Мне вдруг захотелось, чтобы этот морок развеялся. Старик. Эта комната. Вид за окном. Самое странное, что я не ощущал опасности; не чувствовал, что это ловушка. Мне просто всё больше и больше казалось, что я схожу с ума… куда больше, чем тогда, у Алисы.
Я встал с кресла, подошёл к старику и притронулся к его плечу. Я хотел ощутить, что он нематериален, что это голограмма, которую творят хитрые компьютеры. Но вместо этого почувствовал тепло чужого тела.
— Эй! — воскликнул Эльми (буду называть его так; в конце концов, не самое сложное имя), — ты чего?
— Ты… разве не голограмма?
— Обижаешь, — осклабился Эльми, — ты, наверно, решил, что я что-то вроде Алисы, да? Нет, Гриша. Я, скажем так, гораздо масштабнее. И вполне в состоянии синтезировать себе нужное тело. И комфортную обстановку для своего гостя.
Я молча вернулся на своё кресло. Конечно, я заметил, что он назвал меня по имени, хотя я не представлялся. Но задавать вопрос на этот счёт не стал. В этом не было никакого смысла.
— Что ж, — сказал Эльми, — начнем, пожалуй.
С этими словами часть стены в помещении превратилась в объемный экран. В самом центре его горела небольшая синяя точка.
— Большинство людей, Гриша, думают, что человек способен вообразить только три линейных измерения пространства, — проговорил Эльми, — и это легко объяснить. Перед тобой точка. Одномерный континуум. Чтобы он стал двухмерным, нужно поставить бесконечное число точек в ряд, добавив координату. Вот так, — точка на экране вытянулась и превратилась в сияющую линию, уходящую в бесконечность, — не сложно, правда? Что теперь сделать, чтобы линия превратилась в плоскость?
— Добавить ещё одну координату, — ответил я, — и растянуть по ней множество линий.
— Верно, — улыбнулся Эльми, — с кубом, я думаю, принцип будет понятен, да?
Плоскость на экране превратилась в синий светящийся куб.
— А вот дальше вроде как затык. Верно, Гриша?
Я не ответил.
— Но есть одна хитрость, которая позволит обойти ограничение, прописанное в информационной матрице существ, считающих, что они живут в трёхмерном пространстве, — сказал Эльми, — точнее, пространстве-времени. И это ключевой момент, Гриша.
Старик замолчал, явно ожидая реакции с моей стороны. Но её не последовало.
— Ты ведь знаком с гипотезами о множественности миров, верно? — спросил он, вздохнув, — кажется, к этому приходят все, или почти все миры, когда открывают для себя фундаментальные основы. То, что вы называете квантовой механикой.
— Допустим, — сдержанно ответил я.
— Это визуализировать в голове не так сложно, как четырёхмерный куб, верно? — усмехнулся Эльми, — просто бесконечно ветвящееся дерево. И промежутки между ветвями настолько малы, что их, в общем-то, нет. Точнее, они, конечно, есть — но равны самой фундаментальной единице, — он сделал паузу, как бы подчёркивая важность того, что будет сказано: — Каждый мир отличается от следующего ровно на одну единицу информации. Во время нашего разговора мы, как ты понимаешь, наплодили несчётное число других вселенных, где сидим мы с тобой и беседуем. Но каждый раз те беседы чуть отличаются от нашей. На один звук. На один жест. Впрочем, ты ведь достаточно умный парень, и понимаешь, о чём я говорю. Вы ведь уже вплотную подошли к созданию квантовых вычислительных устройств, верно? Биологическая форма которого интегрирована в твой мозг, кстати. Ты ведь знаешь об этом?
Я молча кивнул, продолжая бесстрастно глядеть на старика. На экране в это время светящийся куб уменьшился. Из его граней появились «ветви», на которых «росли» другие маленькие «кубики», проникая один в другой. Эта визуализация мало походила на дерево. Скорее, на какой-то абстрактный узор.
Но я не очень обращал внимание на происходящее на экране, фиксируя его только краем глаза. Думаю, я всё ещё ждал подвоха; какой-то ловушки, которая раскроется в любой момент.
— В этом мы похожи, кстати, — Эльми усмехнулся, — только я полностью живу в четырёхмерном мире. Осознаю себя на всех уровнях. А ты — совсем нет. Только пользуешься частично теми благами, которые даёт такое существование. Скорость вычислений. Это ведь естественно, что квантовый компьютер способен за секунды решить задачу, на которую у обычного, трёхмерного, уходит тысячи и миллионы лет? Потому что вычисления проводятся сразу во всех возможных мирах. Понимаешь?
— И… как это должно объяснить то, что здесь происходит? Кто вы? Зачем следите за Землёй и за мной?
— Терпение, молодой человек, — вздохнул Эльми, — мы только приблизились к самому важному. Ты ведь уже понял, что эта станция — трансмировая. Она, как и я, существует сразу во всех возможных вселенных. Мы переместились немного вниз, чтобы нам было комфортнее общаться.
— Стоп! — до меня неожиданно дошла одна важная вещь, — ты уже несколько раз говорил «выше» и «ниже», когда рассказывал о мирах. Но разве эти понятия имеют смысл, если вселенных несчётное количество?
