АКТУАЛЕН ЛИ ФИЛОСОФСТВУЮЩИЙ ГЕРОЙ ДЛЯ СОВЕТСКОГО РОМАНА?Представленные в этой книге два романа Глеба Алехина, бесспорно, вызовут отклик и у читателей, и у критиков, и, возможно, в свое время — у историков советской литературы. В каждом таком случае — в зависимости от меры созвучия идей и образов романов чувствам и умонастроениям читателей, от идейно-эстетических установок профессиональной критики и глубины ее проникновения в социально-историческую обусловленность художественно-образного строя дилогии — возникнет многокрасочный спектр взаимодополняющих мнений, из которых постепенно сложится и, отстоявшись, оформится объективная общественная оценка и место этих произведений в общем потоке советской романистики.
Своеобычность романов Г. Алехина имеет несколько граней, причем одна из них почти уникальна. Речь идет о введении Алехиным в свои романы особого — философствующего — героя.
Такая констатация требует пояснений. В самом деле, философичность — неотъемлемый признак высокой духовности мирового, русского и советского романа как литературного жанра. Но философский характер романов прошлого и настоящего времени проистекает из космологической, гуманистической, историко-патриотической, социально-политической, личностно-психологической и иной достаточно глобальной проблематики. А уже она, в свою очередь, идейно организует сюжеты, объясняет глубинные мотивы действий героев повествования, проступает в героизме устремлений и драматичности судеб главных персонажей. При этом и форма философствования подчинена тем же идейно-художественным ориентирам: она воплощается в средствах типичного для эпохи или класса языка, в той или иной образной тональности произведений, в различии их стилистических гамм (обращение к фольклорно-эпическим традициям, к истокам народной мудрости, к национальным ценностям прошлой культуры и т. п.). Если отвлечься от тех видов духовного наследия (например, эпохи Просвещения), в которых герои — или рупоры прогрессивных идей автора-философа, или почти литературное олицетворение его, то персонажи собственно художественных произведений, как правило, непосредственно философских проблем не формулируют, приверженцами того или иного философского течения прямо себя не объявляют, к понятийному аппарату философии в своей речи не прибегают, на решение мировоззренческих проблем философским методом не посягают, пропагандистами вполне определенных философских воззрений себя не объявляют. Романы же Г. Алехина и главный герой их — прямая и редкостная тому противоположность.
Но такое резюме оборачивается вопросом: а не является ли введение в романы философствующего героя авторской экстравагантностью и претензией на оригинальность, то есть закономерно и необходимо ли появление такого типа героя в советском романе, в романах, отображающих нашу действительность? Поиск ответа на этот вопрос, а также оценка сути философских идей, пронизывающих сюжетную канву романов Г. Алехина, способа введения самих идей в контекст произведений, наконец, социально-психологического облика того героя, который выступает сознательным проводником этих идей, требуют учета и понимания нескольких специфических обстоятельств.
Во-первых, это — художественные произведения, причем отличающиеся сюжетной многоплановостью. Предвидя возможность расхождений читательского и профессионально-критического видения сюжетной полифонии романов, позволительно все же утверждать, что оба романа характеризуются достаточно гармоническим соотношением сюжетных частей целого. И в частности, такая согласность сюжетных планов проявляется и в том, что ведущие из них как бы исподволь не только подготавливают возможность появления философски мыслящего героя, но и предопределяют убедительность его роли именно как главного персонажа развертывающегося действия.
Действительно, глубинная тема романов — история русской культуры, которая в процессе своего развития с необходимостью обращается в историю русского патриотизма. Патриотизма подлинного — в присущих ему исторических формах антимонархического, народного, революционно-демократического, перерастающего в новых исторических условиях в высший тип — пролетарского, социалистического патриотизма. Патриотизма действенного — его эпохальные сдвиги, воплощаясь в культурных формах, способствуют прогрессу содержания и характера русской культуры в целом, ее поступательному движению к своему высшему историческому типу культуры социалистической. Но в таком случае вполне естественным выглядит появление героя, который порожден революционной эпохой и ею же воспитан в духе научного мировоззрения и пролетарски-классового сознания и который стремится именно философски осмыслить взаимообусловленность форм исторического прогресса национальной культуры и патриотического самосознания народа. Данный тип личности и являет собой главный герой романов Г. Алехина — Калугин.
