Валентин Пикуль в автоэтнографической и биографической повести «Мальчики с бантиками» вряд ли случайно оставил эпизод на приеме в школу юнг:
– Покажи руки! Это что у тебя?
Руки были испещрены татуировкой. Капитан третьего ранга грубо распахнул куртку и обнажил грудь кандидата в юнги, разрисованную русалками и якорями.
– Дай лист, – приказал офицер и тут же порвал лист в клочья. – Можешь идти. Ты флоту не нужен.
– Простите! – взмолился тот. – Это можно свести… сырым мясом прикладывать… Дурак я был…
– Сведешь – поговорим![266]
Конечно, необходимо учитывать, что данный текст появился в 1974 году, когда официальный дискурс по отношению к татуировкам уже сложился. Кроме того, эта повесть носит довольно ярко выраженный дидактический характер, и эпизод мог быть внесен сюда с педагогическими целями, но маловероятно, что он был выдуман целиком.
Однако это не означает, что татуировка как институт полностью исчезла из советского общества. Уже в 1960-е годы татуировка появляется на большом экране в крайне популярных фильмах «Сережа» (реж. Георгий Данелия, 1960) и «Бриллиантовая рука» (реж. Леонид Гайдай, 1966). Снова надо отметить, что персонажи с татуировками в этих фильмах относятся к категории положительных. Это патерналистские фигуры, наделенные настоящим, а не криминальным авторитетом. Позднее аналогичные сюжеты возникают и в кинематографе начала 1980-х: татуировки можно видеть у Петра Себейкина из фильма «Старый новый год» (реж. Н. Ардашников и О. Ефремов, 1980) и Николая из картины «Москва слезам не верит» (реж. В. Меньшов, 1980).
Надо отметить, что в карикатуре «оттепель» наступила на несколько лет раньше. В 1958 году «Крокодил» публикует шарж на писателя-мариниста Леонида Соболева (19/1958), где член Союза писателей СССР изображен с большим количеством татуировок, призванных подчеркнуть его принадлежность к флоту, просоленную ветрами и приключениями «морскую душу».
Моряки традиционно воспринимались как одна из групп, стигматизированных татуировками, и в советской карикатуре данная традиция продолжилась. Татуировка активно использовалась, чтобы подчеркнуть морские образы[267] (08/1962, 18/1963, 04/1965, 29/1965), в том числе и пиратские (14/1988). Однако во всех указанных случаях герои карикатур не вызывают негативных эмоций, в худшем случае – сочувствие или снисхождение. Морская татуировка – как правило, признак именно юмора, а не сатиры.
Художник-крокодилец Николай Устинов вспоминал о замечательной работе своего коллеги Виктора Чижикова, обыгрывающей одновременно романтическую морскую татуировку, повальное увлечение читателей и зрителей беллетризированными пиратскими сагами[268] и советские рекламные слоганы начала 1960-х:
В начале шестидесятых годов в «Неделе» (газета была такая) появился рисунок Чижикова – большой, целый подвал занимал. Сюжет какой лакомый – пираты! Представляю, как резвился Витя, когда сочинял и рисовал эту картину! Пираты жуткие, небритые, страшные, кто без глаза, кто без ноги, везде черепа да кости, и живут своей пиратской жизнью, в своих великолепных лохмотьях восемнадцатого столетия: пьют ром, играют в карты, дерутся! А на их голых спинах, голых животах, на их лицах-ягодицах татуировки – «Не забуду мать родную», естественно, но главное – рекламные перлы шестидесятых годов: «Храните деньги в сберегательной кассе!», «На книжке денег накопил – путевку на курорт купил», «При пожаре звоните 01!», «Эстамп – лучший подарок!». И так далее. Чем банальнее, чем обыденнее, тем смешнее. И очень вкусно было нарисовано, несмотря на гипертрофию, виртуозно и правильно[269].
Шаблонность содержания татуировок сограждан высмеивалась «Крокодилом» регулярно. В мартовском выпуске 1974 г. (№ 8) под рубрикой «Конкурс эрудитов (Крокодильская история открытий и изобретений») появилась следующая заметка в жанре словарной статьи за подписями трех читателей – В. Крупен (Мирный), В. Ожерелков (Москва) и А. Утургаури (Тбилиси):
НАКОЛКА – отечественное название татуировки. Получила распространение еще во времена, когда у человека впервые появилось неуемное желание отобразить окружающий мир, а бумажные фабрики еще не были построены.
С течением времени Н. прошла путь от затейливых орнаментов до комбинации записной книжки с подобием картинной галереи на коже. Н. фиксирует обычно то, что автор-носитель не в состоянии удержать в голове, например: «Не забуду мать родную», «Аня + Ваня», «Нет в жизни счастья» и т. п.
