Мужчина торжествующе обвел всех взглядом:
— Ага, испугались! А то, говорят, природа… Знаем мы эту природу. Пока за горло не возьмешь, ничего не добьешься!
Электричка шла на Загорск. Стучали на стыках колеса, раскачивались вагоны и чуть подрагивал электрический свет, нагоняя скуку на редких пассажиров.
На одной из лавочек сидел человек лет сорока, в длинной поповской рясе. Он что-то читал, время от времени поглаживая аккуратную бородку, совсем не замечая насмешливых взглядов своего соседа, паренька лет шестнадцати в белых стоптанных кедах и синей спортивной курточке.
Долгое время они ехали молча. Наконец паренек не выдержал.
— Батюшка, — громко сказал он, — вы меня, конечно, извините, но я хочу одну вещь спросить.
Священник оторвался от книги и с любопытством взглянул на соседа.
— Батюшка, скажите мне по совести: зачем вы людей обманываете?
— Каких это людей? — удивился батюшка.
— Верующих, — пояснил юноша, — которые в церковь ходят. Они дары вам носят, в бога верят, а бога-то и нет.
Батюшка отложил книгу и уселся поудобнее.
— А почему вы думаете, молодой человек, что бога нет?
— Потому что его нет, и все!
— Это не доказательство. Я тоже могу сказать, что он есть, и все.
— Как? Как же он есть, когда его никто никогда не видел?
— Это уже довод. Только богу совсем не обязательно, чтобы его видели. Достаточно, что он всех видит.
— Интересное дело, — ухмыльнулся юноша. — Мы его не видим, а он нас видит. Прямо научная фантастика.
— А что тут удивительного? Вот вы, молодой человек, кошку в темноте видите?
— Какую кошку?
— Обыкновенную. Которая мяукает.
— Нет, не вижу…
— А она вас видит.
— Ну и что?
— Выходит, кошка существует независимо от вашего восприятия.
— Сравнили. Кошка, она ясно, что существует. Она молоко пьет, мышей ловит, а ваш бог, что он делает?
— Многое. Бог заботится, чтобы все люди жили в согласии и справедливости.
— Сказали — в справедливости. Я вот на работе рацпредложение подал, а мне третий месяц денег не платят. Выходит, что нет вашего бога.
Батюшка усмехнулся:
— А профсоюзная организация у вас есть?
— Ну есть…
— Должна она этим вопросом заниматься?
— Должна.
— Тогда зачем богу вмешиваться в дела вашей профсоюзной организации? У него своих дел хватает. А не справляются, так он с них взыщет на Страшном суде.
— Это что еще за Страшный суд?
— А это такой день, когда все предстанут перед очами божьими и каждому воздаст он по заслугам.
Парень недоверчиво посмотрел на священника.
— Откуда вы знаете?
— Это Христос сказал, сын божий.
— Не было никакого Христа.
— Представьте себе — был.
— Ну да, конечно, Христос был, бог был, и вообще… у попа была собака.
Батюшка недовольно хмыкнул:
— Молоды вы еще об этом судить.
— Ничего я не молод.
Батюшка взглянул на юношу.
— Простите, а вы с какого года?
— С пятьдесят пятого.
— Значит, с 1955… А от чего?
— Как — от чего?
— Ну, от чего летоисчисление ведется?
— От нуля.
— Ошибаетесь, от рождества Христова.
— Не может быть.
— Общеизвестный факт. А по-вашему выходит, что Христос родиться-то родился, а жить вроде бы и не жил.
— Про Христа не знаю, а бога точно нет. Его попы придумали, чтобы народ обманывать.
— Это кто вам сказал?
— Никто. Это я в журнале прочел.
— А почему вы думаете, что это правда?
— Раз напечатано, — значит, правда.
Батюшка достал из портфеля книгу.
— Прочтите, здесь тоже что-то напечатано.
Юноша взял книгу в красивом кожаном переплете.
— «…И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и подобию Нашему…» Это что за книга?
— Это Библия.
— Ну мало ли что там напечатают.
— Выходит, что не всему напечатанному можно верить?
— Выходит, так… Только я все равно знаю, что это неправда.
— Что — неправда?
— То, что в вашей книге написано.
— Почему?
— Потому что люди не от бога, а от обезьяны. Это нам еще в третьем классе говорили.
— И от какой обезьяны — вам тоже говорили?
— От человекообразной. От шимпанзе, гориллы, орангутанга…
— Это что же, вроде тех, что в зоопарке?
— Ну да, вроде тех.
— Тогда почему же, молодой человек, те обезьяны, из зоопарка, людьми не становятся?
— Не знаю, — неуверенно сказал юноша, — наверное, условия не те. Когда обезьяна с дерева слезла, у нее передние конечности развились. Вот она и стала человеком.
— А знаете ли вы, молодой человек, как у слона хобот развит? Что же он человеком не становится?
Юноша на минуту задумался.
— Нет, — сказал он решительно, — слон не может стать человеком.
— Правильно, — согласился священник, — ни слон, ни бегемот, ни обезьяна. Потому что человека создал бог по образу и подобию своему.
Электричка замедлила ход.
— Станция Загорск! — хриплым голосом объявил репродуктор.
