объективность приобретают современный философский смысл «существующий (существование) вне нас» и в дальнейшем сохраняются в этом качестве.
Историю рассмотренного словесного ряда — от «предлежащих вещей» Кантемира до современного «предмета» — можно было бы, таким образом, считать установленной, если бы не последние лингвистические находки. Советский лексиколог профессор Ю. С. Сорокин обнаружил слово предмет в документе 1720 г. — ноте русского посла в Лондоне М. П. Бестужева британскому двору. Здесь предмет встречается по крайней мере трижды в значении «результат, цель» в примерах типа: «дабы достигнуть до сего предмета» (речь идет о действиях на Балтийском море). Тем самым существенно меняется дата появления слова. Она примерно одинакова теперь с заимствованием объект, которое до этого считалось старше. Относительная легкость, и, так сказать, непринужденность встретившихся примеров начала 20-х годов XVIII в. доказывают потенциальную «готовность» слова в русской литературной лексике первой половины XVIII в.
Уточняется в свете последних данных и генезис слова предмет. В научной литературе оно нередко считается переводом (или даже заимствованием) с польского przedmiot с аналогичным значением. Между тем указанное польское слово до конца XVIII в. сравнительно редко, наряду с ним в XVIII — XIX вв. употребляются весьма разные слова сходного и иного образования. Перечень их приведен, например, в четырехтомном «Словаре польского языка» С. Линде (1854–1860), там же находим любопытные исторические свидетельства, позволяющие предположить русское происхождение слова в польском и других славянских языках.
В русском языке слово утвердилось не с [о] после мягкой согласной: предмёт (ср. известные в XVIII в. рудомет, водомет, современные пулемет, огнемет), а в соответствии со славяно-книжными нормами с [э]: предмет.
Точно не известно, как звучали в XVIII в, слова рудомет, водомет и др.; как и предмет, они писались не через ять (Ѣ), а через е, что допускало двоякое чтение — с [э] и [о]. Не исключено, что в книжном употреблении они имели также [э], но затем в них возобладало произношение по народным разговорным нормам [о]. Слово предмет как книжное оказалось не затронуто этим процессом и в результате имеет произношение, отличное от других слов с данным корнем.
Примечания к текстам
Произведения Кантемира трудно представить без обстоятельных и пространных текстовых примечаний. Они составляют значительную часть написанного Кантемиром. Текстовые комментарии Кантемира — живая хроника, своего рода энциклопедия современной ему действительности. В примечаниях изложены многочисленные языковые наблюдения Кантемира — толкования слов, объяснение новообразований и т. д. Белинский с полным правом писал: «примечания [к сатирам Кантемира]... необходимы, потому что характеризуют дух времени, состояние русского языка и общества того времени». Примечания составляют единое целое с основным текстом произведения и, по авторскому замыслу, должны были помещаться на одной странице с поясняемым словом или выражением: «Примечания должно печатати на низу страницы, вмещая всякое примечание под стихом, к которому оно принадлежит». Действительно, в прижизненных изданиях кантемировских произведений («Разговоры», «Письма Горация») это правило соблюдалось и лишь позднее (в публикациях XIX–XX вв.) примечания стали помещать после основного текста.
Примечания расширяют познания читателей, совершенствуют их вкусы. Например, в одной из глав «Разговоров» упоминается Мольер. Кантемир пользуется случаем, чтобы коротко сказать о писателе и заодно о самом жанре комедии: «Молиер был славный писатель французских комедий в царство Людовика XIV. Комедия есть живое изображение какого простого и смешного действа к исправлению нравов и к увеселению смотрителей». Энциклопедические, сведения в примечаниях соседствуют с лингвистическими. В «Разговорах» определяются слова и понятия, обозначающие отрасли знаний: философия, логика, физика, нравоучение; отвлеченные категории: система, материя, идея, противопоставление; естественные явления: кометы, текущее вещество, полус, климат; литературные жанры: элегия, поема; собственные имена: Виргилий, Овидий, Птоломей, Коперник, Архимед, Галилей; географические названия: Кастилия, Париж, Африка и др. Большое внимание уделяется соотношению («переводу») иноязычных и равнозначных русских слов.
Наибольший интерес имеют примечания к сатирам. Помимо отдельных слов и выражений, в сатирах комментируются целые строки и отрывки, создавая в некоторых случаях параллельное прозаическое изложение к стихам. Например, в сатире V высмеивается модный наряд: «Руки, шея, ноги, чреслы спутаны». В примечаниях это место раскрывается так: «Руки запонками, шея галстуком, ноги подвязками и башмаками спутаны». Заметим, что всюду стиль примечаний, как правило, нейтральный («средний») и может служить одним из образцов прозы первой половины XVIII в. Вот еще строка, поясняемая в Песне I: «Луну солнца лучи преломляти научив», в примечании: «Луна собою тело грубое и несветлое, светла же нам кажется для того, что лучи солнца, в нее упираясь, к нам, как от зеркала, отсвечивают».
