- Да уж. С Ахиллесом какая-то дичь, - буркнул я, с тревогой рассматривая друга. – Слова непривычные говорит, весь такой сияющий, как залупа порноактера.
- Просто он изменился, - ответила рыжая. – А ты, вместо того чтобы до него доебываться, за Элигосом следи.
- Ага. Наш Леголас видать забыл, что мы не можем скакать по снегу, как он, - ответил я, метнув в сторону демонов злой взгляд.
- «Я все слышу», - в голове тут же раздался голос Элигоса, как обычно, так и сочащийся язвительным ядом.
- Ну, бля. Теперь точно, ни бзднуть, ни пернуть. Куда мы кстати идем, навигатор ты наш, сверхъестественный?
- К пещере шамана, - коротко ответил Элигос, позволяя нам нагнать его. – Поторопитесь, скоро на землю опустится ночь и станет еще холоднее.
- Куда уж, блядь, холоднее.
- Не язви, Збышек.
- Ладно. А шаман это тот, кого мы ищем?
- Да. А теперь умолкни. Разговаривать буду я. Главное не спугнуть его раньше времени и узнать, скольким Падшим известно пророчество.
- Получается, что мы его трогать не будем?
- Нет. Он чтит нейтралитет и специально отправился сюда, дабы не испытывать соблазн, - шмыгнув носом, я кивнул, принимая сказанное, как приказ, что не преминул заметить Элигос. – Вот и славно. Предупреждая твой вопрос, отвечу: за кувшином мы отправимся после беседы с Таалришем.
- Это его имя?
- Да. А теперь – умолкни.
- Так точно, дяденька. Буду пускать партизан, если мне захочется в туалет, - съязвил я, в надежде повеселить друга, но взор Элигоса, мерцающий красным, отбивал всю охоту шутить. Демон упрямо шел к пещере, где находилась цель нашего визита – таинственный Падший по имени Таалриш.
Подойдя к входу, Элигос преклонил колени и закрыл глаза. В висках тут же заломило, но целительная рука Леарии, прикоснувшаяся к моему плечу, убрала боль. Демонесса, робко мне улыбнувшись, повторила процедуру и с Астрой, и с Ахиллесом, который по-прежнему молча шевелил губами, повторяя неизвестную мне молитву. Чуть позже она шепотом пояснила причины возникновения странной боли. Оказывается, Герцог Элигос мысленно общался с Падшим, концентрируя вокруг себя мощное энергетическое поле, в которое попали и мы. Да, хоть мы и были праведниками, но были обычными душами, которые мало что могут сделать, когда их захлестывает волна первородной ненависти – отличительный знак всех иерархов, благодаря которому они демонстрируют собственные силы.
Становилось все холоднее, но Элигос по-прежнему стоял на коленях возле входа и молча буравил взглядом темную дыру пещеры, откуда тянуло пряным запахом трав и чем-то вкусным. Со скуки я принялся рассматривать предков человека, которые постепенно утрачивали страх и, покинув свои жилища, подходили к нам все ближе и ближе.
От современных людей их отличал рост, слишком маленький для того, что я привык видеть, и более грубые черты лица. Иными словами, прачеловек походил на туповатого американского реднека. Не хватало только замызганного джинсового комбинезона, теплой банки пива в руке и сальной кепки с логотипом футбольной команды на голове. Астре, подошедшей ближе ко мне, я пояснил, что мы видим перед собой кроманьонцев, обитающих далеко на севере, в отличие от своих более теплолюбивых собратьев. Рыжая состроила мудрую мину и, кивнув, уставилась на группу уродливых женщин, которые решили поприставать к Ахиллесу. Напрасно грек пытался увильнуть от их грубых рук и мягко отстранял волосатые пальцы от лица, женщины принялись пытаться соблазнить нашего друга.
Сначала это были невинные заигрывания, подарки в виде камешков и острозаточенных костей, а потом все стало куда реальнее, когда одна из женщин молча сняла с себя меховой тулуп, явив взору покрасневшего Ахиллеса две сморщенных груди, больше похожих на подгнивший авокадо. Грек отстранился и по чистой случайности задел грудь странной женщины. А то, что произошло потом, заставило прославленного героя разинуть рот от удивления.
Мужчины, увидев, что грек трогает своими холеными пальцами их женщин, пришли в натуральную ярость. Они, окружив Ахиллеса, принялись что-то бормотать и потрясать над его головой грубыми дубинами и камнями. Напрасно грек пытался воззвать к их рассудку. Дикари были либо тупыми, либо старательно делали вид, что тупы. Элигоса и Леарию, которые продолжали сидеть возле входа, эта ситуация никоим образом не волновала.
- Оставьте меня, дикари, ибо необуздан я в гневе своем, - жалобно просил Ахиллес, отступая к стене, но дикарей это не волновало. Они всерьез вознамерились сломать греку челюсть и вырвать кадык, как любила говорить Астра.
- Э, бля! Бабуины ебаные! – рявкнул я, стараясь отвлечь кроманьонцев от Ахиллеса. Один из них повернулся в мою сторону и ощерился жутковатой улыбкой, явив острые желтые зубы. – Бля. До стоматологов еще далеко, ребятки, а «Тик-так» я не додумался взять.
- Оставьте меня, дщери Сатаны, - Ахиллес уже не пятился, вжавшись в промерзшую скалу. Он просто хныкал, мотая головой и сбрасывая с себя руки дикарей. Пока не рявкнул. Громко и весьма знакомо, – Оставьте, бля!
- Враааах, Браах! – прорычал один из пралюдей, вздымая над головой дубину.