Батюшка снял с полки сумку и стал торопливо укладывать вещи.
— Послушайте, — робко спросил парень, — вы мне правду скажите. Что же это получается, что на самом деле бог есть?
Батюшка одернул рясу и внимательно посмотрел на юношу.
— Нет, — тихо сказал он, — к сожалению, нет.
И, взвалив на плечо тяжелую сумку, добавил:
— Но чтобы это понять, надо сначала в него поверить.
Петр Семенович Блинов начал воспринимать абцилохордию окружающего мира. Еще вчера, как и всякий нормальный человек, он обладал только пятью органами чувств. Сегодня же к ним прибавилось еще и шестое — абцилохордия. И все предметы, знакомые ему с детства, — столы, стулья, тапочки, троллейбусы — стали обладать каким-то новым, незнакомым ему ранее качеством. Трудно сказать, что это было. Может, электромагнитные волны или какое-нибудь особое, неизвестное науке, излучение, но факт остается фактом: у Петра Семеновича появилось чувство абцилохордии.
Первой, кому он сообщил об этой удивительной новости, была жена.
— Абцилохордия? — спросила она. — Это что такое?
— Не знаю, — сказал Петр Семенович. — Ничего не знаю. Только чувствую все время что-то, что и объяснить не могу.
— Как же так, — сказала жена, — чувствуешь, а не знаешь что.
— Нет, я-то знаю, но объяснить не могу
— Значит, не чувствуешь.
— Да ты пойми, — сказал Петр Семенович. — Вот стул, например. Что он: мягкий, серый… Ну, что еще?
— Деревянный, — сказала жена.
— Правильно, деревянный. А я вот еще чувствую, что у него большая абцилохордия. Мне даже сидеть на нем противно.
— Ну и не сиди, — сказала жена и, обидевшись, ушла на кухню.
Жена никогда не понимала Петра Семеновича, и в таких случаях он шел к своим приятелям. Так он сделал и на этот раз.
— Ты бы, Петя, шел домой, — сказали приятели. — Отдохнул бы, проспался.
— Да нет же… Ну, как вы не понимаете. Абцилохордия — это… Ну, это…
— Ну, ну?
— Нет, это нельзя объяснить.
— Ну, что она, твоя абцилохордия: горячая, холодная или пахнет как?
— Нет, все не то.
— А что?
— Другое.
Приятели засмеялись.
— Ну что вы смеетесь? Я же чувствую.
— Интересное дело, — сказали приятели. — Он чувствует, а мы, стало быть, дураки.
— Нет, вы не дураки. Просто вы не чувствуете.
— Ну и не надо, — сказали приятели. — Нам и так хорошо.
Одним словом, приятели тоже ему не поверили.
А Петр Семенович действительно чувствовал… Ну, как бы вам объяснить, что это за абцилохордия, которую чувствовал Петр Семенович. Абцилохордия — это… Ну, это… Нет, это невозможно объяснить. Потому что нельзя объяснить другому то, что он никогда не чувствовал. Это все равно что рассказывать глухому, как поют птицы, или слепому, какого цвета закат. Вот так и люди по отношению к Петру Семеновичу были слепыми и глухими в области абцилохордии.
Скоро это понял и сам Петр Семенович. И он перестал рассказывать, что чувствует он, глядя на простую пепельницу или прислушиваясь к выключенному радиоприемнику. Потому что Петр Семенович Блинов пришел к выводу, что обладает таким чувством, которое другим людям на данном этапе еще недоступно.
И тогда он ушел в себя… Мир, в котором он жил отныне, был не только цветным, звуковым и объемным. — он стал еще и абцилохордическим. Он наслаждался абцилохордическими снами, улыбался абцилохордическим прохожим и по-детски радовался обыкновенному листу бумаги, если от него исходила хорошая абцилохордия. Правда, ему трудно было находиться в комнате с чересчур абцилохордическими стенами или выходить на улицу во время абцилохордически плохой погоды, но, если кто-нибудь предложил бы ему избавиться от этого чувства, он бы ни за что не согласился. Потому что благодаря ему жизнь Петра Семеновича стала совершенно необыкновенной и удивительной.
Однажды Петр Семенович сидел в столовой. Теперь он редко обедал дома, потому что приготовленная женой еда, хотя была вкусна и питательна, но не всегда отличалась нужной абцилохордией.
Он грустно смотрел в тарелку с пельменями, не замечая окружающих, не слыша звона ножей и грохота подносов. Ему было тоскливо и холодно. Он уже выпил компот и собирался уходить, как вдруг почувствовал, как что-то приятное и радостное обволакивает его. Петр Семенович поднял глаза.
К его столику протискивался пожилой человек. В руках он держал пластмассовый поднос, на котором стояли удивительно правильно подобранные абцилохордические блюда.
— Разрешите? — спросил человек.
— Пожалуйста, — сказал Петр Семенович.
Человек сел за стол. На нем был абцилохордический костюм, серый абцилохордический галстук, а из нагрудно го кармана торчал слегка надушенный абцилохордический платочек.
Человек внимательно посмотрел на Петра Семеновича. Петр Семенович улыбнулся. Человек — тоже.