Развлекается.
— И ты решила, что мне подойдёт спальня шестилетней девочки?
— Но тебе же понравился мой кабинет, — вот интересно: она понимает, что я её раскусил?.. — Ты сказал, что там гламурненько.
Вдох, выдох. Вдох…
— Ладно, дурочку-то не включай. Вертай всё в зад.
— В смысле? Ты хочешь спать на столе?
— Лучше на столе, чем в этом… — от избытка чувств я просто оскалился.
Мягкий диван был завален пушистыми подушками. И несмотря на цвет, так и тянуло рухнуть на него, как есть, и закрыть глаза.
В конце концов, я же буду здесь только спать…
— А, пофиг, забудь, — махнув рукой, я шагнул в комнату и закрыл за собой дверь.
Она даже стала как будто больше. В глубине темнел вместительный шкаф, и ковёр был на редкость мягким… Если содрать этот дурацкий балдахин, на остальное можно закрыть глаза.
— И что?.. — дверь распахнулась, ударившись о стену. На пороге стояла Лилит, королева ночи. — Просто ляжешь спать?
И чего она злится?..
— Я же сказал: пофиг. Забудь.
Сняв пиджак, я бросил его на ковёр. Развязал галстук, отправил туда же… После драки шмотки уже не выглядели новыми. Но они мне больше не понадобятся. Надо будет прикупить парочку треников, и всё. На свидания я больше не ходец.
Расстегнув ремень на брюках, я посмотрел на Лилит.
— Может, уйдёшь? Спасибо за охренительный вечер, и всё такое, но я, знаешь ли, устал.
— Это был день, — мрачно заметила Лилит. — Вечер начнётся часа через три.
— Да мне насрать уже! Просто оставь меня в покое.
— Вот, — не слушая, она подошла ко мне вплотную и ткнула пальцем в грудь. — Тебе на всё насрать, Тим! На меня, на Сан-Инферно, на команду, на футбол…
Вы заметили, как она расставила приоритеты?
— Да это не футбол, нахрен! — я взорвался. Ненавижу, когда мной манипулируют. Взывают к чувству вины, чтобы навязать свою волю… — В футбол, что б ты знала, играют совсем по другому. И это не команда! — я фыркнул и закатил глаза — всё в лучших традициях. — Звёздные игроки… Да в моём мире любой пацан из детского садика играет лучше.
— Но тебя же и ПРИГЛАСИЛИ для того, чтобы ты научил их играть, Тим, — вкрадчиво пропела Лилит. — Но ты не хочешь учить. Ведь тебе уже заплатили, и теперь ты хочешь просто отбыть срок и свалить.
— Это не правда, — я опешил от такой несправедливости. — Ты ничего обо мне не знаешь! Как ты смеешь меня обвинять?
— Ты отказался жить в городе, — заявила Лилит.
— Ну и что? Тут просто удобней. Поле рядом. Это ничего не значит.
— А как по мне, ещё как значит, — она сощурила глаза и уставила руки в бока. — «Я не имею желания здесь оставаться», — вот что это значит. — «Вы мне неинтересны. Я просто отработаю свою зарплату и свалю».
— И что в этом плохого? — рявкнул я. — Все так делают! Пашут, чтобы заработать, и сваливают.
— Но может… — она прикусила нижнюю губу. — Может, если бы ты узнал нас получше… То перестал бы считать ЭС-И таким враждебным. И тебе бы захотелось остаться.
Последние слова она выговорила шепотом.
А я застыл, как истукан: вот сейчас она говорит искренне, или опять играет?
Хрен проссышь.
— Я хотел узнать тебя получше, — наконец выдавил я, с удивлением понимая, что пытаюсь оправдаться. — И что в результате? Понял, что меня здесь все ненавидят и получил по морде.
— Да ну? — стремительно развернувшись, Лилит сделала шаг к двери. Но потом обернулась. — Просто сдашься?
Вдох, выдох. Вдох…
— Я не могу остаться, — успокоившись, сказал я. — У меня дочь. Я живу ради неё. Если я не вернусь — она меня просто забудет.
— А вот и нет, — не знал, что улыбка может жалить. — Ты живёшь ради СЕБЯ, Тим. Пытаешься всем доказать, что ты — чемпион. Но знаешь, что?.. Ничего у тебя не выйдет. Потому что ты БОИШЬСЯ. Боишься узнать что-то новое, сделать то, чего не делал никогда. Боишься, что тебе снова сделают БОЛЬНО. Ты — неудачник, Тим. Никчёмная дырка от бублика.
И она хлопнула дверью.
В которую я со всей дури запустил подушкой…
А потом дверь открылась опять. В щель просунулась голова Лилит.
Я зарычал.
— Чтоб ты знал: дети никогда не забывают тех, кого любят.
Дверь закрылась. Решительные шаги затихли вдали.
А я без сил рухнул на диван. Обнял первую попавшуюся подушку и закрыл глаза.
Буду спать здесь.
К тому уёжищу с единорогами я и на выстрел не подойду…
— А он точно живой?..
— Да вроде дышит.
— А нос у него не горячий? Слизь не капает?
— Может, просто его разбудить?
А этот рассудительный голос я узнал.
Андромеда.
Попытался продрать глаза…
Прямо мне в лицо уставилась пучеглазая харя с носом трубочкой, колючей бородой и в ярком, желто-полосатом халате.
— Мама дорогая!
Подскочив, я запустил в харю подушкой, которую обнимал во время сна.
