— Значит, так, Серафимова, сегодня задание сложнее. Будет три оператора. Один из них нажмет на кнопку. — Тамара сглотнула. — Ваша задача — указать, кто именно. Понятно?
— А если…
— Выйдете через вторую дверь. Вперед.
И Томочка на негнущихся ногах вошла. Зеркало наполовину занавешено, три оператора, одинаковые в своих масках, стояли за пультами. «Как же я пойму из сна — кто?» Устроилась на кушетке, выпила лекарство. И тут занавеска отдернулась: к стулу привязан парнишка лет двенадцати. Рыжий, веснушчатый. Губы его тряслись, а на щеках блестели полоски от слез.
— Нет! — Тамара рванулась, но лекарство уже начало действовать, и ее потащило в сон.
Из сна Тамара вывалилась рывком. И сразу закричала, боясь, что не успеет:
— Это он, он! Справа который. Брови сросшиеся. Это он!
Ткнула в будущего мучителя пальцем и…
…из-за ширмы раздался выстрел. Оператора ударило в грудь, и на белом халате расплылось красное пятно. «Господи, да его застрелили!..»
Перед глазами блестела ножка кушетки. Болело ушибленное бедро. Тамара приподнялась с пола и заглянула в пыточную. И не сразу поняла — операторы аплодируют ей, а «расстрелянный» стягивает халат, — это же… маркер с краской!
Мальчишка в кресле хохотал и корчил рожи.
Тамара не помнила, как собралась, как добрела до остановки и влезла в трамвай. Очнулась, когда здоровенная кондукторша потребовала оплатить проезд. Она полезла в сумку, долго рылась там, и сидящая рядом старушка уже прошлась насчет бестолковой молодежи.
— Обдолбалась, что ли? — рявкнула кондукторша. Томочка вздрогнула и разжала пальцы. Прозвенела по полу мелочь, закатилась под сиденье помада. И выпало удостоверение.
В трамвае повисла тишина, словно не книжечка «ФСБ. Антитеррор» оказалась на полу, а граната без чеки. Тамара бросилась спасать добро и… чуть не столкнулась лбом с мальчишкой. Тот протянул мелочь на ладошке:
— Держите, — и застенчиво: — А вы правда из антитеррора?
— Правда.
— Видишь тетю? Она с террористами борется, — донеслось сзади.
Ей протянули удостоверение, грозная кондукторша разулыбалась, словно старой знакомой. Тамара выросла сантиметров на двадцать: «Я не имею права сдаваться».
— Спасибо, — сказала она, выпрыгивая из трамвая.
Острый свет брызгал в глаза с хрустальных люстр, и зал расплывался, как в калейдоскопе. А может, виноваты были слезы. Голову стянул железный обруч. Она терзалась: потечет водостойкая тушь, она споткнется на непривычно высоких каблуках, ее забудут внести в список или в последний момент сочтут недостойной диплома.
Хотелось сбежать. Как из художественного училища.
— Сегодня мы приветствуем первый выпуск, первый состав группы предвидения социальных катаклизмов. — Директор был особенно представителен. — Из пятидесяти шести кандидатов, прошедших первоначальный отбор, до сегодняшнего дня добрались лишь двадцать два. Нет, не стоит думать, что остальные пали смертью храбрых…
В зале засмеялись. У Тамары разламывалась голова, она старалась глубоко дышать. «Слава богу, Стечкин оказался среди отсеянных…»
— Когда мы создавали сектор предвидения, многие не верили в результат. Было даже предложение назвать его «сектором ненаучной фантастики».
Зал грохнул. Томочка украдкой вытерла ладони об юбку.
«Жаль, Русик не придет». Она просила, но у него совещание, и вообще «карьера не терпит расхлябанности и несерьезности». И Светланы Михайловны нет — уехала на учительский симпозиум. Зато они не увидят ее позора, если что стрясется.
— Не хвастаясь, могу сказать, что результаты нашей группы в два с лишним раза превышают…
Но родители увидят. Мама выглядела растерянной, отец смотрел скептически. А в третьем ряду стоял… Бахметов. Впервые он появился не в камуфляже, а в бежевой водолазке. Большой, уверенный. «Мне бы его спокойствие». Назар поймал ее взгляд и подмигнул.
«Это здорово — работать рядом с настоящими профессионалами».
— А теперь позвольте перейти к вручению. Диплом ясновидящего не даст нашим провидцам права выступать в суде в качестве метафизических свидетелей. Но судьбы нас с вами будут во многом зависеть от их невидимой работы.
«Да, я готова. Я буду стараться изо всех сил».
Ей предстоит хранить спокойствие родного города. Чтобы все жили мирно и счастливо: папа с мамой, Русик, Светлана Михайловна. И Бахметов, и Дмитрий Владимирович, и его противная Галочка.
— А раз наша группа необычная, то и дипломы начнем вручать с конца алфавита. Диплом вручается Шорину Денису Анатольевичу.
Аплодисменты разорвали духоту. У Тамары глаза ломило, так болела голова. «Сейчас выйду и свалюсь в обморок. Юбка задерется. Все будут вокруг бегать, водой из графина брызгать. Стыдобища».
— …Серафимова Тамара Игнатьевна.
«Господи…»
Она едва пролепетала «спасибо» дрожащими губами. Зал качался, грохотали аплодисменты, Назар хлопал, подняв руки над головой. «Он тоже за нас рад. Какой хороший человек».
