рельсам ряд домиков-вагонов. Теперь эта мечта, казалось, легко могла исполниться.
Но фортуна не жаловала Дворжака. В назначенный для отъезда день, едва встав с постели, Антонин увидел въезжавшую во двор телегу и понял, что отец предпочел поезду старый, испытанный вид транспорта. Не проронив ни слова, он оделся и пошел помогать грузить свои скромные пожитки.
Был сентябрь 1857 года, когда Франтишек Дворжак привез сына в Прагу и определил его в Органную школу.
Это учебное заведение, иначе называвшееся Институтом церковной музыки, готовило для храмов профессиональных органистов. И хотя курс обучения длился лишь два года, школа гордилась рядом воспитанников, сыгравших большую роль в развитии чешского музыкального искусства.
Дворжак учился старательно, хотя атмосфера Органной школы угнетала его. Серые стены маленьких, низких, неприветливых помещений (школа располагалась в здании бывшего иезуитского монастыря на Конвиктской улице), изнурительный режим, немецкая речь… Впоследствии Дворжак крайне неохотно вспоминал эти годы и всегда говорил: «В Органной школе все пахло плесенью. И органы тоже!»
Трудно приходилось ему еще и потому, что он недостаточно хорошо знал немецкий язык, чтобы легко и пространно отвечать на вопросы. Это подчас вело к снижению отметки даже тогда, когда он хорошо знал предмет. Поэтому пора экзаменов или обычные опросы превращались для него в пытку. А юные зубоскалы из его класса потешались потом над большеголовым деревенским увальнем, повторяя его корявые фразы с перепутанными падежами или личными местоимениями.
Кроме Органной школы в первый год обучения Дворжак посещал также четвертый класс немецкой школы при близлежащем францисканском костеле — всё ради знания того же немецкого языка. Какое-то время уходило и на домашние дела. Семья портного Яна Пливы — дальнего родственника Дворжака, жила бедно. Он, жена и четверо маленьких детей занимали одну комнату, где за скромную плату приютили и Антонина. Чтобы не быть никому в тягость, Дворжак помогал по хозяйству, нянчил детей.
В редкие вечера, выкроив часок, Дворжак выбирался из дома, доходил до Сословного театра и смотрел афиши. В театре давали оперы Моцарта, Бетховена, Вебера, Доницетти, Россини. Дворжак прочитывал имена действующих лиц, фамилии певцов и музыкантов и возвращался. Так же он изучал анонсы консерваторских концертов, академий в зале Жофинова острова или выступления квартета Бенневица. Доступны ему были лишь концерты в зале Конвикта (учеников Органной школы там пропускали без билета на галерею) да еще музыка в храмах.
Скрашивало эту полную труда и огорчений жизнь лишь знакомство с Карлом Бендлем, который тоже учился в Органной школе, но курсом старше Дворжака. Бендль, сын зажиточных родителей (отец его держал доходный ресторан и гостиницу), имел инструмент и большую нотную библиотеку. В свободные и праздничные дни он стал приглашать к себе Дворжака. Им было хорошо вместе. Они музицировали, разбирали сочинения, спорили, не замечая как бежит время. И если так их заставала ночь, Дворжак, воздав должное обильному и вкусному угощению, предложенному матерью Карла, оставался у него ночевать.
Органная школа
Очевидно тогда, подолгу листая партитуры различных композиторов, Дворжак пришел к убеждению, что его призвание — творчество. Лиман, с которым Дворжак в первый же приезд на каникулы в Злоницы поделился своими соображениями, весьма одобрительно отнесся к этой мысли и как мог постарался внушить юноше, что его таланту любое дерзание под силу — вот только нужно усвоить основы мастерства. С этой целью он не давал Антонину покоя и в летние месяцы каникул: то просил заменить его у органа во время службы в храме, а потом детально разбирал достоинства и недостатки его игры; то давал разучивать на скрипке новое произведение для участия в концерте капеллы; то садился проверять его успехи в контрапункте. Серьезная это была тренировка и хорошее дополнение к урокам Органной школы. Тогда же под опекой Лимана появились и первые сочинения Дворжака — несколько простеньких полек.
Вернувшись из Злониц к началу второго учебного года, Дворжак стал смотреть на свое пребывание в школе как на формальность, которая должна была дать ему право заниматься музыкой. Правда, он не пропускал уроков, радуясь, что с переходом на второй курс отпали занятия на маленьких беспедальных органах, так называемых позитивах: в классе второкурсников стоял орган с педалями и регистрами. Аккуратно посещал он час пения, который вел композитор Звонарж, совершенствовал, игру на органе под руководством Йозефа Ферстера (отца композитора Йозефа Богуслава Ферстера, друга Чайковского). Но по-настоящему интересовался только теорией, курс которой вел теперь Франтишек Блажек. Учение о гармонии и модуляции, контрапункт, построение фуг и прелюдий — вот то, чем жил теперь Дворжак.
Проверяя на деле усвоенные знания, Дворжак сочинял. Результаты своего труда он приносил в класс, показывал преподавателям. Так прошел год. К экзамену Дворжак написал прелюдию ре мажор и фугу соль минор.
