Нечто аналогичное имело место и в астрономии. Вавилонские звездочеты наблюдали за движениями небесных светил, изучали их повторяемость и выводили из них чисто эмпирические закономерности, позволявшие предсказывать наступление тех или иных астрономических событий. В известном смысле вавилонская астрономия соответствовала идеалу науки, выдвинутому позитивистской философией XIX в. Но позитивисты упускали из виду один из важнейших признаков настоящей науки — ее систематичность. И в этом отношении греческая астрономия очень быстро превзошла вавилонскую.
Действительно, идея космоса как единого замкнутого в себе целого уже сама по себе содержала условия для систематизации разнообразнейших эмпирических сведений. В начальный период существования греческой науки эти данные были еще очень скудными и неточными. Но когда греческие астрономы научились следить за движениями не только Луны и Солнца, но также и пяти планет, идея космоса пригодилась им для построения уже чисто научных моделей вселенной, первая из которых была создана Евдоксом. С помощью этих моделей оказалось возможным объединить различные астрономические данные в единую взаимосвязанную систему представлений.
И еще — о биологических науках. На Востоке живой природой интересовались исключительно лишь ради практических целей (например, для гадания или для изготовления медицинских снадобий). Основоположником биологических наук, в частности научной зоологии, считается по праву Аристотель. И не только потому, что в своих трактатах (и прежде всего в «Истории животных») он изложил колоссальный собранный им материал о нескольких сотнях видов различных животных. Но еще и потому, что своей классификацией животного мира, установлением так называемой «лестницы природы» он придал этому материалу научную систематичность, которая, заметим мимоходом, была в значительной степени утрачена Естествоиспытателями поздней античности.
Из всего этого явствует, что греческая наука была первой обладавшей всеми перечисленными выше признаками подлинной науки. То, что обычно именуется египетской или вавилонской наукой, строго говоря, еще не заслуживает такого наименования. Правда, здесь мы ничего не сказали о научных представлениях более удаленных стран Востока — Индии и Китая, но читатель может поверить на слово, что и для них будет справедливо аналогичное заключение — по крайней мере, поскольку речь идет об эпохе, соответствующей времени зарождения и развития ранней греческой науки.
Сказанное выше отнюдь не означает какого-либо принижения или недооценки научных достижений народов Ближнего и Дальнего востока. Эти достижения бесспорны и без их учета никакая история мировой науки не может быть полной. Речь идет о том, что по отношению к научным знаниям древних египтян, вавилонян, индийцев и китайцев - греческая наука, по крайней мере в высших её проявлениях — представляла собой качественно новый этап, к которому впервые стало допустимым применять термин «наука» в том смысле в каком этот термин понимается до нашего времени.
Посмотрим теперь, существуют ли — и какие именно — принципиальные различия между античной наукой и наукой нового времени. На этот вопрос нельзя ответить вполне однозначным образом. Дело в том, что античная наука претерпела на протяжении своей тысячелетней истории очень большие изменения. И прежде всего в этой истории надо выделить первый период — период ранней греческой науки, получившей у древних авторов наименование науки «о природе». Не вдаваясь в смысл греческого термина «природа» (об этом речь пойдет ниже), скажем только, что в отличив от наук позднейшего времени наука «о природе» была не расчлененной, спекулятивной дисциплиной, основной проблемой которой была проблема происхождения и устройства мира, рассматривавшегося как единое целое. Как по содержанию, так и по своим методам эта дисциплина имела мало общего с естествознанием в нынешнем значении этого слова. Вплоть до конца V в. до н. э. она была неотделима также и от философии, в силу чего ее иногда называют натурфилософией, хотя применение этого термина к ранней греческой науке представляется, по нашему мнению, неправомерным. У Энгельса мы находим очень точную характеристику ранней греческой науки:
«У греков — именно потому, что они еще не дошли до расчленения, до анализа природы,— природа еще рассматривается как одно целое. Всеобщая связь явлений природы не доказывается в подробностях, она является для греков результатом непосредственного созерцания».
Высшей точкой развития и в то же время завершающей стадией науки «о природе» была всеобъемлющая научно-философская система Аристотеля. В это время уже обнаруживается распад этой единой науки на отдельные дисциплины, каждая из которых обладает своим предметом и своими специфическими методами исследования. Еще в V в. до н. э., одновременно с разработкой метода дедукции, происходит обособление математики, которая у ранних пифагорейцев была неотделима от их общего учения о мире. Результатом деятельности Евдокса, жившего в середине IV в. н. э., явилось возникновение научной астрономии. В трудах Аристотеля и его учеников уже можно усмотреть появление логики, зоологии, эмбриологии, психологии, ботаники, минералогии, географии, музыкальной акустики, не считая гуманитарных дисциплин, таких, как этика, поэтика и т. д., которые никогда не были частью науки «о природе».