Когда толпа двинулась в банкетный зал, Тамара нашла родителей.
— Ну, поздравляю, дочь, — отец смотрел оценивающе. — Все-таки заработала второй диплом. Немногим лучше, чем картинки малевать, зато будешь считаться сотрудником органов.
Тамара вспыхнула. «Молчи, будет хуже».
— Будь осторожна. Все-таки с террористами ра ботаешь, — вступила мама, поправляя ей воротник, как маленькой.
— Мам, не с террористами, а наоборот.
— Вот-вот, мало ли, во что тебя втянут.
— Это серьезная организация, мам! Пап!
— Понятное дело, работа непыльная, не за станком стоять.
Тамаре хотелось плакать. Диплом жег пальцы.
— Пойдемте, там обещали фуршет.
— Мне на завод пора, — отрезал отец. — Мне в отличие от гадалок за работу платят.
Она надеялась, что подойдет настоящий спецназовец Назар Олегович, он-то непременно реабилитирует организацию в глазах родителей. Но Бахметов растворился в толпе, и почему-то это казалось самым обидным.
А работа в антитеррористическом центре оказалась рутиной. Пришел, отметил пропуск и сиди двенадцать часов в пустой комнате. Два дня работы — день отдыха. Слушать радио или смотреть телевизор — нельзя, телефонный звонок — необходимо выйти в холл, читать — нельзя. «Чтобы ничто наводок не давало», — так объяснил Вольф Ойвович. Три раза за смену — сон. Заполнение бланков и отчетов.
Никто не требует, чтобы каждый раз было предсказание. О, нет! Когда впервые ничего не «выспалось» — Тамара испугалась… Побежала к Фриманису виниться. Тот ее выслушал, сказал: «Теракты не каждый день затеваются, слава богу. Идите, работайте». Получается — ничего страшного?
Через две недели она решилась: а можно в Чистую комнату взять рукоделие? Тот заинтересовался: какое. Попросил принести, показать… Тамара от смущения чуть не отказалась, но пересилила себя. Принесла Арлекина и еще две готовые куклы. Бывший куратор поцокал, похвалил притворно — разрешил. Так что она теперь на работу — с чемоданчиком.
Через неделю уже все коллеги знали, какая чудачка в отделе работает. Некоторые даже в насмешку стали просить сделать им куклу для подарка кому-нибудь… Томочка не обижалась. Два раза попила чаю с Назаром Олеговичем.
Все устаканилось, кажется.
Светлана Михайловна откусила от сдобного печенья и зажмурилась.
— М-м-м, невероятное. Как тебе это удается? Я объедаюсь всем диетам назло.
Тамара хихикнула:
— В следующий раз сделаю морковные котлеты.
— Гадость какая, терпеть их не могу!
Томочка любила посиделки со старшей подругой. Даже в вечных Светланиных нападках на Русика было что-то успокаивающее.
— Кажется, моя работа никому не нужна.
— Перестань, Томочка. Ты опять ищешь страхи на пустом месте.
— Я отчеты пишу, отдаю — и ничего. А ведь бывают несчастные случаи или даже катастрофы.
Стрельба по милицейскому посту. Рейсовый автобус с моста упал.
— Ты напрасно нервничаешь. Наверняка принимаются меры, а тебе о них сообщать просто незачем.
— Ну, не знаю…
— Слушай, я твой «Синий сон» на eBay выставила.
Томочка оторопела:
— Зачем?
— Ты сама никогда не соберешься, а знаешь, как люди заинтересовались? Один канадец предлагает двести сорок долларов, а аукцион только начался.
— Русик меня убьет! — вырвалось у нее.
— Насчет твоего Руслана ты знаешь, что я думаю. И пора уже вылезать из раковины. У тебя отличные человечки получаются.
— У меня и платья из обрезков, и краску я китайскую использую…
— А я говорила — надо переходить на хорошие материалы.
— Но ведь дорого.
— Сейчас продашь куклу, и будут тебе средства на пуговицы-булавки.
Тамара приложила ладони к горящим щекам. Поделки, вымучиваемые на работе, — ерунда. А кукла с разноцветными глазами никак не оживала.
— Нет, я не могу. Есть настоящие художники, а у меня просто…
— А у тебя есть я, которая знает, что ты умница и талантливая девочка. И не спорь!
Один и тот же сон мучил ее.
Он никогда не снился в Чистой комнате. Только дома, когда Руслан сопел под боком и луна заглядывала в окно сквозь ветки дерева, будто сквозь прутья решетки. Она приучила себя не кричать от ужаса — просыпалась молча, долго лежала, унимая дрожь. Слушала, как идут в тишине часы: мерно, безнадежно.
…Ярко-оранжевый мусоровоз со смазанной синей надписью поперек кузова сминает борт легковушки. Пронзительный хруст металла. Стекло, распавшееся на белые кусочки. Человек в очках неподвижно повис на ремне безопасности. И под потолком машины — чертик, сплетенный из трубочки от капельницы.
Когда она увидела этот сон впервые — честно внесла в ежедневный отчет. И забыла. Точнее, постаралась забыть: мало ли какие аварии происходят нынче. Все больше по вине водителей, конечно. Но дело даже не в том, что все повторялось снова и снова: ужас плескался на дне этого сна.