— Эй, ты!
А вот это было вторым, после двух солнц, удивительным явлением.
Изящно переставляя ноги на шпильках, на меня надвигалась самая, включая мою Светку, офигенная баба из всех, что мне приходилось видеть.
— Заблудился, что ли? — спросила офигенная баба. То бишь, девушка. На вид ей был максимум, четвертак.
— Мне нужен Лука Брази.
Как я нужное имя вспомнил — сам офигел. При том обилии впечатлений, что постигли меня за это утро, начиная с продажи Курицына и заканчивая переходом в иной мир — удивительно, что я ещё себя не забыл.
— Ух ты, — девица прищурилась и выпятила грудь. — А попроще кто не сгодится?
Чтобы не смотреть на её сиськи, я стал смотреть на поле. Там, издавая азартные вопли, пихаясь локтями и подставляя друг другу подножки, носилась толпа… за неимением другого слова, существ.
Давешний ящероид, какие-то гиганты с гривами заплетённых в косички волос, лохматый осьминог — ей богу, не вру. Синий, как медный купорос, и плюшевый… Словно ожила одна из игрушек Глазастика. Ожила, а потом раздулась до размаха щупалец метров эдак в шесть…
Подавив икоту, я вновь уставился на девицыны буфера.
Так оно безопаснее.
— Ну? Чего ты молчишь? — вот ведь пристала, как банный лист.
— Слушай, — как можно вежливее попросил я. — Отвали, а?
И вновь уставился на толпу в дальнем конце поля — они так и притягивали взгляд, не хуже, чем бабские прелести.
Там же вился и мохнатый шар, который все пытались поймать. Куча-мала угрожала превратиться в соковыжималку.
— Если ты за контрамарками — то их нет, — сказала девица. — Кончились. На год вперёд. Так что, давай, выметайся. Не мешай тренировке.
И она попыталась взять меня за локоть.
Я отступил.
Это тренировка?.. Не смешите мои тапки.
— Попросил же вежливо: отвянь. А ещё лучше — сходи, и приведи сюда Луку Брази. Скажи, Тамерлан здесь.
И тут лицо девицы преобразилось.
Пухлые губы округлились, вздёрнутый носик порозовел… А потом она заржала, как лошадь.
— Ты? Тамерлан? Великий тренер всех времён и народов?
У меня заныл зуб.
— А чего, не похож, что ли?
— Ну я не знаю… — она оглядела меня так, словно подсчитывала: треники — восемь рублей, майка — пять. Тапки — два с полтиной, душа… ну, душа по особому курсу, — Ты собираешься тренировать «Задницы Кингс»?
— Сама иди в задницу! — я разозлился. — Мне обещали стадион. Не это уёжище с апельсиновой шерстью, а нормальный футбольный стадион. И команду. ЗВЁЗДНУЮ команду. А что в итоге? — я ткнул пальцем в кучу-малу, с воплями и молодецким гиканьем перекатывающуюся по траве. — Это — не команда. И то, что они делают — никакой, на хрен, не футбол. Ты мяч видела? У него зубы! И глаза… Это хренов антибол, вот что я тебе скажу.
Секунду помолчав, она неуверенно улыбнулась.
— Так ты и правда Тамерлан?
— Тимур меня зовут, — буркнул я. — Но это тебя не касается, потому что я буду говорить только с Лукой Брази.
И задавать ему далеко не такие приятные, как бламанже с киселём, вопросы…
— К сожалению, меня это всё-таки касается, — вздохнула девица. Буфера, под обтягивающей маечкой, подпрыгнули и заколыхались, у меня на горле забилась жилка… — Меня зовут Лилит Орловская. Я — генеральный менеджер «Задницы Кингс» и твой непосредственный работодатель.
И она протянула мне руку.
А я так обалдел, что безропотно её пожал. Словно так и надо!
Ну да, конечно, сплошь и рядом генменеджерами футбольных команд становятся сногсшибательные девицы с ногами от ушей…
Нормально, все ведь знают: красивые бабы — они самые умные.
— Очень приятно, и всё такое, — проскрипел я, чувствуя, как ладонь стремительно потеет и что глаза мои так и шарят по её титькам… Нет, больше года в завязке — это вам не хухры-мухры. Тут и на корову засмотришься, потому что у неё вымя есть. — Ничего личного, но я бы всё-таки хотел поговорить с Лукой Брази.
— То есть, с мужиком, — махнув мне рукой, Лилит устремилась к кромке поля. Острые каблуки её сапог даже не протыкали дёрн, она будто парила над газоном.
— С мужиком, — я пошел следом. — Который пригласил меня сюда, толком ничего не объяснив.
— А ты стал бы слушать? — оглянувшись через плечо, она чуть улыбнулась, а потом накрутила на палец чёрный, блестящий, словно его посыпали бриллиантовой пылью, локон. — Насколько я знаю, в вашем измерении вообще нет магии. О нас там ни сном ни духом. Вот я и попросила дядю Луку — по старой дружбе… Ведь он твой земляк. Кажется, так у вас говорят? Земляк.
Оказавшись на кромке поля, она приложила ладонь козырьком к глазам, и принялась наблюдать за беспорядочно мечущейся толпой разношерстных психов.
Коричневый клубок шерсти вился вокруг них, как гигантская муха.
По-моему, он ещё и рычал.
Я посмотрел на Лилит.
В груди клокотало знакомое, горькое и безнадёжное чувство: меня нахлобучили. Обдурили, как промокашку.
Глава 3
Тарара, — я вял очередной лист из пухлой папки, переданной мне Лилит. — Нацанальнасть: трагладит. Праисходит ис жарких и влашных балот исмерения Бульп. Идеальна патходит для игры в футбол, патамушта быстра бегаит и ни баицца никакой ЖАРЫ. Главнае аружие трагладитов — ихний хвост. Можит служить как для паддержки тела в вертекальнам палажении, так и для таго, чтобы отбевать мичи.
