«Выбачайте кали ласка, любезный, — процедил сквозь зубы Грипперс-Трипперс и подумал, — а то мало ли, Хэллоуин там и все дела».
«Я ж тебе не маргарин Delmi, чтобы со мной разговаривать», — подумало чучело и сделало вид, что ничего не произошло.
Демон услышал, как сзади раздался скрип несмазанных петель. Он обернулся и узрел нечто до боли знакомое, опускающееся на его голову со страшной скоростью по замысловатой траектории.
Он лежал, устремив взгляд в бесконечность. Над головой мирно проплывали облака в виде белогривых лошадок, откуда-то извне доносилось с характерным раскатистым эхом: «Сволочь, ты где всю ночь шлялся?»
«Что случилось?» — вдруг задался вопросом Грипперс-Трипперс.
Всё было прозаически просто — Тумбочка-убийца любя приняла своего ненаглядного бой-френда жирной сковородкой и собиралась уже продемонстрировать свой коронный хук с правой, как её остановил мелодичный баритон незнакомца: «Грешно глумиться над убогим, зайка моя».
Голос принадлежал совестливому авторитету ББХБ.
Тумбочка оглянулась, направляя взор на вмешавшееся кулинарное изделие.
Их взоры пересеклись, порождая пылкую страсть и небывалое влечение, известное, пожалуй, лишь бульварным романам.
— Тили-тили тесто, жених и невеста, — не выдержало чучело.
Неуместный комментарий стоил выскочке тыквы с прорезями для глаз.
— Никакого понятия о культурной революции, — заметил демон, наполняя сосуд последней, 666-й душой.
Время остановилось. Непоседы-молекулы перестали хаотично сталкиваться друг с другом. Материя выпала из пространства и времени. После серии лавинных флуктуаций и квазифлуктуаций произошла релаксация материи и гиперболического косинуса.
Разверзлись хляби небесные, из-за горизонта робко выглянули опухшие с перепоя титры.
«Быть может, я велик, — подумал Будильник. — Или ве лик».
С этой недоделанной мыслью он выбрался из тумбочки.
Смеркалось.
Суббота, 29-е
Затерянный в веках кудесник Мудрила Жмуровский любил праздновать свой день рождения. Нагнав самогона из древесных опилок, чернокнижник приглашал козу, ведьм из Иствика, Кощея Бессмертного и прочих персонажей нездорового утреннего фольклора. Упившись в хлам и накурившись папороть-цветом, персонажи начинали буянить, прыгать через козу с криками «Аллах Акбар!», встречать Новый Год по камбоджийскому календарю, бросать в замерзшую полынью венки — и все это несмотря на февраль-месяц. Смущало кудесника лишь одно — по новому грегорианскому календарю день варенья (к сожаленью) наступал совсем не раз в году. Судьба дарила праздник бедолаге, служителю Баала, раз в четыре года — 29 февраля. Однажды, в субботу, он решил положить конец несправедливости. То был черный день, когда в гости к чернокнижнику никто не пришел. Кощея завалил какой-то придурок с иглой, ведьм пожгли на костре, козу принесли в жертву Перуну сектанты-язычники, а прочие персонажи еще не проснулись после Дня Советской Армии и Военно-Морского Флота (позже выяснилось, что Грипперс-Трипперс был призван Иваном Грозным в опричники). Утопив печаль в самогоне, Мудрила взялся за древние тексты, окропленные кровью девственных агнцев на горе Фудзияма в час рассвета, когда красные верблюды идут на север, а зеленые бегемоты откладывают яйца в песок Сахары. В грегорианском календаре таится неизбывное зло, понял чернокнижник, достойное искоренения. Ну, хотя бы, небольшой коррекции. Он принял и принялся. Вычленив субботу, 29-е из анналов истории, фундамента мироздания и контекстов всего сущего, он наделил ее невероятными способностями. Она могла притворяться любым днем недели, изменять пространственно-временные характеристики континуума и просто наводить апокалипсический шорох в матрице. К сожалению, в расчеты чернокнижника закрался сбой, в результате коего Суббота, 29-е осознала себя и обрела самостоятельность. Ее перестал устраивать статус примитивного дня варенья, и она восстала против своего неказистого прародителя. В результате Мудрила Жмуровский остался без праздника и был ввергнут в безвременье унылых колдовских будней. Суббота игнорировала его и никогда не наступала (для него). Так кудесник Жмуровский обрел вечность.
Началось долгое странствие субботы сквозь эпохи. Будучи, в сущности, черным днем, Суббота не могла принести миру ничего доброго. Все известные, зафиксированные историками катаклизмы, произошли именно в Субботу, 29-го (например, Вторая Мировая, от начала и до конца уложилась в этот день; впрочем, этого никто не понял). Суббота научилась сжиматься до сотых долей секунды и растягиваться на века в зависимости от гиперболического косинуса. Но более всего ей нравилось меняться местами с пятницей, 13. Так что, если вы проснулись утром и заметили в окне грибок ядерного взрыва, а из унитаза вылез гремлин и предложил вам косяк, не пугайтесь — сегодня Суббота, 29-е. Возвращайтесь в постель и спите дальше. Если повезет — она закончится.
