Дима не пошевелился.
— Что, уже не боишься?
— Нет. То есть — да. То есть — боюсь. Но не уйду. Мне ж потом только и останется, что в монастырь уйти, — и Лукшин принялся пристегиваться обратно.
Юля хмыкнула, но ничего не сказала.
— Только мне завтра рано на работу. Полвосьмого мне надо быть на Библиотеке.
— Я тоже рано встаю, — отозвалась Юля, — так что я тебя еще подбросить успею.
Лаврируя между машин, выбралась к середине дороги и лихо развернулась через двойную сплошную.
— Ментов не боишься? — почти повторил свой недавний вопрос Дима, но сейчас в нем звучало куда больше уважения.
— Пусть догонят сначала, — двигатель натужно завыл и Лукшина мягко, но мощно вдавило в сиденье. Дима посмотрел в окно, покачал головой.
— Я понял, — сказал он, — как Лукас придумал картинку за окном при сверхсветовом прыжке. Его наверное, тоже в Феррари прокатили.
— Это не Феррари, это Мазерати. Кто такой Лукас?
— Ну, Джордж Лукас. Который «Звездные войны» снял. Все шесть частей — его.
— Ни одной не смотрела, — равнодушно сказала Юля, закладывая глубокий поворот. В считанных сантиметрах за окном мелькнули отчаянно моргающие фары.
— Блин, — Дима выдохнул, — ты всегда так ездишь?
— И до сих пор не убилась, — кивнула Юля, — на самом деле, на быстрой машине ездить проще. Когда едешь на обычной, то все вокруг тоже едут, и хрен угадаешь кто куда повернет и в какой момент. А так — они все стоят, а я их объезжаю. Да не напрягайся ты, уже почти приехали.
Юля завернула в переулок, пролетела пару кварталов и притормозила перед въездом во двор, перегороженным высокими коваными воротами. Требовательно погудела. Ворота открылись; легонько переваливаясь на брусчатке двора, машина плавно закатилась под сень мощных дубов и остановилась вплотную к теряющейся в листве кирпичной стене.
— Приехали, — сказала Юля, нажимая какую-то кнопку слева. Обе двери плавно распахнулись. Дима, морщась, неловко выбрался из своего сиденья, выпрямился, потянулся — ехали они всего минут десять, но Лукшин так напрягался всю дорогу, что чувствовал себя весь день просидевшим в сиденье какого-нибудь междугороднего «Икаруса». Огляделся.
Дворик оказался значительно больше, чем показалось на первый взгляд, росло тут с десяток дубов, заставших, пожалуй, еще нашествие французов; среди деревьев там-сям виднелись стоящие автомобили, проглядывались красные кирпичные стены и большие панорамные окна.
— Милое местечко, — сказал Дима
— Мне тоже нравится, — согласилась Юля, и пошла к ближайшему застекленному крыльцу, оказавшемуся входом в подъезд. Дверей на лестничной площадке было всего две. Юля вытащила из кармана маленькую связку ключей и открыла левую дверь.
— Заходи, — сказала она и крикнула внутрь квартиры:
— Петрович, я дома!
Дима, уже занесший ногу над порогом, вздрогнул и замер с поднятой ногой.
— Петрович — это кто? — спросил он шепотом.
Юля недоуменно на него глянула, потом расхохоталась.
— А вон он, — сказала сквозь смех, — познакомься.
Дима, похолодев, заглянул в дверной проем, но никого не увидел. И только через секунду заметил недвижимо сидящего на шкафчике большого черного кота, изучающего его очень неприязненным взглядом.
— Блин, — сказал Дима, проходя внутрь, — я уж испугался.
— Ты вообще трусишка, я уже поняла, — весело отозвалась Юля, закрывая дверь и снимая обувь. Кот, мурлыкнув, спрыгнул со шкафчика, подбежал к Юле и принялся, тихо мурча, тереться об ее ноги. Дима животных любил и котяра ему понравился. Он присел и попытался погладить Петровича, но тот не дался — отстранился, презрительно глянул на Диму и гордо удалился, нервно дергая хвостом.
— Прям как человек, — сказала Юля с непонятной интонацией, проводив кота взглядом, — такая же с-скотина. Когда я его с помойки подобрала, за колбасный огрызок на задних лапах ходить готов был, а теперь ухом лишний раз не поведет — воображает. Раздевайся, вешалка в шкафу.
Она распахнула стенной шкаф, повесила внутрь куртку, оставшись в коротком трикотажном платье, и легкой походкой ушла куда-то вглубь квартиры. Через несколько секунд послышались негромкие позвякивания.
— Чего пить будешь? Коньяк, водку, ром? Я себе мартини налью.
— Кофе, — отозвался Дима, вешая свою куртку и осматриваясь. Светло. Просторно. Дорого. Впрочем, глядя на машину, он ожидал большего.
— Кофе не держу, для сердца вредно.
Дима пожал плечами.
— Тогда тоже мартини.
— Хорошо, — и Юля вышла из-за угла, держа в одной руке два бокала, в другой — тарелку со всякой нарезкой и зажатую подмышкой литровую початую бутылку. Прошла к окну, поставила все на невысокий стеклянный столик и села в стоящее поблизости глубокое кресло футуристических очертаний. Ткнула в другое такое же.
— Садись, разливай. Не буду ж я сама себе наливать, когда мужчина поблизости есть.
— Ага, — Дима открыл бутылку, разлил мартини по конусовидным бокалам, — еще ж маслину класть вроде полагается?
