Самое активное время для орнитологов – осень и весна. Именно тогда мигрирует наибольшее количество птиц: иногда экраны слежения похожи на рисунки из тестов Роршаха. Орнитологи работают в паре с натуралистами, которые изучают птиц на земле, хотя самым опытным бывает достаточно только увидеть форму клина и высоту на радаре, чтобы угадать, что это за вид.
В военном училище летчиков-истребителей обучают схемам миграции птиц, чтобы не оказаться в так называемой «зоне бедствий» и не уходить в штопор. Здесь важно все: лужа возле взлетно-посадочной полосы может привлечь стаю скворцов; разлитая нефть – склеить перья хищной птицы и дезориентировать ее; пожар в лесу – сбить с курса стаю гусей.
Во время миграционного периода пилоты стараются долго не летать на высоте ниже одного километра.
8
Лебедь так же смертелен для пилота, как и реактивная граната.
9
Осенью, во время первой палестинской интифады, в паутинной сети на западном склоне Бейт-Джалы была найдена пара птиц, мигрирующих из Европы в Северную Африку. Их лапки сплелись одной нитью, крылья лихорадочно бились о сеть. Издалека могло показаться, что этот копошащийся комок перьев – одна птица необычной формы.
В таком состоянии их нашел четырнадцатилетний паренек по имени Тарек Халил, который сперва даже не подумал, что эти птицы перелетные, до того они были маленькие – наверняка славки-черноголовки. Он наклонился ближе. Его поразило, как они верещат. Он распутал пташек, положил в два тканевых мешочка и понес на возвышенность, где располагалась орнитологическая станция, – чтобы опознать и окольцевать: размах крыльев, длина хвоста, вес, пол, процентное содержание жира.
Тарек впервые увидел таких созданий: с зеленой головкой, красивых, загадочных. Он полистал энциклопедии, поискал в базе. Отряд певчих птиц, вероятнее всего из Испании, Гибралтара или юга Франции. Он не знал, с какой стороны к ним подступиться. Прежде чем отпустить обратно на волю, он должен был плоскогубцами нацепить на лапки крохотное металлическое кольцо с номером, чтобы траектория их полета попала на миграционную карту.
Тарек приготовил кольца. Птицы так отощали, что весили не больше специй в одной столовой ложке. Металлические кольца, подумал он, могут нарушить баланс в полете.
Тарек на секунду задумался, положил их обратно в тканевые мешочки и отнес домой к своей семье в Бейт-Сахур. Он шагал в гору по крутым брусчатым улицам, укачивая птиц в мешочках. На кухне повесили клетки. На протяжении двух дней садовых овсянок откармливали и отпаивали две сестры Тарека. На третий мальчик отнес певчих птиц обратно на станцию, чтобы выпустить на волю в абрикосовом саду. Кольца надевать не стал.
Перед тем как улететь, одна из птиц задержалась на его ладони. Он пошевелил пальцами. Когти вонзились в мозоль. Тарек почувствовал, как маленькая шейка провернулась внутри его ладони. Птаха неуверенно встала на лапки и упорхнула.
Мальчик понимал, что обе птицы записаны не будут. Алюминиевые кольца с порядковыми номерами подросток забрал себе на память и повесил на шею на тонкой серебряной цепочке.
Два месяца спустя, когда Тарек спускался по улице Девы Марии вместе со старшими братьями, чтобы покидать камни, он чувствовал, как кольца подпрыгивают на груди.
10
На Западном берегу Иордана всего две орнитологических станции. Одна из них находится при школе Талифа Куми [3] и является частью природоохранного центра, где помимо нее расположены: музей естественной истории, центры по переработке отходов и очистке воды, учебный корпус и ботанический сад, цветущий жасмином, алтеем, чертополохом, крапивой и желтыми цветами гармалы.
Из центра видно Стену, извивающуюся на горизонте. Вдалеке на холмах выстроились поселения с терракотовыми крышами, окруженные по периметру токопроводящим забором.
В долине появилось так много новых дорог, мостов, туннелей, домов, что птицы стали все чаще улетать на небольшой участок земли на склоне холма, где можно отдохнуть и восстановить силы в длинной траве среди фруктовых деревьев.
Прогуливаться по четырем гектарам природоохранного центра среди тамариска, оливковых деревьев, кактуса опунция и цветущих кустарников на террасах все равно что идти по краю сокращающегося легкого.
11
Над Иерусалимом можно часто увидеть, как белый дирижабль то поднимается, то исчезает, то снова поднимается и опять исчезает. Если наблюдать за ним с холмов Бейт-Джалы – на расстоянии нескольких километров, – дирижабль, не имеющий опознавательных знаков, похож на небольшое облачко, на белый мягкий волдырь, на личинку овода.
Иногда птицы приземляются на него отдохнуть и летят километр или два автостопом, в полудреме покачивая головами, а затем продолжают путешествие: соловей, ликующий на спине у орла.
