Иной вариант. Некий сетевой деятель, желающий доказать выдающуюся роль евреев в Великой отечественной войне, опубликовал чрезвычайно подробный, с его точки зрения, список евреев-военачальников и евреев-героев Советского Союза. Даже если вынести за скобки тот факт, что значительная часть этих людей с точки зрения самоидентификации воспринимала себя не столько как евреев, сколько как граждан СССР, в список попали почти все военачальники, чья фамилия заканчивалась на «-ский», в том числе, например, поляк Рокоссовский. В дальнейшей дискуссии указанный патриот пытался защищать свою позицию тем, что «в условиях сталинского антисемитизма» все эти люди записывались русскими и поляками, в то время как на самом деле они были евреями. Но дальнейшее разбирательство показало, что, желая «нагнать» статистику, человек этот опирался не на официальные анкетные данные людей, а просто выбрал те фамилии, которые, с его точки зрения, могли быть еврейскими. Когда этому человеку показали фотографии некоторых из тех лиц, кого он считал евреями, он заявил: «Да, не каждый еврей имеет семитские черты».
Для меня такой человек ничем принципиально не отличается от тех оголтелых антисемитов, которые очень тщательно выбирают «еврейскозвучащие» фамилии во властных структурах, доказывая таким образом существование во власти жидовского заговора, направленного на уничтожение России и русского народа.
Наиболее явный пример передергиваний в этой области — сравнительная характеристика потерь советской и немецкой армии во время Великой Отечественной войны, призванная доказать факт, «заваливания трупами». При этом, однако:
1. К собственно военным потерям добавляются потери среди гражданского населения Советского Союза.
2. У «немцев» считаются потери только немецких частей без учета их многочисленных союзников. Между тем под Сталинградом из пяти противостоящих нам армий немецких было только две, остальные – румыны и итальянцы.
3. При этом категория «пропавших без вести» учитывалась при определении советских потерь, но не считалась при определении потерь немецких.
4. Приводятся данные о потерях в нашем народном ополчении, но игнорируются данные о потерях в немецком фольксштурме на завершающем этапе войны. Впрочем, это может быть связано с тем, что в это время статистику потерь уже никто не вел.
5. Полицаи и пособники полицаев, бывшие граждане СССР, воевавшие на стороне немцев и уничтоженные Красной армией или партизанами, записаны в советские, а не немецкие, потери.
Похожий пример манипуляций со статистикой замечен при оценке численности армий сторон перед началом Корейской войны. У северян считают как собственно военнослужащих КНА, так и внутренние войска, и иные вооруженные формирования, включая милицию. У южан же учитывают только собственно армию, а полиция и многочисленные полувоенные формирования типа Молодежных корпусов остаются за скобками. В результате получилось, что северокорейская армия обладала почти двукратным превосходством. Однако если и на юге посчитать всех, а также принять к сведению, что непосредственно в войне принимали участие далеко не все, «зачисленные в северокорейскую армию», реальное численное превосходство северян становится гораздо меньшим.
Еще пример. Борцы с нелегальной эмиграцией с Кавказа и из Средней Азии очень любят ссылаться на статистику преступлений, совершенных приезжими из стран СНГ. Однако в эту статистику входят и преступления, совершенные выходцами из Украины, Белоруссии и Молдавии, и пока нет более подробного анализа, в котором бы приводились данные о статистике преступлений применительно к каждой диаспоре, использование этих данных корректно не полностью.
Нередко махинации со статистикой связаны с выбором критериев для сравнения. Особенно если приходится сравнивать стороны, имеющие ассиметричные параметры. К примеру, налицо две системы — СССР и Германия, которые по наблюдаемым технологическим параметрам далеко не равноценны: СССР превосходит Германию по людским ресурсам, производству основных стратегических материалов (стали, химикатов и т. п.), общему промышленному производству, военной промышленности, а также — численности Вооруженных Сил, их материальной обеспеченности.
Однако СССР однозначно проигрывает Германии по: уровню образования населения (а значит, и качеству солдат); качеству подготовки рабочих и количеству и качеству подготовки ИТР; уровню развития высоких технологий (точная механика, оптика, приборостроение, моторостроение, алюминиевая промышленность); уровню подготовки офицерского состава и боевому опыту войск. Еще один пример, некорректной статистики — это сравнение целого с частью. Наиболее часто такое встречается при спорах о Второй мировой, когда военно-стратегический потенциал всего СССР или всей Германии (в зависимости от точки зрения сравнивающих) противопоставляют только тем войскам противоположной стороны, которые были сосредоточены на границе и принимали непосредственное участие в начале войны.
А при сравнении военной техники сторон часто используется сравнение экспериментальных параметров с реальными. С одной стороны приводятся реальные ТТХ серийной техники, а с другой — заявленные ТТХ экспериментальной. На человека, не знающего, что 90% экспериментальной техники так и остается в экспериментах, а 90% оставшейся не дает заявленных ТТХ и близко, это производит впечатление.
