как вы общаетесь. Ты рассказывал, что это похоже на общий сон. Вашим условием было не интересоваться тем, что происходит с вами внутри, поэтому для нас это своего рода табу. Мы лишь помогаем.
Я облизал пересохшие губы. Только сейчас я понял, что грудь у меня плотно забинтована. Из-под бинтов выходили две трубки. Они тянулись к массивному аппарату, расположенному рядом с кроватью.
– Аномалия, наше путешествие… Это всё сон?
– Вероятно, – пожал плечами доктор. – В любом случае, вы не хотели рассказывать про сны. Просто напоминаю, чтобы мы оба потом не жалели об этом разговоре. В нашем деле главное – доверие. Так, время обеда. Ешь, приходи в себя. Вот тебе планшет, новости посмотришь, документы почитаешь, восстановишь в голове картину мира. Разблокировка по глазам, для блокировки просто закрываем обложку. Вот здесь – кнопка вызова медсестёр. Не стесняйся, чувствуй себя главным!
Доктор улыбнулся, ещё раз проверил приборы и вышел из комнаты.
Чувствовать себя главным не получалось. Уверенность у человека появляется от знаний, от информации. А этого-то как раз катастрофически не хватало.
Расположившись поудобнее на кровати и уперев планшет в столик, который поставила передо мной медсестра, я принялся листать оставленные доктором документы. Противостояние двух фракций достигло своего предела. Мир, разделённый стеной непонимания и ненависти, готов был вот-вот сорваться в безумие большой войны. Два квантовых вычислителя стояли во главе двух армий, перемещая смертоносные системы по суше, под водой, в космосе. И всё же война не начиналась: у каждой из сторон существовало абсолютное оружие, применения которого не хотел никто.
Странное дело: я читал, но совершенно ничего не мог вспомнить. С одной стороны – образы из детства, проведённого на Камчатке: дедушка рассказывает мне про охоту. У него суровое лицо, всё в морщинах, шрам на щеке и очень добрая улыбка. Руки большие, тёплые. Я мечтаю, чтобы он взял меня с собой; просить не прошу, не принято. Морошка – бывает, её так много, что горстями ешь. Вулкан на фоне осеннего неба, треск костра. Просторы тундры, её запахи, её ветер. Олени…
С другой стороны – Аномалия. Щекочущее чувство чего-то неземного, фантастического. Кристаллы, столбы, могучие горы, животные и растения, про которых знаешь уже всё, что известно людям. Она очень реальна. Она слишком реальна. Сложно думать о ней, как о сне. А между Камчаткой и Аномалией – ничего. Пустота.
Родителей я тоже вспомнить не мог. Из друзей – только Влад. Кстати, я так и не спросил, где он. Поскорее бы встретиться. Одному в ставшем вдруг чужим мире страшно и одиноко. Одиноко и страшно.
Доев гречку с печенью и выпив компот, я сидел с яблоком в руке, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь. Размером яблоко было похоже на чёрный шар из Аномалии. Кислое. Эх, не люблю кислое. Вернёмся к планшету. Одна из вкладок открывала передо мной длинный текст с надписью «секретно» на первой странице и подробным рассказом о функциях и полномочиях девятого отдела. Сто с лишним страниц. Вздохнув, я начал было читать, но тут за дверью послышались голоса.
В комнату вошёл высокий человек лет пятидесяти, стройный, широкоплечий. Поверх тёмно-синего кителя накинут чёрный халат. За ним незаметно проскользнула медсестра. Пока она убирала стол и меняла ёмкости с оранжевой жидкостью, висевшие на кронштейнах за спинкой, высокий человек подкатил к кровати стул и сел.
– Генерал Орлов Сергей Петрович, командующий операцией «Волхвы». Доктор Карцев рассказал мне, что ты потерял память. Мы все очень переживаем за тебя, Кайнын. Переживаем и верим в твои силы. Как ранение?
Я вопросительно дотронулся до груди:
– Вроде не болит… Простите, а от чего это?
Генерал дождался, когда медсестра покинет комнату. Дверь плавно закрылась, тихо щёлкнул замок.
– Покушение. Как видишь, враг не дремлет. Но можешь не беспокоиться, мой мальчик, – генерал моргнул и постарался улыбнуться, – можешь не беспокоиться. Мы обнаружили шпиона и больше подобного не допустим. Регенераторы сейчас творят чудеса, так что положись на доктора и его персонал.
– Сергей Петрович…
– Да?
– А Влад тоже тут? Когда мы сможем увидеться?
– Второе звено? – генерал нахмурился. – Похоже, ты ещё не прочитал… Нет. Влад Сотошевский находится на борту подводной лодки проекта «Волхвы» в районе Антарктики. Поскольку связь с лодкой возможна только через тебя, то…
В комнате повисла долгая пауза. Аппарат у кровати мигнул и тихо заурчал. Под бинтами снова возникло приятное ощущение тепла.
– То есть, вы не знаете, что с ним?
Генерал посмотрел вверх, подбирая слова:
– Мы уверены, что с ним всё хорошо. Ты быстро восстановишься и сам сможешь увидеть друга.
Генерал встал, поправил китель под халатом и положил руку на спинку кровати:
– Если тебе что-то понадобится – сразу зови меня через медсестёр. Меня или доктора, – он развернулся и направился к двери, но у самого выхода остановился.