Дифференциация наук продолжалась и в эллинистическую эпоху. В III—IΙ вв. до н. э. приобретают самостоятельное значение новые дисциплины — геометрическая оптика (в частности, катоптрика, т. е. наука о зеркалах), механика (статика и ее приложения), гидростатика. В это время происходит резкое размежевание философии и специальных дисциплин, означавшее конец ранней синкретичной науки «о природе». Расцвет эллинистической культуры ознаменован творческими достижениями таких великих ученых, как Евклид, Архимед, Эратосфен, Аполлоний Пергский, Гиппарх и др. Именно тогда, в III—II вв. до н.э., античная наука по своему духу и своим устремлениям ближе всего подошла к науке Нового времени. В дальнейшем начинается медленный спад. И хотя наука поздней античности может гордиться такими именами, как Птолемей, Диофант или Гален, в первые века нашей эры в ней наблюдается постепенное усиление регрессивных тенденций. Эти тенденции связаны с ростом иррационализма, появлением оккультных, дисциплин, возрождением попыток синкретичного объединения науки и философии. Обо всем этом будет сказано в последующих главах нашей книги.
И вот, обратившись критичной науке в период ее наивысших достижений, можем ли мы найти в ней черту, принципиально отличающую ее от науки Нового времени? Да, можем. Несмотря на блестящие успехи античной науки эпохи Евклида и Архимеда, в ней отсутствовал важнейший ингредиент, без которого мы теперь не можем представить себе таких наук, как физика, химия, отчасти биология. Этот ингредиент — экспериментальный метод в том его виде, в каком он был создан творцами науки Нового времени — Галилеем, Бойлем, Ньютоном, Гюйгенсом. Античная наука понимала значение опытного познания, о чем свидетельствуют Аристотель, a до него еще Демокрит. Античные ученые умели хорошо наблюдать окружающую природу. Они достигли высокого уровня в технике измерений длин и углов, о чем мы можем судить па основании процедур, разрабатывавшихся ими, например, для выяснения размеров земного шара (Эратосфен), для измерения видимого диска Солнца Архимед) или для определения расстояния от Земли до Луны (Гиппарх, Посидоний Птолемей). Но эксперимента, как искусственного воспроизведения природных явлений, при котором устраняются побочные и несущественные эффекты и которое имеет своей целью подтвердить или опровергнуть то или иное теоретическое предположение,— такого эксперимента античность еще не знала. Между тем именно такой эксперимент лежит в основе физики и химии — наук, приобретших ведущую роль в естествознании Нового времени. Этим объясняется, почему широкая область физико-химических явлений осталась в античности во власти чисто качественных спекуляций, так и не дождавшись появления адекватного научного метода.
Но почему так случилось? Почему античная наука не дошла до открытия экспериментального метода в указанном выше смысле? Ответить на эти вопросы мы не сможем, не выйдя за пределы науки как таковой и не рассматривая тех социальных условий, в которых античная наука возникла и развивалась.
Выше было указано, что одним из признаков настоящей науки является ее самоценность, стремление к знанию ради самого знания. Этот признак, однако, отнюдь не исключает возможности практического использования научных открытий. Великая научная революция XVI— XVII вв. заложила теоретические основы для последующего развития промышленного производства, направленного на использование сил природы в интересах человека. С другой стороны, потребности техники явились в Новое время мощным стимулом научного прогресса. Подобное взаимодействие науки и практики становится с течением времени все более тесным и эффективным. В наше время наука превратилась в важнейшую производительную силу общества.
В античную эпоху подобного взаимодействия науки и практики не было. Античная экономика, основанная на использовании ручного труда рабов, не нуждалась в развитии техники. По этой причине греко-римская наука, за немногими исключениями (к которым относится, в частности, инженерная деятельность Архимеда), не имела выходов в практику. С другой стороны, технические достижения античного мира — в области архитектуры, судостроения, военной техники — не находились ни в какой связи с развитием науки. Отсутствие такого взаимодействия оказалось в конечном счете пагубным для античной науки.
Этими общими замечаниями в отношении особенностей античной науки мы пока и ограничимся. В ходе дальнейшего изложения эти вопросы получат более детальное освещение на конкретном историко-научном материале.
Глава 1. Истоки ранней греческой науки
Как уже сказано во «Введении» основной проблемой ранней греческой науки «о природе» (peri physeos) была проблема происхождения и устройства мира, рассматриваемое как единое целое. Различные решения этой проблемы предлагавшиеся ранними греческими мыслителями, имели чисто спекулятивный характер и иными в то время быть не могли. Первичным источником этих спекуляций была мифология, в первую очередь космогонические мифы, создававшиеся на определенной стадии культурного развития всеми народами мира в том числе и греками. Разумеется, в своих умозрительных построениях первые греческие ученые учитывали как данные непосредственных наблюдений, так и опыт многовековой человеческой практики. Для обработки всей этой информации они пользовались методами, которые с нашей теперешней точки зрения еще не могут быть названы научными. С одной стороны, это было упорядочение традиционного и эмпирического материала с помощью набора оппозиций — таких, как верх — низ, левое — правое, теплое — холодное и многих других, укоренившихся в человеческом мышлении с незапамятных, первобытных времен. С другой же стороны, это был метод аналогий, который на ранней стадии развития науки служил важнейшим средством для образования умозаключений.