Суть этого приема общеизвестна, но хочется отметить, что приписки иногда осуществляются на нескольких уровнях, и статистические данные растут как снежный ком. При этом не всякий исследователь, ознакомившийся с подобными итоговыми данными, берется разобраться в том, как они были получены.
Обратным вариантом приписки является неучет «откатов» и других феноменов, связанных с коррупцией. В результате, скажем, если на реализацию какого-то проекта было выделено 2 млрд. руб., это совсем не означает, что именно эта сумма была на него потрачена, а следует учитывать уровень коррупции. В отдельных случаях вполне вероятно, что собственно на реализацию проекта будет потрачено всего лишь десятая часть выделенной на него суммы.
Здесь, конечно, можно найти очень много примеров, но я остановлюсь на двух. Во-первых, это оценка количества политзаключенных в КНДР. Здесь с одной стороны, в политзэки записывают всех заключенных вообще, с другой – игнорируется интересная деталь. Многие авторы путают лагеря для преступников с лагерями для «враждебных элементов», куда переселяют «членов семей изменников родины (в случае ареста главы семьи по политическому обвинению, вся семья также подлежит немедленной высылке)», или высылают в административном порядке за неполитические проступки. Условия жизни там весьма суровы, но по уровню содержания не столько Гулаг в чистом виде, сколько лагерь для спецпереселенцев. Между тем, так как автор самых известных за пределами КНДР воспоминаний заключенного провел 10 лет именно в таком заведении, эти лагеря тоже записывают в «Гулаг».
Другой пример – статистика апологетов Холокоста, касающаяся того, сколько евреев было убито Гитлером. В целом ряде случаев речь шла не о собственно жертвах геноцида, а о тех евреях, которые умерли на оккупированной немцами территории за время гитлеровской оккупации. В результате жертвы Холокоста оказались даже в Дании, хотя точно известно, что все датские евреи были организованно переправлены в нейтральную Швецию.
На грани манипуляций числами и психологического воздействия на аудиторию можно отметить ложное выставление верхних и нижних границ, которое часто сопровождается игрой с умолчаниями. Наиболее явно это видно в цитатах типа: «Корпус потерял сотни человек личного состава» или «От химического оружия Саддама Хусейна погибло до 100 тысяч курдов». Теоретически «до ста тысяч» воспринимается обычно как 99,…, но на деле «до 100» означает только «менее 100». При этом с формальной точки зрения автор высказывания прав. Это же относится и к «сотням», хотя, условно говоря, 2 сотни и 9 сотен, вмещающиеся в такое определение, цифры очень разные. Но обычно в голове человека при словах «сотни погибших» возникает образ многих сотен, а не двух.
Работа со «свидетельствами очевидцев»
В целом, анализ свидетельских показаний проходит по той же схеме, что и анализ источника, но мы отделили работу со свидетельствами от анализа собственно фактов, так как между историческим фактом и показаниями свидетелей этого факта есть некоторая разница. Иное дело, что «устная передача», особенно когда свидетелем является чей-то близкий человек («… а мне дедушка рассказывал, что…), нередко воспринимается как нечто более достоверное, чем «официальный» письменный текст. Однако у гипотетического дедушки тоже может быть достаточно причин, чтобы не рассказывать внукам всю правду и, в первую очередь, сохранить в их глазах свой положительный образ. Как отмечалось в одной из заметок известного переводчика и публициста Дм. Пучкова («Гоблина»): «97% населения лагерей твёрдо уверено в том, что посажены ни за что. И только 3% считают, что их осудили справедливо». По той же причине нельзя воспринимать как стопроцентно достоверную информацию, исходящую от перебежчиков из Северной Кореи, особенно тех, кто претендует на статус политического беженца. Формально проверить их информацию невозможно, т. к. КНДР – закрытое государство. Однако статус такого беженца дают не всем и не просто так. А это значит, что от перебежчика требуется или какая-то важная стратегическая информация, или информация, которая может быть с успехом использована в пропаганде и которую он озвучивает как единственный свидетель. Поскольку действительно важной информацией обладают не все, то весьма соблазнительно предстать человеком, «раскрывающим страшные тайны режима» и рассказывающим то, что другая сторона хочет от тебя услышать. Но вариант, когда свидетель осознанно хочет что-то скрыть, интересен нам менее, чем ситуация, когда он стремится быть объективным. Свидетельские показания – это интерпретация данного конкретного человека, и ни один свидетель не запоминает ситуацию со всей точностью.. При этом, особенно в ситуации, когда человек вспоминает о событии спустя длительное время, многие детали он сознательно или несознательно искажает. К тому же каждый свидетель смотрит со своей колокольни и может не знать «контекст».