Я потряс головой.
Бред какой-то.
Кто это писал? Ребёнок?.. Глазастик меньше ошибок делает, чем этот горе-скаут.
Досье называется.
Руперт Коммод, — сообщал следующий листок. — Нацанальнасть — дракон, — я мысленно закатил глаза. С фотографии на меня смотрел обыкновенный мужик, черноволосый и с носом, как ятаган. Смотрел, правда, всего одним глазом — другой скрывался под сетью шрамов, но всё равно: дракон из него, как из меня — балерина. — Праисхаждение — местный житель. Можит играть нападаюсчим, патамушта злой и СПУСКУ НИКАМУ НИ ДАСТ. Характер мерский. Не женат.
Уриэль, — белобрысый парень сплошь в синих татуировках. Я сначала и думал, что у него кожа синяя, но приглядевшись повнимательнее понял, что это какие-то письмена, или знаки — хрен поймёшь. Они покрывали даже его веки.
Нацанальнасть — патший ангел, — прочёл я. — Может играть где угодна, патамушта с мичом ОБРАСЧАЕТСЯ КАК БОГ. А исчо он КРАСАФФЧИК, и бабы от ниго бис ума.
Так, хватит этой мутотни.
Отбросив исписанные убористым, хотя и неграмотным почерком бумажки, я открыл дверь — ага! — своего кабинета и шагнув через узкий коридор, распахнул другую.
Лилит подняла на меня свои прекрасные глаза…
Она тоже сидела за столом — таким же, как у меня. За исключением того, что её стол был РОЗОВЫМ. И стул был розовым, и жалюзи на окне… Ну, не таким розовым, как у девочек, более, я бы сказал, стильным. Но всё равно.
— Надо поговорить, — буркнул я, стараясь не глядеть на девушку. Ну её, к хренам собачьим.
— Говори.
До того, как я вошел, она что-то писала. На конце ручки, или карандаша её была пуховка — тоже розовая, — и теперь она водила ею по своей щеке, чуть прикрыв глаза.
И глядя на эту её идиотскую ручку, я забыл все слова. Повылетали из головы, словно меня битой по затылку стукнули.
Щека у неё была гладкая, нежная, так и хотелось прижаться к ней ладонью…
Лилит терпеливо ждала, чуть покачивая ножкой в стильной лодочке. И когда переобуться-то успела?
— Тот, кто писал досье — идиот, — наконец удалось собраться с мыслями. — Он даже писать не умеет, не то что оценивать потенциал игроков.
— А это и не досье, — Лилит так пожала плечами, что у меня горло перехватило. Год, мать его за ногу. Целый год… — Это из колонки лучшего в городе букмекера, Зубодёра. Он ведёт раздел о ставках в спортивном альманахе. Ну знаешь, — она помахала в воздухе своей пуховкой. — Люди любят делать ставки. А для этого им нужна информация.
Скрипнув зубами, я упал в кресло. Розовое, чтоб его черти взяли. Но на удивление удобное…
— Ничего я здесь у вас не понимаю, — усталость сочилась из меня, как масло из жареного пончика.
Сутки — тридцать часов.
Каково, а? И светло. Всё время, мать его, светло. И днём и ночью. Красная звезда — Глаз Люцифера — не закрывается никогда, чтоб в него шилом ткнули.
От своего папы-езида я унаследовал немного: чёрные курчавые волосы, выдающийся, Светка обзывала его «греческим», нос и способность нечувствительно переносить любую жару.
Но вот свет…
Ночью — а прибыл я сюда, как выяснилось, довольно поздним вечером, — глаз не сомкнул.
Светло, шум, крики, вопли какие-то… Карнавал, одним словом. Если так каждый день будет — чокнусь, к бабке не ходи.
— Что, сдаёшься? — спросила Лилит. Спросила так, чтобы было ясно: она этому ничуть не удивлена.
— Хрен тебе.
— А что тогда?
— Мне не нравится стадион. Мне не нравится команда. Мне не нравишься даже ты…
— А вот и врёшь. По мне ты слюни пускаешь.
— Это другое дело! — вскочив, я навис над ней, глядя сверху вниз. — Как баба ты — полный вперёд. Я таких даже ни видал никогда… Но даже самая охренительная баба на свете НЕ ДОЛЖНА УПРАВЛЯТЬ ФУТБОЛЬНЫМ КЛУБОМ!
— И почему?
Вот тут я растерялся. Словно на стенку наткнулся, бетонную.
А и правда: почему?..
— Потому что отвлекаешь! — рявкнул я, не давая себе задуматься. — Ходишь тут, вся из себя.
— То есть, если бы я была уродиной…
— Нет! То есть, да. И вообще… — от избытка чувств я потряс головой. — Футбол — это не бирюльки. Не хаханьки и не розовые пуховки, — я ткнул пальцем в её так называемую письменную принадлежность. — Это труд. Тяжелый труд, до тошноты, до харканья кровью. Что ТЫ об этом знаешь, модная девица?
— Ну… — Лилит встала, и вдруг оказалось, что наши глаза находятся на одном уровне. — Харкать кровью я не люблю, это ты верно подметил. Но зато, — она обошла стол и села на столешницу, ко мне вплотную, я чувствовал исходящий от неё запах… — Зато я знаю всё о Сан-Инферно. И понимаю, как здесь всё устроено. Ты — новичок, Тимур. Никчёмная дырка от бублика. А у меня уже есть статус. Есть нужные связи, опыт и… Самое главное: я не боюсь работы и мне есть, что терять.