На выпускном концерте было много народу. В зале сидели Лиман и Франтишек Дворжак, специально приехавшие в Прагу, чтобы присутствовать на торжествах, открывавших Антонину путь в музыку. Как отмечал рецензент газеты «Далибор», коронным номером праздничного концерта было исполнение Гланцем и Дворжаком большой фуги Баха, после чего Дворжак сыграл свои собственные сочинения, за что и был награжден бурными аплодисментами.
Однако и тогда никто не разглядел в Дворжаке будущего композитора. Никто, кроме Лимана, да, пожалуй, юного Бендля, которому так близок по духу был Дворжак. Однокурсники потешались: «Подумайте, этот Дворжак еще сочиняет!» А педагоги Органной школы вынесли заключение: «Отличный, но скорее практический талант. Практические знания и навыки представляются его наиболее сильной стороной. В теории он слабее».
В соответствии с этим заключением, директор Органной школы Йозеф Крейчи предложил Дворжаку похлопотать для него о месте органиста в каком-нибудь селении, естественно немецком: Крейчи — сам чех по происхождению — держался пронемецкой ориентации.
Получив диплом об окончании Органной школы, Дворжак, в ожидании места, уехал в Злоницы.
Первые ступени
Деля время между лавкой отца, где он ловко и уверенно орудовал резницким ножом, и встречами с Лиманом, Дворжак раздумывал о своем будущем. Не хотелось ему расставаться с Прагой. Как ни значительны были полученные им в Органной школе знания в области теории музыки, их все же не хватало для осуществления тех замыслов, которые зарождались в его голове. Новую польку для деревенской молодежи он сочинял быстро и легко. Зато более сложные вещи порождали трудности. Помочь могло только изучение произведений мастеров. Для этого нужно было жить в Праге: там и литературу можно достать, и послушать музыку в концертах. А что делать в глуши?
Когда пришел конец летнему отдыху, Дворжак твердо решил отказаться от места органиста в провинции и любой ценой остаться в Праге. С тем и уехал он из Злониц, предупрежденный отцом, что никакой помощи тот ему больше оказывать не сможет.
У Дворжака был немалый опыт игры в оркестре: он много играл в капелле Лимана, а в Праге участвовал в выступлениях оркестра музыкально-певческого объединения «Св. Цецилия» под руководством Антонина Апта. За месяцы работы в этом оркестре Дворжак приобрел основательные знания оркестранта и теперь намерен был ими воспользоваться.
Выбирать место работы не приходилось. Оркестр пражского Сословного театра был укомплектован, а филармонического оркестра еще не существовало.
Оставались только различные частные капеллы, среди которых наибольшей популярностью пользовалась капелла Комзака, под музыку которой проводились столичные гулянья и забавы, а в обычные дни ее можно было услышать в каком-нибудь из ресторанов.
Карел Комзак, учитель музыки и органист при больнице душевнобольных, организовал ее пять лет назад. Она не была многочисленной — всего восемнадцать музыкантов. Дворжак стал ее единственным альтистом. Но благодаря энергии Комзака, удачно сочетавшего в себе черты ловкого импресарио и хорошего дирижера, репертуару, подобранному со вкусом, и отличной сыгранности музыкантов капелла из года в год завоевывала все большие симпатии пражан. По рекомендации Антонина Апта Дворжак получил предложение от Комзака работать у него и, не имея ничего лучшего, в августе 1859 года вошел в состав его капеллы.
Разумеется, играть под звон посуды и стук вилок и ножей не так уж приятно для серьезного музыканта. Но Дворжак умел довольствоваться малым во имя достижения главной цели. Денег, которые платил ему Комзак как альтисту и органисту (Дворжак иногда заменял его в больничном храме), хватало на то, чтобы три раза в день заполнить пустоту желудка. Значит, можно было оставаться в Праге. Дворжак тогда и не подозревал, что просидит за пультом альтиста двенадцать лет, и потому относился к своему положению весьма спокойно, а когда появилась возможность еще немного подрабатывать у своего бывшего учителя в Органной школе Звонаржа, делая по его поручению клавирные переложения партитур, то и вовсе был доволен.
Поселился Антонин у своего дяди, железнодорожного служащего Вацлава Душка, женатого на старшей сестре отца Йозефе. Здесь ему было лучше, чем у Пливы, хотя бы потому, что не было столько детей. Тетя Йозефа матерински опекала его, заботилась о его белье и, когда было чем, — подкармливала. Маленькая Аничка — единственная дочка Душков — не без удивления наблюдала однажды, как ее мать во время праздника сбора слив, когда у них обедал Антонин, отсчитала в его миску 30 кнедликов и он все их съел.
Первые месяцы Дворжак осваивался с новой обстановкой, тщательно разучивал репертуар капеллы, играл, а остальное время сидел над самыми различными партитурами, какие только удавалось ему достать. Тут были Гайдн, Моцарт, обожаемый им Бетховен и родственно близкий ему Шуберт, сочинения Вагнера…