Но пять полновесных упитанных мячей, забитых Задницами в сетку «А-Д», говорили сами за себя. А ещё показывали длинные синие языки и скалили желтые зубищи…
— Они никогда не примут твои правила, тренер, — сказал после матча карлик. — Эти ребята просто не понимают, как может случиться так, что они окажутся в пролёте.
А ближе к утру, когда Задницы, напраздновавшись всласть, отправились спать, меня навестил Публий.
— Предлагаю сделку, молодой человек, — заявил он, даже не поздоровавшись. И потряс мешочком, в котором что-то завлекательно звякнуло.
— Идите в жопу.
А что я ещё мог сказать?
Публий явно такого поворота не ожидал.
— Молодой человек! Вы слишком мало весите для того, чтобы посылать по известному адресу настоящего ангела.
— Зато я много наслышан, что бывает с теми, кто заключает сделки с дьяволами, — пробурчал я.
— Помилуйте, тренер! — ангел сложил пухлые ручки на белой хламиде. И включил нимб на всю катушку. — Я ведь не предлагаю вам ничего незаконного! Я просто выкупаю у вас победу!
Я потряс головой.
— Несколько тысяч существ видели, как Задницы размотали вашу команду по полю. Как вы себе это представляете?
Тот всплеснул руками.
— Да ничего сложного, тренер! Вы сделаете официальное заявление, что все забитые вами голы принадлежат нам.
Я даже восхитился: до такого ещё никто не додумывался. Во даёт!
— Поймите, юноша… — продолжил тот. — Нам эта победа нужна… ну просто позарез.
— Может, надо было лучше тренировать команду и больше времени уделять самой игре? Бегать по полю, пинать мяч.
— Ой, я вас умоляю, тренер! Он же кусается.
Вдох — выдох. Вдох…
— То есть, вы и впредь собираетесь придерживаться подобной тактики, — уточнил я.
— Попрошайки согласились уступить нам свои голы за символическую сумму в пять Максов.
Я поднял одну бровь.
— И оказание услуг в течении пятисот лет, — поморщился ангел.
Я покрутил носом.
— Видать, очень деньги нужны.
— Деньги, молодой человек, нужны всегда. И как правило — очень. Так что, не отказывайтесь, — он мягко вложил мне в руку бархатный кошель. И прижал мои пальцы своей пухлой и мягкой ладошкой. — Поверьте старому мудрому ангелу: лучше золотой в руке, чем победа в перспективе. Вы ведь можете больше и не выиграть…
И он многозначительно подвигал белыми, лёгкими, как пух, бровушками.
— Это угроза? — взвесив кошель в ладони, я прикинул, куда бы им лучше засветить: в лоб, или сразу в глаз?
— Разумеется. Предупреждаю: мы ни перед чем не остановимся. Вы просто не представляете, юноша, существующее положение вещей: наши коллеги, друзья, жены и тёщи уже не только получили, но и потратили громадные прибыли, свалившиеся в их загребущие ручки после победы нашей команды. А вы представляете себе, юноша, что такое адская тёща? Нет? Я вам завидую. В общем и целом, дело обстоит так: или вы продаёте мне голы, или я остаюсь жить здесь, с вами.
Я сунул кошель ему в карман и выставил за дверь. Молча.
Дверь у меня теперь новая: из какого-то незнакомого желтого с искрой дерева, про которое Кунг-Пао сказал, что оно как раз предназначено для защиты от драконов.
Значит, от ангелов тоже сгодится.
Завтра игра с «Байкерами». Официальная.
Опасные противники: они уже знают, чего мы стоим.
Но по крайней мере, от Патрокла я не жду никаких выкрутасов, так что по-любому, это будет отличная игра. Ребята получат огромное удовольствие.
Кстати, об этом…
Поднявшись со скамейки, я направился к загону с мячами.
Привычно опустил в лоток кирпичик прессованного корма, подождал, пока мячи, заинтересованно принюхавшись, слетятся на угощение…
Первым, как всегда, подлетел Шустрик — светло-рыжий и лохматый, как коккер-спаниэль.
Узнав меня, мяч дружелюбно оскалился и заворчал. Протянув руку сквозь крупные ячейки сетки, я почесал ему брюшко. Мяч в восторге несколько раз перевернулся в воздухе, подпрыгнул и сам влез в садок.
— Что, приятель, не терпится поиграть?..
Я вытащил садок с Шустриком, и трусцой побежал на поле.
Жара была так себе, градусов сорок пять. Самое время размяться.
Шустрика я выпустил на краю поля, для начала дав ему пролететь пару кругов просто так — сбросить напряжение.
Он и впрямь походил на собаку. Охотничьего пса, который страсть, как любит носиться за палочкой и души не чает в хозяине…
Чтобы разогреться, я побежал рядом с мячом.
После травмы я долгое время не тренировался. А форму набирать трудно — широко известный факт. Но мышцы всё помнили, организм соскучился по нагрузкам, и от догонялок мы с Шустриком получали обоюдный кайф.
— Шустрик, стоять, — скомандовал я, когда почувствовал, что блюдо, под названием «тренер в собственном поту», практически готово.
Мяч замер в воздухе, легонько подрагивая от нетерпения.
За счёт чего они летают — хрен знает. Кунг-Пао объяснял способности мячей к полёту особой левитационной магией. Я же думаю, что сила эта — скорее, духовного происхождения. Злая весёлая ярость, которая заставляет мячи носиться с бешеным гиканьем и свистом, совершать чудеса акробатики и неподвижно зависать в воздухе — вот как сейчас.
