щекотливая, Ирине очень не хотелось рассказывать про рубиновую подвеску, но и обойтись без нее в этой истории никак не получалось.
– В общем, да, – осторожно, взвешивая каждое слово, приступила к делу Ирина. – Она, знаете ли, еще два раза приходила и теперь уже не просила о помощи, а требовала ее. Я испугалась, что она теперь будет тянуть из меня деньги вечно. Мужа я беспокоить не хотела, в милицию заявлять тоже. Все-таки подруга, хоть и бывшая. И тогда я собрала все деньги, какие у нас были, и при последней встрече отдала их Нине, твердо сказав, что это в последний раз и что, если она еще раз придет, я сообщу в милицию.
– Логично. Но вот что странно. Она же не преступница и не сумасшедшая. Если уж залезла к вам, то наверняка прихватила бы ценные вещи, – нахмурился Петр Семенович. – А тут…. – Он многозначительно осмотрел разгромленную кухню.
– Да, вы правы, но понимаете, пропали только деньги, и то немного, тут вот какое дело, – нервно теребя кончик шелкового шарфа, проговорила Ирина. – Нина была уверена, что у меня имеется одна очень ценная вещь. Подвеска с рубином. Мне ее когда-то подарила сама Анна Павлова. Вы знаете, кто это? – спохватилась Ирина, взглянув на равнодушное лицо милиционера.
– И кто это?
– Это величайшая русская балерина! Неужели вы о ней не слышали?
– Нет. Но вы, гражданочка, продолжайте.
– Мы вместе с Ниной танцевали в труппе Павловой, давно, еще в двадцатых годах. Павлова умерла в тридцать первом, – сочла полезным пояснить Ирина. – И вот Нина считала, что эта подвеска по праву должна была достаться ей, и очень ревновала. Так вот мне кажется, что Нина могла искать именно ее. Во-первых, подвеска очень ценная, а во-вторых, чтобы отомстить мне.
– За что?
– Ну как же? За успех, за счастливо сложившуюся жизнь, – с искренним недоумением проговорила Ирина.
– Гм. И где сейчас эта подвеска, она на месте?
– Дело в том, что у меня ее давно уже нет. Мне пришлось продать ее. И даже не целиком, а разобрав на камни. Частями. – Это был хитрый ход, Ирина его специально продумала: продать отдельные камешки можно кому угодно, а вот дорогое ювелирное изделие… Вдруг бы милиции пришло в голову выяснять, кому, когда и за сколько она продала этот медальон? А так с нее взятки гладки. – В моей жизни был очень непростой момент, нужны были деньги.
– Гм. Фамилия, имя вашей подруги, где живет, – коротко, по-деловому спросил Петр Семенович.
– Нина Александровна Обухова. Только это ее девичья фамилия, – сообразила Ирина. – Но она дважды была замужем, и какая у нее фамилия теперь, я не знаю. Может, Обухова. А может, и другая.
– Ладно, разберемся. Где живет?
– Не знаю. Я адреса не спрашивала, она только жаловалась, что живет в подвале. Ой, вспомнила! Она говорила, что работает на вокзале уборщицей.
– На каком?
– А… я не знаю. Она не говорила, на каком, а я была так потрясена всем, что тоже не спросила.
Петр Семенович лишь тяжело вздохнул, глядя на безмозглую фифу, стоявшую перед ним. Вот зачем им в светлом коммунистическом будущем такие вот профурсетки, какой от них толк? Тоже мне балерина.
Но какой бы ни была хозяйка квартиры, а дело расследовать придется, все-таки человек пострадал.
Милиция ушла. Зиновий Яковлевич, причитая и охая, отправился на службу, а Ирина осталась одна в разгромленной квартире.
Спасибо, соседки выручили. Идочка Вахновская домработницу прислала, и Галина Петровна тоже, а еще Зинаида Еремеевна снизу пришла, тоже помогла. В общем, порядок навели, вещи в чистку сдали, кто одеяло одолжил, кто подушку, но к вечеру быт кое-как наладился, и Ирина повеселела. А еще Грановские из соседнего блока в отпуск собрались, и их домработница согласилась Ирине по хозяйству помочь, пока супруги из отпуска не вернутся.
Ирина даже начала подумывать, что все случившееся к лучшему. Милиция ее больше не беспокоила. Нина не появлялась, Вера шла на поправку. Жизнь была прекрасна и удивительна до тех пор, пока…
Это случилось примерно через неделю после нападения на Веру. Ирина возвращалась домой поздно и без провожатых. Такое случалось крайне редко, обычно ее провожали поклонники или компания, с которой они устраивали посиделки после спектакля. Иногда даже муж. Зюся хоть и нечасто, но бывал на ее спектаклях: это льстило его самолюбию – видеть жену на величайшей сцене страны, особенно в большие праздники, когда в зале появлялось руководство Советского Союза. У него даже сердце трепетало в такие моменты.
Но в этот вечер Ирина возвращалась домой одна. Капитана Осинина отправили на какие-то секретные учения, Вадик Липницкий ногу сломал, Тамара Кравченко со своим кавалером на дачу укатила – в общем, образовался вакуум. А Зюсе продуло спину, и он второй день подряд лежал дома на диване, стонал и действовал ей на нервы.
И вот Ирина после спектакля шла к дому от остановки, когда сзади на нее кто-то напрыгнул, приставил нож к горлу и, дыша на нее запахом табака и старого перегара, грубо потребовал:
– Где подвеска, дрянь? Куда дела, тварь?
Ирина от страха онемела и готова была упасть в обморок.
– Что молчишь, гадина? Подвеска где? Зарежу мерзавку! – шипел в самое ухо бандит, прижимая крепче к горлу холодную полоску стали.
Неизвестно, чем бы все это закончилось, но в это время во двор вошла компания молодежи, и напавший на Ирину бандит, сильно оттолкнув ее от себя, с треском ломанулся в темные кусты в углу двора. Ирина упала на тротуар. Ребята подбежали к ней, помогли подняться. Кто-то погнался за нападавшим, но он шмыгнул в какую-то щель в заборе и был таков. Потом с проспекта прибежал постовой. Ирину проводили до дома, а на следующий день ее навестил Петр Семен