— Умница, Гриша! — старик назидательно поднял вверх указательный палец, — возможно, ты не зря родился с такой необычной конфигурацией мозга. Соображаешь быстро.
На экране снова было движение. «Дерево» вдруг начало как бы отдаляться. Крона перестала ветвиться, и в конце концов оно стало похоже на веретено, довольно толстое в центре, и истончившееся до тонкой нити по краям.
— То, что ты видишь на экране — это довольно точная модель четырёхмерной вселенной, в которой мы живём, — пояснил Эльми, — и ты, думаю, обратил внимание, что, согласно модели, вселенная эта невероятно велика. Но не безгранична. Верх и низ тут, конечно, условные. А толщина модели отражает число реализованных трехмерных континуумов на каждом из уровней. В центре их довольно много. Если бы ты оказался там, то решил, что попал в один из фантастических фильмов, популярных у вас. Там множество населённых планет в каждом пласте реальности. Несчётное число разумных рас, которые развиваются, создают союзы, изучают мир, создают новые вселенные… ты ведь понимаешь, от чего зависит число возможных вариантов планов бытия, да? Я это уже упоминал.
— Единица информации, — кивнул я, — чем сложнее устройство мироздания — тем больше вариантов оно даёт на единицу времени.
— Совершенно верно, — Эльми просиял, — и ты, конечно, уже понимаешь, что эта модель является открытой. То есть, наша четырёхмерная мультивселенная не должна выглядеть так, как выглядит. Наоборот, из исходно ограниченного начала… — изображение изменилось; острые концы «веретена» стали утолщаться, пока не стали больше его центра, и, в конце концов, вылезли за пределы экрана, — …она должна уходить в бесконечность по обеим векторам временного потока. Бесконечно расти. И самая большая загадка нашего мира, Гриша — это вопрос, почему этого не происходит. В реальности все несчётные миры центра вырождаются по мере приближения к полюсам вероятностей. Сначала исчезает разумная жизнь. Потом любая жизнь. Потом сложные элементы. Потом фундаментальные взаимодействия, — на экране снова возникло «веретено», — до тех пор, пока четырёхмерный континуум не схлопывается в трёхмерный, потому что исчезает понятие времени из-за того, что исчезает причинность. Потом трёхмерный мир схлопывается в плоскость. И в линию. И, в конце концов, в точку.
Эльми замолчал, выдерживая паузу. Кем бы он ни был, но из него наверняка получился бы хороший учитель. Он объяснял мне вещи, которые наверняка потребовали бы целых томов разных формул и витиеватых формулировок, если бы о них задумались на Земле.
— Это очень интересно, — осторожно заметил я, — и познавательно. Но каким образом это связано с моей Землёй? И той опасностью, которая нам грозит? Ведь Считыватели реальны — я сам видел, что даже в этой системе есть пылевое облако, которое, уверен, некогда было планетой…
— Дело в том, Гриша, что любая жизнь не терпит ограничений, — тепло улыбнулся Эльми, — даже такие формы жизни, как я, — он почесал подбородок, — особенно такие, как я. С момента открытия ограниченности мультивселенной я и множество моих коллег пытаемся понять природу этого ограничения. И, конечно же, избавиться от него. Во всех уголках нашего мультимира существуют организации и отдельные существа, входящие в совет Экспансии.
— Но… зачем? — спросил я, — чем плохо жить в ограниченной Вселенной?
Кажется, я понял ответ ещё до того, как закончил вопрос. Но Эльми уже начал отвечать:
— Ограниченность это смерть, Гриша, — сказал он, — в самом фундаментальном значении этого слова. Если мы не сможем найти выход, существа, подобные мне, и цивилизации, вышедшие далеко за рамки своей биологической основы, рано или поздно начнут воевать между собой. Просто для того, чтобы распространить свою информационную матрицу. Это фундаментальное свойство — даже не жизни, нет! — это свойство информации, Гриша. Основы нашего мироздания. Наша деятельность — это единственное, что сдерживает огромную войну, которая, как мы знаем, закончится вырождением мира. Но даже это знание будет не в состоянии её остановить.
— Сколько… — я запнулся и сглотнул, — сколько у вас есть времени? Чтобы найти выход?
Эльми снова улыбнулся.
— Гриша, ты же понимаешь, что в описанной мной конструкции твой вопрос не имеет смысла, — ответил он, — такие как я живут сразу во всех временах. И вопрос только в том, в какую сторону склоняется равновесие. Совет Экспансии нашёл способ медленно раздвигать границы мультиверсума. Для этого в пустых и безжизненных областях вероятности, максимально близко к полюсам, искусственно создаются миры. Затем они населяются жизнью. Некоторые из них бывают настолько успешными, что рождают разум. И наша основная задача — продлить их существование как можно дольше, чтобы они дали как можно больше ветвей реальности, «утолщая» общую структуру мультиверсума. Понимаешь теперь?
— Это всё-таки вы… — пробормотал я, — вы — Создатели… вы сделали нас из звёздных ран…
— Очень романтично, Гриша, — усмехнулся Эльми, — я никогда об этом не думал с этой точки зрения. Сама технология довольно простая.