(Н. Г., 1992 г.)
— На свадьбе Боба произошло странное событие. Все выпили и стали друг друга терять. Я сижу в кухне, плачу под видом чистки лука — салат такой луковый якобы делаю... Все без конца входят и спрашивают: «А где все? Ты, Четверпална, не знаешь, где народ? Куда они подевались?» В двухкомнатной квартире тридцать человек потерялись.
(Четверпална, 1980 г.)
— Мы уже были где-то за пушкинским перевалом, точно, мне уж 38 стукнуло... В магазине «Одежда» я услышала голос Капы:
— Мы эту куртку тебе купим, даже если мне придется ради неё пойти на панель! — Второму мужу она, кажется, говорила.
Какая-то дурная бесконечность, повторяемость. Я вспомнила: «Народу много. Бога нет». Как там Бог был ни при чем, так и на панель она не собиралась, а приёмы юмора, однажды отлитые в форму эпатажа, так и остались...
(Н. Г., 1992 г.)
— А помните, господа, деканша всегда давала Римме аудиторию пыток? В юридическом корпусе? Там на стенах плакаты, а на них людей распиливают, сжигают, подвешивают... И мы в этом окружении крови должны были о слезе ребенка у Достоевского... рассуждать...
(Царёв, 1980 г.)
— Как я вылетела из лаборантов? Очень примитивно. Деканша пальцем провела по стенду «Ленинианы» — пыль-с... А я уже все кандидатские сдала... Но Римма-то всё равно уже не была заведующей. Так что бедной Тане все были жребии равны.
(Грёзка, 1980 г.)
— Меня не выгнали, я сам ушел. Один раз спрашиваю Римму Викторовну: «Что-то вы часто нынче в деканат забегаете?» «А я уже два месяца как декан!» Всё, я решил, что пора... И правильно сделал... Уже через полгода она кулаком стучала по столу на Гемпель! За какой-то пустяк... Демократка Римма!..
(Царёв, 1980 г.)
— Глупые вы, ребята! Римма была вполне приличным деканом, просто от неё не ждали и этого... строгостей никаких не ждали. Но, скажем, травить она никого не травила — по приказу. Как старая деканша.
(Сон-Обломов, 1980 г.)
— Ночью не спала — думала, почему разрушительна энергетика мести? Вот Капа мстила Бобу два года — наконец женила его на Евке. И что? Сама стала серее серого... Ну, понимаю, когда человек время тратит на месть, это работа со знаком минус, потому что он свою душу за это время не строит! А во-вторых?..
(Н. Г., 1992 г.)
— Зла ведь нет, есть отсутствие добра. Она не зло делала! Она добра в это время не делала для себя, не растила себя...
(Грёзка, 1992 г.)
— Я с Галей Гринблат живу по соседству. У неё собака, и часто она заходит за мной, мы вместе прогуливаем её собаку. Причем пятно на боку у собаки — формы карты СССР: ходячая карта такая. А теперь Советский Союз развалился, и всё это выглядит грустно: когда Чейли к прохожим подбегает, словно спрашивает: «Куда мне теперь?» — все на нас смотрят. А раньше не смотрели, и мы мирно беседовали. Муж у Гали — еврей, а мы в юности не думали об этом, для нас же национальностей не существовало. А она и не могла за Царёва, за русского, выйти. У неё тоже принципы...
(Н. Г.,1992 г.)
— На выпускном Капа вдруг говорит Бобу: «Видела на днях Лариску с Димочкой — он вылитый ты!» Боб голову повесил, а Капа захохотала: «В суп?» Она любила напоминать, что Боб похож на петуха, пойманного хозяином для супа. Сидит петушок в корзинке и голову повесил: в суп. А кругом солнышко, курочки, он встряхнулся, закукарекал, но вспомнил: в суп... Хозяин, ловивший Боба в суп, оказывался то Лариской, то КГБ, то Евкой, но каждый раз Боб встряхнётся: солнышко, курочки... закукарекает...
(Сон-Обломов, 1992 г.)
— Ну и зачем она его раздразнила? Римма говорила речь, и сразу после её последних слов: «Будьте в первую очередь хорошими людьми!» — Боб вскочил:
— Тут все преподаватели говорили, что мы самые-самые, а вот на будущий год на выпускном они то же самое и другим выпускникам... И я призываю вас, друзья мои, не верить всем этим словам наших старших товарищей...
Что тут началось: кто-то утверждал, что какой палец на руке ни обрежь — все родные, все жаль... Кто-то громко заметил Бобу, что так и не облагородила его филология...
— Идите вы со своей хренологией знаете куда!..
— Чисто русская картина: папироса в салате, — сказал Бобу спокойно муж Риммы, и началось прежнее веселье...
(Грёзка, 1992 г.)
— А зря мы Римме верили: она нас всех предала и свои идеи предала! Потом говорила, что Солженицын всех их подвёл. Да кто она такая, чтоб Солженицын её подводил...
(Царёв, 1992 г.)
— Но храм разрушенный — всё храм, но Бог поверженный — всё Бог... Кстати, где она была во время путча? В отпуске? Вот и хорошо. Я так бы не хотела, чтоб Римме пришлось ещё раз себя скомпрометировать. Жизнь столько раз её испытывала.
— Нет, жизнь подсовывала ей случаи возвысить себя устойчивостью.
— Ну, раз она выстояла, два, а потом сломалась... А жизнь всё нагло подсовывает и подсовывает ей случаи.
— Просто жизнь оптимистичнее нас: она всё верит, что человек станет лучше...