Далее та же тема обретает качественно новое политическое звучание и историческую определенность вследствие подчинения ее главной сюжетной линии романов — изображению перипетий противоборства двух типов идейно-политических воззрений и отношения к отечественному культурному наследию, но имеющих место уже в условиях возникшего социалистического государства. Художественная форма позволяет автору выпукло и наглядно представить всю остроту конкретно-исторической борьбы ленинской партии в лице ее подлинных представителей на местах (а к их числу и относится прежде всего тот же Калугин) против вульгарно-классового, псевдореволюционного нигилизма анархического толка в культурном строительстве, борьбы за сохранение культурного наследия, непреходящих художественных, идейно-духовных ценностей русского народа. Причем этот позитивный аспект борьбы — не самоцель. Он глубоко интернационален как пример единственно правильного, истинно марксистского, партийного отношения к памятникам культуры любой народности и нации нашей страны. Он показывает исторические источники формирования и развития новой — социалистической, многонациональной и интернациональной — культуры, а также воспитания ее восприемников и творцов. И вновь то обстоятельство, что в Старой Руссе и Новгороде в середине 20-х годов именно Калугин с его способностью философски обобщенно осмысливать современность возглавляет борьбу за торжество ленинской политики в области строительства социалистической культуры, — воспринимается как исторически закономерное.
Эта сюжетная основа дилогии в романе «Тайна Тысячелетия» дополняется темой собственно партийно-политической, организационной борьбы за власть, навязываемой нашей партии зиновьевской группировкой. Все области социалистического строительства, включая и культурно-просветительскую работу, «новая оппозиция» рассматривала как поприща для развертывания свой фракционной деятельности, как сферы идеологического и организационного давления на кадры партийцев-ленинцев и их дискредитации с последующим отстранением от участия в революционном преобразовании всех сторон общественной жизни. Историческая же практика свидетельствует, что идеологическое и организационное противостояние фракционерам всех мастей, консолидацию честных, но недостаточно опытных в такого рода борьбе партийных кадров осуществляли наиболее эффективно те партийцы, которые были лучше образованы теоретически, овладели искусством вскрывать диалектику противоречий общественного развития и видеть тенденции, предопределяющие лицо будущего. Поэтому и Калугин с его философским пониманием причин, средств и целей деятельности фракционной группы и ее агентов на местах, а также общественных и партийных способов обеспечения победы над ними воспринимается не только правдоподобным, но и исторически необходимым персонажем.
Однако сложность обстановки в романах усугубляется тем, что Старая Русса и Новгород искони рассматривались церковниками как местные бастионы христианства, подчиняющие духовно-нравственным нормам религии не только социально пестрый состав городского населения, но и мещанские, а особенно крестьянские массы округи. В 20-е годы просветительская борьба за национально-культурные традиции и художественно-исторические ценности не могла вестись иначе, как одновременно и борьба с клерикализмом и церковным мракобесием, с религиозным мировосприятием и христианской моралью. И это была не просто академическая дискуссия об истинности отстаиваемых идей и социальных ценностей, а борьба за массы, за коренную перестройку их сознания, их социальной активности. Превратить церковные реликвии в музейные ценности или оставить их в руках духовенства до разоблачения проповедуемых ими мифов; отстоять истинное понимание идейно-культурного значения памятника «Тысячелетие России», тем самым и спасая шедевр искусства, и пресекая поползновения духовенства на трактовку его как символа нерасторжимости российской государственности и христианской церкви, — или поддаться бескультурью и политической демагогии псевдо-революционеров, согласившись на снос памятника, и дать возможность церковникам именовать себя истинными ревнителями и защитниками национальной культуры, — таковы далеко не простые дилеммы, рассмотренные в романах Г. Алехина. Изложенные в исторически конкретной форме, они обнаруживают действительное единство борьбы за спасение культурного наследия, против религии и церкви в ее альянсе с политическим левачеством и воинствующим бескультурьем. А потому — за революционное перевоспитание и образование народа. Разрешение таких дилемм, как подсказывает история, не под силу уму обыденному, но сподручно деятелям, сочетающим эрудицию с диалектическим способом мышления. Именно такими качествами и наделяет Калугина автор, и только они объясняют, почему именно Калугин находит правильное решение столь многогранных и острых вопросов.