Сейчас же он беспрекословно подчинялся Андромеде, и легко отдавал пасы.
Чтобы научиться командовать, надо уметь подчиняться, — говорил дед.
Впрочем, сам он был человеком глубоко аполитичным, и сроду никому не подчинялся, кроме бабушки.
Перед матчем я долго размышлял над комбинациями. Всю голову себе сломал, неоднократно пожалев, что не озаботился подыскать второго тренера или хотя бы помощника.
С кем посоветоваться? В чьих глазах увидеть отражение правильности или неправильности своих поступков?
Нужен свидетель, — всегда говорил дед. — Что бы мы ни делали, как бы ни жили — нужно, чтобы рядом был тот, кто заметит. Человек — он как дерево в лесу. Если некому заметить его жизнь, то не факт, что он жил вообще…
Мои поступки, бляха медная, незамеченными не пройдут.
И тем тяжелее ответственность: в случае провала, виноват буду только я. Один.
Но это и к лучшему: я уеду, а ребятам ещё играть и играть.
Лилит, как только об этом услышала, молча выбралась из моей постели и ушла. Больше мы не виделись.
Нет, она никуда не делась: я слышал её голос в коридорах стадиона, я регулярно находил в раздевалке ништяки, которые она оставляла для ребят… Но саму ведьму больше не встречал.
Ни разу.
Не понимаю, и чего она взъелась? Я ведь никогда не скрывал, что эта работа для меня — временная.
Глазастик ждёт. Я не могу её подвести. Только не снова.
Я напряженно следил за ребятами.
Пока, несмотря на агрессивную игру Сынов, всё шло неплохо…
Четыре-три-три, тотальный футбол Ринуса Михельса.
После долгих мучений я пришел к выводу, что это будет оптимальной стратегией для таких футболистов, как мои.
И я, блин, оказался прав!
Двадцать третья минута матча.
У «Задниц» полная жопа.
Нас постепенно выдавили к своим воротам, а мяч контролировали так плотно, что подобраться к нему не мог даже Тарара.
Всё, что мы планировали, всё, чему я учил на тренировках, летело к свиням собачьим.
Серёга ходил на предыдущие матчи. Конечно, он узнал стратегию. И ещё: каким бы гнилым человеком он не был, тренером он был очешуенным.
Макс по праву мог гордиться тем, как играет его команда.
На двадцать пятой минуте Лолита забила гол.
Время растянулось, как резиновая простыня, в центр которой бросили свинцовое грузило.
Я видел мрачное лицо Руперта, упрямо вздёрнутый нос ещё не до конца осознавшей катастрофу Зебрины, и огромные, подёрнутые оранжевыми всполохами глаза Андромеды…
После этого гола всё и покатилось через пень-колоду.
Начавшего атаку Уриэля повалили минотавры. Гефест бросился мстить, но его остановила Андромеда.
Ахиллес был настолько близок к тому, чтобы забить гол, что болельщики начали праздновать заранее, но в последний момент он засомневался, отдал пас Руперту, и тот промахнулся.
Трибуны уже не походили на пасторальное одуванчиковое поле. Выглядели они так, словно по цветочкам промчалась утыканная шипами колесница.
Профуканный голевой момент окончательно лишил Задниц уверенности. Я видел, что ребята растеряны, что играют они на одном упрямстве.
Андромеда пыталась переломить ситуацию: бросила резкое слово Гефесту, приободрила Тарару, вздрючила Руперта, собрала вокруг себя остальных…
Последовала череда быстрых атак.
И ни одна не достигла успеха.
Кабзда.
Так я называл момент, когда игра вдруг давала сбой. Ненавижу это чувство.
До конца матча туева хуча времени, и казалось бы: играй — не хочу… Но чувствуется: команда сдалась.
Ребята просто тянули время. Они больше не предпринимали атак. Подолгу стояли на месте и просто ждали, когда же эта срань закончится.
Кабзда.
Сглотнув сухим горлом, я внимательно присмотрелся к игрокам.
Никто, кроме меня, кабзды не заметил — она была в зачаточном состоянии, ребята и сами ещё не поняли, что игру они уже слили, и осталось просто дотерпеть…
Задницы навсегда!.. — заорал я, приложив ладони рупором ко рту.
Да… Да… — заметалось эхо, отталкиваясь от трибун.
Мой голос потонул в общем гвалте, царящем на стадионе во время матча.
Я набрал в лёгкие как можно больше воздуха, и заорал так, как не орал, наверное, никогда:
ЗАДНИЦА НАВСЕГДА!..
ДА… — подхватило эхо. А ещё — несколько болельщиков за моей спиной.
И тогда я повернулся к ним, к заполненным зелёно-желтым трибунам, и поднял обе руки в верх.
А потом заорал опять:
ЗАДНИЦА НАВСЕГДА!..
И опустил руки вниз.
ДА! Да!.. — ответили болельщики. Кажется, большинство ухватило суть.
ЗАДНИЦА КАК ЗВЕЗДА!
ДА! ДА!…
Прозвучало ещё больше голосов.
ЗАДНИЦА СВЕРХТВЕРДА!..
ДА-А-А!… — рёв покатился по трибунам, как прибой.
ЗАДНИЦА КАК ОРЕХ!
ДА-А-А… — трибуны поднялись.
Новая развлекуха зрителям понравилась — судя по тому, что половина бело-золотых подхватила клич.
ЗАДНИЦА, КОТОРАЯ ПРОСИТСЯ НА ГРЕХ!
ДА-А-А!..
ЗАДНИЦА, КОТОРАЯ НЕ СДАЁТСЯ!