- Ебать, заинька. Ты это видишь? – присвистнул я, смотря за тем, как Ахиллес перехватывает руку дикаря и точным ударом в подбородок отправляет его в глубокий нокаут.
- Вижу. Доебали нашего Ахиллесушку, - кивнула рыжая, подбирая с земли дубину, брошенную одной из женщин. А грек словно сошел с ума. Он хрипло засмеялся и, одним движением скинув мантию, предстал во всей красе. Мышцы играли под бронзовой кожей, а в черных глазах прославленного воина зажегся знакомый нам злой огонек. Астра, ткнув меня дубиной в бок, бросилась другу на помощь, лупя преимущественно по головам женской части и громко кроя их матом. – Отъебались от него, блядь! Уебища полоумные.
- Конь, бля! – взревел Ахиллес, ударом пудового кулака роняя удивленного дикаря на мерзлую землю. – У, сука! Чимпанзе бегает по пустыням!
- Шимпанзе, дружище, - улыбнулся я, ловкой подсечкой сваливая другого прачеловека, решившего напасть на грека исподтишка.
- Поляк, бля! Пидоры, нах, - оскалился Ахиллес, без устали работая кулаками. – Говорил, бля. Не лезь, бля. У, сука!
- Четко, - засмеялась Астра, отправляя в сугроб еще одну женщину. – С возвращением.
- Ишак-геронтофил! – ответил грек, очередным ударом вырубая еще одного дикаря. – У, сука!
- Довольно! – я охнул и, чудом удержавшись на ногах, сжал виски руками. Голова пульсировала тупой, режущей болью, словно грозя лопнуть и забрызгать белый снег карминовыми красками. Астру и Ахиллеса тоже не минули эти приятные ощущения, как и голос, возникший в голове. Мягкий, но в то же время, мрачный и надменный голос. – Я приму вас, пока вы не уничтожили славное племя кроманьонцев.
- Благодарю, Падший, - ответил ему Элигос, вставая на ноги. – К чему было это представление?
- Мне нужно было знать, насколько сильно ваше желание меня увидеть, - усмехнулся голос, доносясь на этот раз из пещеры. – Входите.
Внутри пещеры было сухо, тихо и, к моей вящей радости, тепло. В углу горел небольшой костер с висящим над ним котелком, в котором булькало что-то вкусное. В другом углу темнел небольшой матрас с накинутым на него теплым шерстяным одеялом. Рядом с постелью горкой стояли книги, преимущественно старые и в добротных кожаных обложках. Хмыкнув, я повернулся в сторону костра и стоящего возле него Падшего.
Падший ангел выглядел как человек. Красивый человек. С надменным взглядом, безбородым лицом и пронзительными голубыми глазами. Такие ангелы попадались мне в Чистилище, когда еще безродный грешник в моем лице, очень хотел достичь Рая. Падший, не обращая внимания на взгляды, которыми мы его буравили, молча помешивал жидкость в котелке небольшой костяной ложкой. Изредка он зачерпывал вкусно пахнущую жижу и осторожно пробовал её, стараясь не обжечь язык. Элигос и Леария, расположившись на плотных шкурах возле очага, так же молча следили за его действиями, не рискуя прерывать хозяина. Впрочем, скоро он сам обратился к нам.
- Сколько мы не виделись, Эрртруар? – спросил он, отложив ложку в сторонку и занимая другую кучу шкур, аккурат напротив Элигоса и Леарии.
- Много, Таалриш, - поморщился Элигос, услышав свое имя.
- Как изменчива судьба, не находишь? Я послушался тебя когда-то и вот я здесь, в диком и холодном мире, готовлю похлебку на костре, - улыбнулся Падший. – А ты обзавелся прелестной демонессой и… кхм… дивной броней верховного иерарха.
- Каждый из нас сделал выбор, Таалриш.
- Знаю, Эрртруар, - блеснул глазами хозяин, доставая из кучи шкур длинную глиняную трубку. Чуть повозившись, он взял голой рукой один из тлеющих угольков и, ловко раскурив трубку, выпустил в воздух ароматную струю дыма. – Выбор. Поэтому ты здесь в компании трех прощенных, не так ли?
- Поэтому. Каждый делает выбор и принимает последствия, которые дает этот выбор. Тебе это известно.
- Конечно. Догмат. Очередной догмат, - хмыкнул Падший. – Но вряд ли ты пришел сюда ради того, чтобы повидать старого друга? Ты же знаешь, что я чту нейтралитет и не вмешиваюсь в дела Рая и Ада.
- Знаю. Я здесь не за этим.
- Пророчество, - кивнул хозяин. – Я слышал его два дня назад. Весьма заманчивое пророчество, друг мой.
- Хочешь испытать удачу? – сверкнул глазами Элигос. Но Падший тихо рассмеялся в ответ и вновь выпустил струйку дыма.
- Я не повторяю прошлых ошибок, Эрртруар. Хватило одной. Главной ошибки моей жизни.
- И ты предпочтешь жить здесь, среди дикарей и ледяной пустыни?
- Да. Они еще не знают, что такое коварство. Живут архаичными принципами стаи и братства, - пояснил хозяин. – Они лучше тех, в кого потом превратятся, друг мой. А я просто живу рядом. Помогаю им выживать, лечу раны, обучаю понемногу. Как ты сказал? Выбор и последствия, которые дает этот выбор.
- Понимаю.
- Славно, - улыбнулся Падший, поворошив костер. – Хотите есть? Похлебка на мясном бульоне.
- Нет, спасибо, - покачал головой Элигос.