Легонько поддев Шустрика носком бутсы, я попробовал несколько финтов.
Нет, мяч не ластился ко мне, как к Уриэлю. Скорее, это было соревнование: кто кого?
Грудь, пятка, носок, лоб, снова пятка… Постепенно мы приближались к воротам.
— Шустрик, давай в девятку!
Я наподдал по пухлой рыжей заднице, и мяч с удовольствием воткнулся в верхний правый угол. И вернулся ко мне.
— Теперь в левую тройку! В восьмёрку. В единицу…
За спиной раздались громкие хлопки.
— Шустрик, сидеть!
Мяч замер у моих ног. А я повернулся к гостю. Точнее, к гостье…
— Чего надо?
Зебрина выглядела, как обычно: джинсы, майка, всклокоченная рыжая чёлка…
Но в глазах её иногда мелькало нечто древнее, рептилоидное, равнодушное… Как у черепахи, которая ест одуванчик.
— Дрессируешь мяч, как я посмотрю, — заметила девица, не ответив на мой вопрос.
— Мячи дрессировке не поддаются, — нравоучительно заметил я, сажая Шустрика в садок. — Они растения, если ты ещё не знала.
— Хочешь использовать против «Сынов»? Как секретное оружие?..
Вот что меня бесит в подростках: они никогда не слушают то, что им говорят. Гнут свою линию, и хоть гол на голове чеши.
— Если ты к Руперту, то он ещё спит, — сказал я. — А будить дракона… Ну, ты и сама знаешь.
— Вообще-то я к тебе.
— Ух ты. Не верю счастью. И чем обязан?
— Ты меня не любишь.
Я посмотрел на неё из-под руки. Задница как раз всплыл над стеной стадиона, и залил поле ярким, не оставляющим теней светом.
— Когда мы только познакомились, ты обещала меня спалить. Сделать трупом.
— Пхе! — девица сморщила конопатый носик. — Макса я тоже сколько раз обещала спалить. И даже палила, чего уж там.
Я содрогнулся.
— Знаешь, в отличие от Макса я — не дракон. Обычные люди, если ты не знала, не слишком пожароустойчивы. Они имеют обыкновение обугливаться.
— Не разговаривай со мной, как с ребёнком!
— А ты не веди себя, как ребёнок.
Секунд тридцать мы прожигали друг друга взглядами. Я не выдержал первым.
— Какого хрена ты здесь делаешь?
— Ты должен научить меня играть в футбол.
С минуту я изучал её фигуру.
Тощая, бёдра по-пацанячьи узкие, грудь еле намечается… Но руки-ноги крепкие, явно привыкшие к нагрузкам. Осанка прямая, гордая головка крепко сидит на хорошей шее…
Из неё мог бы выйти толк.
Все в Сан-Инферно хотят играть в футбол, — сказал мастер Скопик.
— Я тебе ничего не должен.
— Но…
— Я не смогу тебе доверять. Мы забились с твоим парнем, и если ты будешь здесь ошиваться, многим это не понравится.
— То есть, не понравится тебе, — с нажимом произнесла Зебрина.
— Рад, что ты всё поняла, — я коротко улыбнулся и пошел к садку с мячом.
— Я тоже поспорила с Максом, — крикнула она мне в спину. Я остановился.
— Что? — невольно я развернулся и опять подошел к ней. — Что ты сказала?
— Ну… — Зебрина копнула носком туфли траву. — Ты же понял уже, какой он, да? Круче нас только яйца, выше нас только горы… Убить иногда хочется.
— То есть… Ты хочешь играть в футбол, чтобы что-то ему доказать?
— Да. То есть, нет. То есть… Я всем хочу доказать.
Дочь Вито Коломбо, — напомнил я себе. — На хрена тебе этот геморрой?
— Извини, — я даже издал сочувствующий вздох. — Девчонок в футбол не берут.
Сколько раз меня выручала эта фраза…
— Лолита играет в «Сынах». И Андромеда. Ты поставил её капитаном!
Чёрт.
— Вот когда вырастешь, и станешь такой же мудрой, и двухметровой, как Андромеда, тогда и…
Я еле отскочил.
Язык пламени был ярким, как Задница, и длинным, словно кто-то стрелял из армейского огнемёта.
— Ты что, сглузду двинулась?.. — кажется, именно это выражение применяла Лилит. Мне понравилось.
— Издеваешься, да? — закричала Зебрина. Личико её побледнело, веснушки выступили, как капли крови.
— Это Я издеваюсь?..
Рукав олимпийки тлел. Я это заметил, только когда почувствовал жар в районе локтя… Пришлось содрать её с себя и хорошенько потоптать ногами.
— Ты прекрасно знаешь, что на мне лежит проклятье! — закричала Зебрина. — Я никогда не вырасту! Я всегда буду подростком, и всегда и все будут надо мной смеяться.
Она отвернулась.
Плечи вздрагивали, над полем разносились глухие сдавленные звуки…
Некоторое время я прикидывал: врёт, чтобы вызвать жалость? Из любви к искусству? Или… говорит правду.
Претерпев немалую внутреннюю борьбу, подошел и аккуратно притронулся к обтянутому майкой плечу. Ненавижу, когда бабы ревут. Особенно, когда эти бабы — дети.