А-А-А!..
ЗАДНИЦА, КОТОРАЯ НИКОГДА НЕ УБЬЁТСЯ!
А-А-А!..
ЗАДНИЦА, КОТОРАЯ НИКОГДА НЕ ПОРВЁТСЯ!
А-А-А!..
ЗАДНИЦА, КОТОРАЯ НЕ ГОРИТ!
А-А-А!..
ЗАДНИЦА, КАК ОГРОМНЫЙ КИТ!
А-А-А!…
ЗАДНИЦА! ВСЕХ! ПОБЕДИТ!
ААААААААА!!!..
Болельщики грохнули, а потом принялись скандировать в едином ритме. Стадион грохотал, как громадная бас-бочка.
А я выдохся.
Сорвал голос.
Футболисты не были готовы к такому концерту, и в первые мгновения просто растерялись.
Остановившись, кто где был, они просто глазели на трибуны, на меня, на Серёгу…
Поймав взгляд Руперта, я показал ему средний палец.
Долгую секунду дракон не понимал, чего я от него хочу. Но потом опомнился, кивнул и помчался к центру поля, всё набирая скорость, в плавном ритме военного крейсера.
По пути он подхватил мяч — просто и изящно уведя его из-под ноги Лолиты, и сразу, почти не целясь, послал его в ворота Сынов.
Раздался негромкий, но в то же время отчётливый свист — мяч вращался вокруг своей оси, как пуля, выпущенная из ружья…
Классический момент: голкипер Сынов, отреагировав на кричалку, выкатился далеко за пределы штрафной. Увидев мяч, он, конечно же, побежал к воротам, но мяч летел быстрее, и осьминог катастрофически не успевал…
Затаив дыхание, открыв рот, я следил за мячом, как за полётом первого орбитального спутника.
Время остановилось.
На какой-то миг мяч завис в зените, заслонив собой Око Люцифера, явив зрителям оскаленные в широкой улыбке зубы и полные весёлой ярости глаза…
И когда голкипер был уже почти в воротах, он пал вертикально вниз, что называется, «за шиворот».
ГО-О-ОЛ! — хотел заорать я.
Но из горла вышло только сдавленное сипение, как из выкипевшего чайника.
Один-один.
Дракон долгое мгновение стоял неподвижно, слушая рёв трибун. Он словно не верил, всё ещё сомневался, несмотря на то, что мяч трепыхался ровно по центру сетки.
А потом дракон сорвался и побежал. Раскинув руки, высоко подняв голову — словно собирался взлететь. Обежав круг почёта, он остановился напротив трибун и принялся хлопать в ладоши.
Молодец. Сам догадался.
Болельщики вскочили, по стадиону пронёсся мощный, как цунами, рёв.
Вот так и надо! Так и надо болеть за свою команду — несмотря ни на что, даже если она проигрывает. ОСОБЕННО, когда команда проигрывает.
Свисток судьи напомнил, что игра ещё не закончена: до конца первого тайма оставалось шесть минут.
И тут случилось то, что должно было случиться: Сыны пошли в атаку.
Только теперь это ни в одном месте не напоминало футбол. Я имею в виду, НИКАКОЙ это был не футбол.
Это была военная акция.
В центре собралась тяжелая пехота, на флангах — быстрые и жестокие гоплиты, мяч прятался за их спинами, как охраняемая войсковая касса.
Задницы пытались их остановить. Пытались перехватить мяч, сделать хоть что-то.
Но по ним просто прошлись танковыми гусеницами, подмяли под себя, и оставили лежать, как сдутые воздушные шарики.
Протаранив всё поле насквозь, «фаланга» практически врубилась в наши ворота и затолкала мяч в сетку.
А-А-А!… — трибуны разразились новыми воплями.
А я смотрел на поле.
Смотрел, и шептал без голоса, одними губами: — Ну же! Поднимайтесь… Вы же неубиваемые, мать вашу за ногу, вас невозможно сокрушить…
Скопик остановил игру. Достал из кармана желтый прямоугольник и продемонстрировал сначала — Сынам, а затем — всем желающим.
Я напряженно ждал.
Вот поднялся, отряхивая мех, Мефодий, — из моей груди вырвался невольный вздох.
За ним, тряся головой, словно в уши попала вода, встал Гефест. Поднялась на одно колено Андромеда, вскочил и сразу подпрыгнул ловкий Мануэль…
Я выдохнул. Вроде, все целы.
Нет.
Не все.
На поле, подогнув под себя руки, словно пытался кого-то или что-то защитить, лежал Руперт.
Себя не помня, я сделал несколько шагов к нему, но потом всё-таки посмотрел на Скопика. Тот кивнул, и тогда я припустил изо всех сил.
Ребята уже вытащили из-под Руперта, и теперь отряхивали и приводили в чувство маленького троглодита.
Дракон продолжал лежать. Его только перевернули на спину, и я с ужасом уставился в его широко открытые пустые глаза, в которых, как зловещий уголёк, отражалось око Люцифера.
Черты лица его заострились, диафрагма запала, грудная клетка не двигалась.
— Он спас меня, тренер, — пролепетал Тарара. — Минотавры меня чуть не затоптали, а Руперт бросился им наперерез. И вот…
Раздалась трагическая дробь: троглодит нервно заколотил по полю кончиком хвоста.
— Он что… умер? — ну просто кабздец. Такого я точно не ожидал.
— Да щас, размечтались, — Зебрина подошла, и самым кощунственным образом пнула дракона по рёбрам. — Эй, братец. Тут люди за тебя волнуются. Вставай.