Это воздушное судно, прозванное израильским экипажем и радистами «Толстяк Два», чаще всего парит на высоте примерно трехсот метров. Дирижабль сделан из арамидного волокна и алюминия. Снизу крепится стеклянная гондола. Комната, где одновременно может находиться не больше тринадцати человек, оборудована самыми разными компьютерными устройствами и инфракрасными камерами, мощности которых достаточно, чтобы увидеть и распознать цифры и цвета на каждом номерном знаке на дорогах Израиля, даже тех, которые проносятся очень быстро.
12
Номерной знак Рами желтого цвета.
13
Он посмотрел на часы на мотоцикле, потом на руке. Секундное замешательство. Разница в один час. Переход на летнее время. Перевести часы несложно, но он знает, что время по-любому заберет свое. Каждый год одно и то же: хотя бы пару дней время в Израиле и Палестине расходится на час.
Уже ничего не поделаешь. Возвращаться домой нет смысла. Можно убить этот час, погоняв по скоростной магистрали. Или по проселочным дорогам в долине. Надо найти небольшой участок дороги, где можно хорошенько разогнать мотоцикл, придать жизни вращение.
Он переключился обратно на четвертую передачу, посмотрел на красную стрелку спидометра. Промчавшись мимо фуры, переключился снова на пятую.
14
Резиновая пуля, выпущенная из ствола винтовки М-16, вылетит со скоростью, превышающей сто шестьдесят километров в час.
Пули достаточно большие, чтобы их заметить, но слишком быстрые, чтобы увернуться.
Впервые протестированы в Северной Ирландии британскими солдатами, которые окрестили их knee-knockers [4]: предполагалось, что ими будут стрелять в землю, после чего они бы отскакивали и попадали в ноги протестующих.
15
Пуля, убившая Абир, пронеслась в воздухе пятнадцать метров и вошла в затылочную часть головы, раскрошив кости черепа, как скелет маленькой овсянки.
Абир вышла в продуктовый магазин за конфетами.
16
За два шекеля [5] Абир могла бы купить браслет с напечатанными по краю словами He Loves Me, He Loves Me Not. Вместо этого она купила две iswarit mlabase: твердые карамельки розового, желтого и голубого цветов на ниточке.
Протянув монету над прилавком, она положила ее в руку владелицы магазина, которая затем выловила пару браслетов из глубокой стеклянной банки.
Выйдя из магазина, они направились к школьным воротам, где Абир отдала второй браслет сестре Арин.
17
После убийства Абир Бассам стал каждый день приходить в мечеть за час до рассвета на необязательные предрассветные молитвы.
Сорокавосьмилетний мужчина, прихрамывая, передвигался по утренним сумеркам с сигаретой в руке. Худощавый, стройный, подтянутый. Хромота выделяла его в мире: иначе он мог просочиться сквозь него незамеченным. Но живость, напряженная бдительность все еще скрывались внутри, как будто он мог в любую секунду сорвать с себя свой дефект и оставить далеко позади.
Он бросил сигарету на крыльце мечети, затушил носком кроссовки. Окруженный пустотой, он разгладил на животе белую рубашку, поднялся по ступенькам, снял обувь, шагнул внутрь с правой ноги, стал на колени в конце просторного коридора и поклонился бесконечному Богу.
Он молился за жену, за пятерых детей, за память об Абир. Аллах, храни нас от бесчинств, как потайных, так и явных. Одна за другой бусины медленно переходили из одной руки в другую.
Лучи рассвета медленно пробирались через окна, тень укладывалась вдоль ступенек, становясь все длиннее и длиннее. Бассам подмел пол метлой из веток и раскатал на нем свернутые в цилиндры ковры, которые стояли вдоль восточной стены.
С улицы запахло углем и пенькой. Шум просыпающегося города, умиротворяющий азан [6] муэдзина [7], лай бездомных собак.
Бассам методично ходил вперед-назад по холлу, расстилая ковры, куда присаживались семенившие за ним мужчины в исламских шапках и с четками в руках, пришедшие на первую молитву нового дня.
18
Не принадлежащий полностью никому, город Аната похож на странный урбанистический архипелаг – палестинский город, на Западному берегу, под израильской оккупацией, в рамках административного управления Иерусалима. Почти полностью окружен разделительной стеной.
Несколько красивых домов примостились на верхней кромке холмов – белый камень, мраморные колонны, высокие арки, французские окна, – но под ними постепенно разворачивался настоящий хаос.
Спуск крутой и неудобный. Спутниковые тарелки росли на крышах как грибы. В клетках ворковали голуби. Развевалась одежда на бельевых веревках, протянутых между квартирами. Обнаженные до пояса мальчишки объезжали на велосипедах дорожные ямы. Они катились вниз, мимо переполненных мусорных баков и свалок с отходами.