(Разговор после победы над путчистами)
— Царёв женился, когда борьбу со вторым подбородком он уже проиграл. Но зато тут же объявил войну третьему подбородку. Его невеста Флюра была копия Гали Гринблат, только отличалась от неё, как негатив отличается от фотографии. Впрочем, возможно, белый цвет волос был это... от краски. Боб пришел простуженный, а Флюра интимно положила ему руку на мочевыводящие пути:
— Ингаляцию нужно: соду, кипяток...
— А ингаляцию из дыхания юных дев? — привычно завёлся Боб.
— Игорь не приехал, он вчера защитился, — завистливо сообщал всем гостям Царёв.
— От чего защитился?
— От жизни. Щитом таким. В виде кандидатской...
Я для чего это рассказываю? Жена Царёва, не Пенелопа, так сказать, в коридоре шепчет Бобу потом: «Мы с тобой Евке изменим так годика через два?» А он ей: «Это моя мечта, но... Царёв — мой друг, дружбе-то я не могу изменить!» Потом, когда Флюра ко мне свои губы протянула с тем же предложением измены, я уж урок Боба получил, повторил...
(Сон-Обломов, 1980 г.)
— Заметил, с каким удовольствием Сон-Обломов говорит о втором подбородке Царева? Эх...
(Капа, 1980 г.)
«На втором курсе в Новый год, помню, гадали: бумажки скрученные — все о наших детях. И Царев из шапки вытянул: «Твой сын будет похож на соседа!» Точно ведь будет? Вчера Флюра сказала моему мужу: мол, через годик-другой мы с тобой Дунечке изменим, а? И мой Пьер так по-анатолькурагински браво: «Почему через год, а не завтра? Но Царёв — мой друг, как нам быть? Я должен беречь его честь!»
(Из дневника Дунечки, 1979 г.)
«Человек попадает после женитьбы либо в объятия, либо в руки, так вот Боб попал в руки...»
(Из письма Капы Четверпалне, 1975 г.)
— Самое сильное впечатление на меня произвело то, из-за чего Капа развелась с Трахтингерцем! Он защитился рано, и его в деканы прочили. А он не хотел. Так Капа расскандалила с ним:
— Я бы могла всех держать в страхе, как некогда наша деканша! А он, негодяй, не хочет быть деканом!
(Н. Г., 1992 г.)
— Выходи, Люська, замуж, мы тебе проигрыватель подарим! Там две части: одна мужская — которая крутит, другая женская, которая воспроизводит... Я буду вручать одну часть тебе, другую — мужу, — говорил Боб.
— А я уже его любила. Меня Бог наказал за то, что я Капе помогала оженить бедного...
(Грёзка, 1980 г.)
— После Сон-Обломов волок пьяного Боба домой. Они шли под бормотание Боба: «Вы знаете, что такое СПД? Нет, вы не знаете, что такое СПД! СПД не имеет никакого отношения к КПД...» Тут он роскошно падал в снег, продолжая: «КПД — это коэффициент полезного действия, а СПД — это стихи о Прекрасной даме, сокращение в академическом издании Блока. Игорь принимал там участие...» Показалась милицейская машина. Сон-Обломов решил сделать вид, что Боб лежащий — это чемодан, а Сон-Обломов в нем роется, ищет сигареты... Машина приостановилась, но поехала дальше... Возле дома Капы Боб упал на занесённую скамейку и вдруг говорит: мол, когда-то на этом месте он сделал Капе предложенье, а потом не повторил его...
— Зачем! Зачем ты это сделал, Боб? — заплакал пьяными слезами Сон-Обломов.
— А, хотелось её сломать, очень уж она была сильная. А сильные люди ведь опасны... Вот посмотри: коммунисты были сильными людьми, а что они сделали...
(Н. Г., 1992 г.)
— Царёв мне тоже говорил: не пей, Грёзка, замуж выходи! Я, мол, тебе сделаю самый ценный подарок: верну томик Кафки, который у тебя взял на четвёртом курсе, помнишь?
(Грёзка, 1992 г.)
— Ваши мальчики не готовы были платить во время процесса, а теперь, в 1992 году, они, видите ли, готовы получить денежки, награду? Слышали? Туристический маршрут хотят сделать по зоне № 53! Где я страдал и горлом кровь хлебал, то есть она шла, а я её обратно глотал, чтоб сильно не пачкать всё... Ты что — газет не читаешь? Уже повсюду в Москве об этом пишут. Нью-Васюки, понимаешь? Валюту они грести будут лопатой... Да-да, Царёв и Боб...
(Рома Ведунов, 1992 г.)
— Когда я вижу во сне детство, вместо мамы — Римма почему-то... С точки зрения фрейдизма это что значит?
(Грёзка, 1980 г.)
— Мы страдаем беспамятством... (у Царева даже появились на лице мышцы, которые могут изображать искренность!) Эту зону нужно сохранить для потомства, а на какие деньги её сохранить? Вот на деньги от туризма...
(Царёв, 1992 г.)
— Вдруг письмо от Игоря: мол, Люд, я тут совершенно случайно делал книгу видному онкологу, он во всём мире котируется. Сама знаешь, в каком мире мы живем, на всякий случай я напишу тебе адрес и номер телефона... А я вообще от рака никогда не умру. Да выключите вы этого Неврозова! Опять он про морги... За что выпьем? За капитализм, за то, что дожили, могли б и не дожить, если б не Горбачёв... Социализм но пассаран!.. Мне пора вообще бросать это дело...