— Не люблю с маслиной, — Юля поморщилась, — вкус портит. Ну, за знакомство?
Чокнулись, выпили. Юля принялась расспрашивать Диму о всякой ерунде. Где он родился, учился, кем работал. Дима вначале отвечал неохотно и односложно, но потихоньку разговорился, особенно, когда речь зашла о «Ночном экспрессе». Юля слушала внимательно, вопросы задавала вполне «в тему», иногда грустно улыбалась. Бутылку прикончили где-то за час, в основном — Лукшин, но он сам этого и не заметил. С сожалением посмотрел на пустую бутылку, поставил ее под стол и встал.
— Ты куда? — удивилась Юля, — сейчас еще принесу.
— Я это… — Дима потупился, — где тут у тебя…
— Туалет? — Юля хихикнула, — пойдем.
Туалет Диму впечатлил. Отделанный под старину, он блестел полированной бронзой и латунью. Масса стилизованной под ту же старину, но вполне современной техники вписывалась в этот антиквариат вполне гармонично. Дима даже не сразу понял, как работает смеситель — вычурный агрегат имел замаскированный под зеркальце ЖК-индикатор и две фарфоровые ручки, но регулировали они вовсе не холодную и горячую воду, а (как все же разобрался Лукшин) температуру и напор. Причем и то и другое тут же отображалось на экране. «До чего дошел прогресс» — с иронией сказал своему отражению Лукшин, ополоснул лицо, тщательно вытерся и пошел обратно.
Проходя мимо Юлиного кресла, посмотрел на то, как она, подперев голову руками, задумчиво смотрит в окно и, повинуясь мгновенному порыву, присел рядом.
— Может, я об этом сейчас пожалею, но хотя бы попробовать я должен, — сказал он, запустил руку ей в волосы, притянул к себе и впился в губы поцелуем. Он догадывался, что, скорее всего, именно этого она и ждет, но все же опасался подвоха. Кто их знает, этих богатых. Сейчас влепит пощечину, скажет «так я и знала, еще один козел» и выставит вон. Ну и пусть!
Но опасался он зря — Юля тут схватила его за плечи, уронила к себе в кресло и ответила на поцелуй — страстно и жадно. Потом оттолкнула Диму от себя, сглотнула и сказала хрипло:
— Ну наконец-то. Я уж думала, не осмелишься. Встань с меня.
Дима встал. Чувствовал он себя при этом почему-то очень неловко. Но Юля не дала ему времени на самокопания — схватила за руку и потащила в сторону — в смежную комнату, где Дима увидел лестницу. Квартира оказалась двухэтажной и Лукшин понял, что ожидал чего-то в этом роде. Не будь в ней чего эдакого, он был бы разочарован. Хотя два этажа — это по нынешним временам уже и не круто почти. Вот будь тут оранжерея или бассейн — другое дело.
Они поднялись по лестнице и оказались (ну разумеется) в спальне. Дима даже ухмыльнулся легонько. Посреди комнаты, на невысоком подиуме стояла широченная незастеленная кровать с кованой спинкой. Судя по двум дверям на дальней стене спальной, были на этом этаже еще какие-то комнаты, но Диму это уже особо не интересовало. Юля подвела его к кровати, развернула к ней спиной и запустила руки Диме под водолазку. Провела пальцами по груди, улыбнулась многообещающе и сильно толкнула его обеими руками. Дима рухнул на кровать.
— Однако, — сказал он, — быстро ты.
— Если тебя ждать, — промурлыкала она, — так я состариться успею. Заползай выше, вот так.
Залезла сверху, заявила, — «Руки подними», — и принялась снимать с Димы водолазку. Водолазка была Диме маловата, шла туго и Юля замешкалась с рукавами. «Давай я сам?», — предложил Дима, и, не обращая внимания на Юлино «Лежи-лежи», попытался стащить рукав. Но не смог, с удивлением поняв, что обе его руки неожиданно жестко зафиксированы где-то за головой. Лицо его было закрыто снимаемой водолазкой, поэтому разглядеть, что случилось с руками, он не мог. Дима дернулся, пытаясь освободиться, и убедился, что пристегнут он надежно.
— Что такое? — стараясь не паниковать, спросил он, — Юля?!
Невидимая Юля хихикнула и сказала:
— Не дергайся, трусишка. Ничего страшного с тобой не случится, — и укусила Диму за сосок.
— Ой, — Дима дернулся и закрутил головой, — нет! Пусти, я видеть тебя хочу.
— Да пожалуйста, — Юля натянула водолазку Диме за голову, — так лучше?
Лукшин первым делом посмотрел на руки и убедился, что обе они пристегнуты к спинке кровати наручниками. Меховыми.
— Блин, — сказал Дима, — мне так не нравится!
— М-м? — Юля облизнула губы, расстегнула молнию, идущую вдоль всего платья и Дима обнаружил, что белья Юля не носит. Чулки на ней были, а трусов — не было. Не говоря уже о лифчике. Она скинула платье, бросила его на пол, медленно и грациозно прошла вдоль кровати, пристально глядя на Диму.
— А так — нравится?
Дима сглотнул и заерзал.
— Что такое? — Юля остановилась, расставив ноги, и наклонила голову.
— Неудобно… это, — Дима смутился.
Юля опустила глаза и понимающе хмыкнула.
— А! Джинсы тесные? Сейчас-сейчас, — она нагнулась, расстегнула ремень, ширинку и одним движением сдернула джинсы с Диминых бедер вместе с трусами, — даешь свободу!