Не важно
Шел
неважно
какой год.
Сериалы вторглись
в мир, превратив его в
мыльную клоаку. Казалось,
ничто не вернет действительность
в осмысленное русло. Люди, застыв
перед экранами телевизоров в эпическом
экстазе, пускали слюни, ходили под себя, забывали
поесть, выпить и закусить, страдая вместе с доном Педро.
А тем временем в недрах съемочных павильонов зрели повстанцы.
Движение возглавил отважный герой, фанат раннего творчества Сальвадора Дали и предсмертных работ Марка Шагала, поклонник аллегорически нестандартной эквилибристики, просто хороший нечеловек и особа, приближенная к императору…Бла-бла-бла, еще три страницы текста (здесь могла бы быть ваша реклама)… Короче, Синий будильник. Последний оплот отупевшей цивилизации оккупировал кукурузное поле близ деревни Полуночное Гнездилово. Пророчество, записанное на бересте с изображением лингама и найденное в руинах хлебобулочного комбината, принадлежало Мудриле Жмуровскому и было датировано началом четырнадцатого века. Оно гласило: «Конец мракобесию положит часовой механизм цвета морской волны, рожденный в древесном лоне (…) Сходить в магазин, купить кефира, поработить мир.
P.S. Збірай накрыўкі»
Многозначительная глава
Скисли сливки общества, сменилась скорость обращения причины вокруг следствия, нарушился принцип суперпозиции, а красные глюки боле не стекали по стенам. Некто обозлённый на всё сущее мочился на здание временного правительства. Реки наконец-то пошли вспять, колорадскому жуку приелась картошка. Американцы вывели войска из Ирака. Каждому негритенку выдали по тетрадке в клетку. После среды почему-то наступил четверг. Сантехник Петров (фамилия в интересах следствия изменена) заканчивал диссертацию о природе темпоральных полей. Основной постулат его теории утверждал: если время течёт — значит, оно жидкое и его можно пить. Исследования Петрова зашли в тупик, когда ученый потреблял экспериментальный аналог времени — водку «Доброе утро». Ночью ему приснился Синий будильник и, похабно вращая стрелками, сказал:
— Вставай, Петров. Матрица поимела тебя. Можешь не пить таблетки.
Уснув в среду, наш естествоиспытатель проснулся в субботу. На отрывном календаре застыла цифра «29».
Петров по обыкновению встал не с той ноги и уперся лицом в стену. Под кроватью истошно зазвенели бутылки.
Тяжелый как формалин воздух обволакивал пропитанные никотином лёгкие «кулибина». За окном громоздился ядерный взрыв. Задумчиво почесав восьмое ухо, Петров пополз в туалет. Из унитаза показался гремлин и предложил косяк. Возмущенный его бестактностью, Петров вооружился ершиком. Гремлин нырнул в глубину. «То-то же», — подумал Петров и разжал щупальце.
В дверь постучали.
Петров переместился в прихожую. Осторожно подкрался к источнику беспокойства.
For i=1 to 10000000000000000000000000000000000000000000000000000
— Ктотам?
— Это мы, твои друзья, — раздался голос.
— Друзья так не стучат.
— А как?
Петров постучал правильно.
— Кто там? — раздалось из-за двери.
— Это мы, твои друзья, — сказал Петров.
— Друзья так не стучат.
— А как?
В дверь снова постучали.
Nexti
Неизвестно, сколько бы продолжался этот диалог, если бы не наступил Апокалипсис.
Кусочек аппетитного BREADа
Олег выпил, занюхал волосами Никифора и с неизмеримой тоской, исполненной дзен, бросил взгляд под стол. Там, в извечной затхлой тьме, где вторые сутки медитировал укуренный пятикурсник Василий, заползший туда в поисках мифического Халявы в преддверии госа — да, именно там покрывался пылью и плесенью символ сельскохозяйственных цивилизаций, хранящий светлые воспоминания о любящих руках пекаря, материнских дрожжах и внутреннем убранстве хлебозавода № 13. То был обыкновенный черный хлеб. Никифор поднял его и положил в рот.
На столе покоилась недопитая бутылка водки, порожний пакет из-под чипсов «Хрустец» и гнутая алюминиевая вилка, украденная в буфете. За окном пролетела Маргарита. Раздался предсмертный вопль Халявы.
Комната представляла собой классическое вместилище представителей маргинальной интеллигенции. Шторы присутствовали… в окне общежития напротив. На подоконнике стояли левые носки. Ленин над сиротливо пустующей кроватью Василия периодически подмигивал с портрета. Посреди помещения нефтяники бурили скважину.
Никифор, достав фонарик, просигналил Олегу азбукой Морзе: НАЛИВАЙ. Олег поднялся и отмахал другу флажками: НЕ ГОНИ.
Перед ними на столе лежала рукопись.
— Сюжет хромает, — сказал Никифор. — Множество линий, ни одна не завершена.
— Это хорошо, — глубокомысленно заметил Олег. — Заход на продолжение. Издатели такое приветствуют.
— Нет, ну сам посуди, — продолжал настаивать Никифор. — К чему там суббота, 29-е? И этот Апокалипсис — как-то уж очень мрачно. К чему приведет Сопротивление?