– Всё, относящееся к «Волхвам» – секретная информация. Младший персонал не имеет к ней доступа. По легенде, ты участник гражданской космической программы, так что не удивляйся. Впрочем, это должно быть в документах, которые оставил доктор.
Глава 9
Весь следующий день я пытался уложить в голове информацию о проекте, мотая вперёд-назад быстро обраставший закладками секретный документ.
Три подводные лодки несли дежурство у берегов Антарктиды. Считалось, что при текущем развитии технологий их обнаружение врагом невозможно. Две лодки выполняли функции прикрытия и в случае необходимости могли стать основным модулем проекта. Была предусмотрена стыковка лодок между собой, а также с ГМ – Глубоководным Модулем, единственным средством доступа на станцию «Обь-2», покоившуюся на глубине шести километров на дне Африканско-Антарктической котловины.
Упоминались сеть тоннелей во льдах, подземный командный пункт и районы базирования средств волнового и баллистического противодействия вблизи Южного полюса, однако подробная информация была скрыта даже от меня.
Подводная лодка являлась основным носителем Прототипов – разумных гиперзвуковых летательных аппаратов с антигравитационным двигателем. Прототипы были средством доставки термоядерного заряда сверхбольшой мощности, а мы с Владом – каналом связи между ними и нашим вычислителем.
Документ давал только самые общие сведения, ничего не объясняя и оставляя порой лишь с названиями, индексами, аббревиатурами каких-то загадочных объектов, функции которых скрывались в непроницаемом тумане секретности. ГМ, АР, УКП, Изделие-28043Б… Неужели я всё это знал раньше наизусть? Каждый раз, задавая себе этот вопрос, я начинал мысленно перебирать кубик за кубиком шаткую башню воспоминаний о своём прошлом. Университет: вступительные экзамены (помню даже тексты задач по физике и химии), первый курс, незнакомый большой город… Школа – пустота. Никаких образов, никаких имён. Ещё дальше в прошлое: Камчатка, детство… Почему я не помню лиц родителей? Друзей? Башня разваливалась, и кубики беспорядочно катились по комнате моего сознания.
Одиноко и страшно.
Жить настоящим – таково было моё спасение, и я это хорошо понимал. К тому же моё настоящее не давало никаких поводов для сожалений. У меня сейчас было всё, о чём в детстве мечтают мальчишки: секретный проект, тайны, генералы, подводные лодки, подземные базы… и в центре всего этого – я.
Чувство ответственности, необходимость быть серьёзным, собранным – я и раньше любил эти вещи? Нет, не так. Любил ли я их до того, как попал в проект «Волхвы»?
Чтение приходилось постоянно прерывать: в моём настоящем существовали не только тайны, но и всевозможные уколы, процедуры, измерения. Существовала и скрытая под слоями бинтов рана в груди. Впрочем, медицинские заботы меня вовсе не раздражали. Они воспринимались частью всего происходящего, добавляя чувства реальности. А это чувство было сейчас желаннее всего.
Доктор Карцев навещал меня каждое утро и вечер. Тихим, умиротворяющим, очень привычным голосом он рассказывал небольшие эпизоды из нашей с ним жизни: как мы смогли выбраться на рыбалку; как ехали на спецпоезде через Сибирь и попали в ночную грозу; как придумывали друг другу замысловатые шахматные задачи. Касаться в разговоре более далёкого прошлого мне пока запрещалось – это могло повредить восстановлению памяти. Доктор был человеком феноменального ума и энциклопедических знаний, и о чём бы ни шла речь, слушать его было большим удовольствием.
Помимо доктора, моим восстановлением занимались двое его помощников и дежурившие посменно медсёстры. Днём обычно приходили Виталина или Юля. Фамилий их я не знал. Виталина – невысокая спортивного сложения девушка со светлыми волосами и глазами оленёнка; Юля – темноволосая, почти с меня ростом, стройная, похожая на модель из журнала. Юля была на год старше меня, а с Виталиной мы и вовсе были ровесниками. Удивительно! Их молодой возраст разительно контрастировал с теми навыками, которые я наблюдал теперь ежедневно. Изменяя настройки сложных приборов, окружавших мою кровать, девушки практически не смотрели на панели. Скорость, с которой их руки нажимали на кнопки, щёлкали тумблерами и поворачивали реостаты, казалось, превосходила человеческие возможности. Шприцы для инъекций доставались из упаковки, приводились в готовность и заполнялись раствором одним плавным сложным движением, которое каждый раз заканчивалось неощутимым уколом. Комната блистала чистотой, все предметы быстро и незаметно ставились на своё место.
Глядя на это мастерство, я про себя называл их инопланетными машинами. Впрочем, они вовсе не были холодными роботами. Девушки порой проявляли ко мне излишнее внимание. Особенно Виталина. С самого первого дня она настояла, чтобы мы перешли на «ты», и я называл её Линой.
Сложность общения была в том, что всем им категорически запрещалось интересоваться моим прошлым, моей ролью здесь. Должно быть, для них я тоже представлялся своеобразным «инопланетянином» или новым молодым Гагариным, обладателем сверхспособностей, с которым здоровались за руку генералы. В свою очередь (хотя прямого запрета не существовало) я тоже боялся задавать лишние вопросы.