В примечаниях можно найти историко-лексикологические сведения, важные для понимания современных свойств слов. Так, в сатире II Кантемир поясняет фразу: «пойло, что шлет Индия». Речь идет о двух напитках («пойло» — напиток) — кофе и шоколаде. Кантемир употребляет кофе в мужском роде: «Лучший кофе приходит из Аравии», где «тот овощ обилен». Таким образом, уже в то время кофе оформляется как заимствование мужского рода, а не среднего (ср. однотипные современные нам слова на -о и -е: какао, кашне и т. д.), что до сих пор служит источником речевых ошибок. Часто говорят горячее кофе (а не горячий кофе) по аналогии с горячее какао.
Проницающее жало сатиры
Кантемир имеет прямое отношение к становлению сатирического жанра в русской литературе нового времени. Конечно, произведения этого рода существовали и раньше; они ярко представлены в фольклоре (например, «Повесть о Ерше Ершовиче»), имеются образцы их в силлабической поэзии (у Симеона Полоцкого и др.). Однако в первой половине — середине XVIII в. вопрос ставился еще так: могут ли сатиры считаться явлением литературы и иметь право на самостоятельное существование? Сатиры Кантемира стали первой систематической разработкой данного жанра в литературе XVIII в. Кантемировские сатиры, как отмечал Белинский, «пользовались большою известностью в обществе». В 1748 г. Ломоносов в отзыве на эпистолы Сумарокова ссылался именно на сатиры Кантемира: «в российском народе сатиры князя Антиоха Дмитриевича Кантемира с общею апробациею[21] приняты, хотя в них все страсти всякого чина людей самым острым сатирическим жалом проницаются». Когда в 60-х годах XVIII в. представилась возможность издать сатиры, именно Ломоносов активно способствовал этому.
Сатиры Кантемира представляют собой цикл с определенной тематикой. Первая сатира — «На хулящих учение. К уму своему». Основное заглавие и подзаголовок[22] взаимосвязаны — уму, говорит Кантемир, впору оставаться в бездействии, поскольку «Науку невежество местом уж посело». Кто же назван среди «невеж и презирателей наук»? Это прежде всего церковник Критон «с четками в руках», который «просит, свята душа, с горькими слезами Смотреть, сколь семя наук вредно между нами». Дворянин Силван, считающий, что науки не дворянское занятие и в хозяйстве можно обойтись без них («Сколько копеек в рубле — без алгебры счислим»); его рассуждения очень напоминают Простакову из «Недоросля» Фонвизина. К ним присоединяется щеголь, который «Не сменит на Сенеку... фунт доброй пудры». Ополчается против знаний судья, основное правило которого: «Брани того, кто просит с пустыми руками».
Вторая сатира написана в виде диалога между Филаретом («любителем добродетели») и Евгением («дворянином», в первой редакции добавлено: «всякого благонравия лишенным»). Дворянин жалуется, что не получает наград, хотя принадлежит к знатному роду и предки его имели заслуги. Кантемир затрагивает злободневный вопрос, поставленный всем ходом петровских преобразований, — он утверждает, что «благородство» и почести достигаются только личными достоинствами и «потом и мозольми в пользу отечества». Это положение писатель защищает с большим пафосом и высказывает немало острых замечаний: «Адам дворян не родил», «Благородными явит [нас] одна добродетель», «Разнится — потомком быть предков благородных Или благородным быть». Данная тема в сатирической форме была, как известно, позднее развита И. А. Крыловым в басне «Гуси» (1811). Одно из самых сильных мест этой сатиры (его отмечал Белинский) — наряжающийся щеголь и мот: «Деревню взденешь потом на себя ты целу». В примечаниях эта строка дополняется: «Взденешь кафтан пребогатый, который стал тебе в целую деревню. Видали мы таких, которые деревни свои продавали, чтоб себе сшить уборный кафтан». Специальную обобщенность придает Кантемир еще одному персонажу — льстецу Клиту, добивающемуся своих целей: «Спины своей не жалел, кланяясь и мухам».
Вереница образов проходит в третьей сатире «О различии страстей человеческих», посвященной Феофану Прокоповичу. Автор начинает с вопроса, чем объяснить различие нравов («страстей»), если физическая природа людей одинакова, и фактически дает ответ — в их социальном положении и поведении. Здесь торговец, наживающийся на том, что «у аршина умерял вершок, в ведре — кружку». Клеарх живет в роскоши, но его богатство «набрано обманом, слезами, Клятвами и всякими подлыми делами». Сатира четвертая — «О опасности сатирических сочинений. К музе своей» имеет для Кантемира принципиальное значение. Он утверждает право на сатирическое творчество и свою принадлежность к этому жанру («сатиру лишь писать нам сродно»). К