Любопытно, что, несмотря на распространенность татуировки в среде военных, в том числе и в Советской армии[270], карикатуры про военнослужащих с татуировками практически не встречаются, а единичные случаи (20/1989) отмечены уже в конце 1980-х. Вместе с тем татуировка регулярно становилась знаком иностранных наемников[271] (24/1977), подчеркивая их низкий моральный облик, который в отдельных случаях становился откровенно зооморфным. Их тату представляют собой классические армейские наколки: «Воевал в Анголе», «Помню Конго», «Не забуду Вьетнам» и т. д.
Однако важно отметить, что татуировка в советской карикатуре отнюдь не сводилась к вышеуказанным условно маргинализированным группам. Большинство изображений, напротив, обыгрывали повседневные сюжеты, которые так или иначе были связаны с частичным обнажением: пляжи, медосмотры, туристические походы. Соответственно, и ключевыми персонажами подобных карикатур становились обычные люди.
Естественно, что, как и большинство изоматериалов в «Крокодиле», подобные карикатуры были связаны с какими-то проявлениями несоветского поведения. Очень часто татуировка ассоциировалась с «низким моральным обликом» или «аморалкой», и тогда в качестве сюжета самой татуировки выступали имена многочисленных бывших возлюбленных (19/1960, 20/1961): «Писаный красавец»[272] (09/1986, 04/1991). На рентгеновском снимке «Покорителя сердец» имена подруг (Бэлла, Нинель, Идочка, Риточка и пр.) вытатуированы прямо на сердце (20/1955).
Редакционный фотограф Жбанков из довлатовского «Компромисса» также был обладателем подобной татуировки:
Он разделся быстро, по-солдатски. Остался в просторных сатиновых трусах. На груди его синела пороховая татуировка. Бутылка с рюмкой, женский профиль и червовый туз. А посредине – надпись славянской вязью: «Вот что меня сгубило!»[273].
Свидетельствами непостоянства любвеобильного Василия в рисунке Бориса Старчикова (31/1980) становятся не татуировки, а вырезанные на березах формулы «Вася+Шура» и т. п., которые черти подкидывают под адский котел, в котором он варится. Иногда подобные вещи обыгрывались еще раз, например через татуировку рыбака с сердцем и надписью «Люблю рыбу» (13/1964).
В сценарии «Суета сует» Эмиля Брагинского 1978 г. троп «на нем / ней не написано» обыгрывается в сцене, где молодые влюбленные пытаются переночевать на работе в таксопарке:
Потом они оказались возле таксопарка.
– Тормози! – остановил вахтер. – С барышнями сюда не ходят.
– Это жена! – ответил Вася.
– Где на ней написано, что она жена? – спросил вахтер.
– Татуировка на спине! – ответила Наташа. – Только вот раздеваться зябко.
– Вымогатель! – сказал вахтеру Вася и дал ему рубль[274].
В некоторых случаях татуировка изображалась как априорная порнография (15/1958, 16/1975, 20/1989); любопытно, что в одном из таких случаев карикатура была заимствована из британского журнала «Панч». Естественно, что в советском визуальном дискурсе татуировка была обязательной приметой хулигана (02/1959, 02/1962, 25/1962, 22/1964, 08/1965, 19/1965, 28/1990). Иногда (22/1964) образ хулигана таким способом совмещался с образом моряка.
Неунывающий тюремный сиделец с пронзенным сердцем на плече в карикатуре В. Уборевича-Боровского[275] подшивает робу в соответствии с модными тенденциями-85. Судя по кипе журналов, сидит он давно, минимум с 1972-го. Интересно, что это редкий случай, когда мы имеем дело с криминальной татуировкой советского заключенного в карикатуре. Другой пример – карикатура «Встреча с интересными людьми» (32/1989), на которой два бывалых зека выступают перед воспитанниками колонии для несовершеннолетних. На одном из «интересных людей» – традиционное пронзенное сердце и имя любимой женщины – Манька.
Интересный тип. Я заметил у него в прошлый раз на кисти руки наколку – кинжальчик, перевитый змеей. Очень символический рисунок, лучше не придумаешь. Острый он и ядовитый, Федотыч. Как только Король не видит?.. Может, и видит, да глаза закрывает, плывет себе по течению, благо сверху не дождь, а деньги капают[276].
Любопытна в данном контексте изошутка С. Ашмарова с продавцом, имеющим на груди татуировку «Спасибо за покупку»[277]. С одной стороны, здесь можно увидеть аллюзии на криминогенность советской торговли, но, с другой стороны, пуант изошутки заключается в контрасте между неславянской внешностью продавца и вежливыми лозунгами. Практически татуировкой, от которой «Не отмыться» (02/1988) становятся отпечатки денежных купюр на руках взяточника.
При всем при этом важно учитывать, что ставить знак равенства между криминальной и лагерной татуировкой в советском контексте не совсем верно. Политические заключенные также практиковали татуировку по самым разным причинам.