Здоровенную, размером с хорошего кота, пчелу снесло в угол комнаты и накрыло подушкой. Из-под неё послышались громкие ругательства.
А я оглядел команду. Не всю: некоторые просто не смогли протиснуться в узкую, рассчитанную на человека, дверь.
Но здесь были Гефест, Андромеда — в присутствии горгонид комната съёжилась, сделавшись похожей на шкаф; Тарара, котообразный Мануэль и осьминог Мефодий.
А ещё — громадная пчела. Она выбралась из-под подушки и теперь, сердито жужжа, кружила у меня над головой…
— Что это, нахрен, такое? — почувствовав, что в голосе проскакивают истеричные нотки, я постарался расслабиться.
Не вышло.
— Я вижу, пациент скорее жив, чем мёртв, — изрекла пчела хорошо поставленным шаляпинским басом. — Бывайте, ребятишки. Меня ждут пациенты, которым действительно нужна помощь.
И вылетела в дверь.
Я вздохнул с облегчением. Не то, чтобы я боюсь насекомых. Аллергии на пчёл тоже нет. Но если покусает такой здоровенный экземпляр… Думаю, меня раздует до размеров дракона.
— Что вы здесь делаете?
Прекрасно, Тим. Только этого тебе и не хватало, для поднятия авторитета: чтоб команда нашла тренера в розовой спальне с единорогами…
Увижу Лилит — убью.
— Вы сказали, что вечером тренировка, тренер, — робко поднял лапку Тарара. — А сами не пришли.
Остальные закивали.
Я с силой потёр лицо.
— А что, уже вечер?
— Уже, нахрен, ночь! — Руперт. Не вошел, но стоит в коридоре. И… Он что, меня передразнивает?
С другой стороны, это хороший знак: они здесь. Не разбежались, обрадовавшись, что тренер не вышел на поле…
— Дайте мне пару минут, — сказал я, спуская ноги с дивана.
По толпе прокатилась волна сдержанного восторга.
— Он почти такой же волосатый, как ты, Мефодий, — поделился шепотом Тарара.
— А ну пошли отсюда! — рявкнул я во всю силу лёгких. — Двадцать кругов по полю и по сто отжиманий.
Интересно: кто меня раздел? — розовый плед, когда я сел, свалился на пол, и с облегчением я заметил, что трусы всё-таки на месте.
Если Лилит — убью два раза.
И тут я вспомнил ещё один нюанс.
Свидание. Вся команда уверена, что я был на свидании.
Застонав, я закрыл глаза.
Ёшкин кот. Они могли подумать, что я в спальне Лилит…
Приняв душ и напялив старые треники и майку — они лежали на стуле, рядом с диваном, — я побежал на поле.
Если кто-нибудь пройдётся насчёт розового — буду убивать массово…
Стоп.
ПОБЕЖАЛ?..
Остановившись, я прислушался к себе.
Нога не болела.
Колено… — я несколько раз согнул и разогнул ногу. — Чувствовался лёгкий дискомфорт, на двоечку с половиной — против вчерашних семи-восьми…
Я же вчера наступить на неё не мог! К утру на колене должна быть гематома размером со свиную задницу.
Вспомнилось чудовищное говорящее насекомое и я содрогнулся.
Лилит сказала, что здесь у них всё лечат магией. А вдруг…
Да нет. Бред собачий. Магии не бывает.
Моим коленом занимались, можно сказать, лучшие хирурги планеты. Все, как один, утверждали: то, что я смог ходить — уже чудо.
И других ждать не стоит.
Я ещё раз, на пробу, согнул и разогнул ногу.
Ничего. Никакой боли.
И тогда я побежал. Со всей дури, изо всех сил. Я почувствовал, что могу обогнать даже Руперта.
— А ну, девчонки, наддай! — заорал я, вылетев на оранжевый газон, и обогнав рыхлую кучку игроков, помчался впереди всех.
Грудь распирало от желания заорать — просто так, от общего восторга. Оказывается, какое это необыкновенное, особенное чувство: просто ходить, не испытывая боли.
Люблю бегать. Всегда любил. Ветер в лицо, тело дышит, голова свободна…
Удивительно прочищает мозги.
Я опять вспомнил целителя, похожего на мультяшную пчелу…
Надо бы познакомиться с этим городишком поближе. Глядишь, и ещё что полезное найдётся…
И тут я испытал ощущение, сравнимое с ударом о бетонную стену. Свет померк, в ушах застучала кровь.
Лилит права. Права, мать её за ногу!
Я НАМЕРЕННО отгораживаюсь от этого мира. Не хочу ни во что вникать, носа не хочу высунуть со стадиона. Потому что он — единственный знакомый и привычный объект.
Здесь всё настолько чужое, я бы даже сказал — ЧУЖДОЕ, что впору задуматься о душевном здоровье.
Стены стадиона — это стены моей души…
— Эй, тренер, тут к вам пришли.
Я всё-таки споткнулся. Пропахал носом газон — на лице осталось несколько неглубоких царапин — пружинисто вскочил и потрусил к кромке поля.
— Чего тебе, Кунг Пао?
— Вы запомнили, как меня зовут?..
— Это было несложно, — прорычал я привычно. — Зачем ты меня звал?
— К вам пришли, тренер, — цыплёнок повёл крылом в сторону трибуны. — Говорит, вы его пригласили.
Я заметил его не сразу. И не потому что он был маленьким. Наоборот: краб был таким крупным, что не вписывался в привычную картину бытия. Сознание всё время пыталось его вычеркнуть.