— Может быть, потом, попозже, обстоятельства изменятся, и я тогда смогу все тебе рассказать, — пробормотал Коля.
— Ладно. Подождем, пока обстоятельства изменятся, — согласился отец. — А пока оставь в покое штору и выпей горячего молока. Ты весь дрожишь.
Когда Коля раздевался, чтобы нырнуть в постель, отец обратил внимание на то, что рукава куртки и брюки мальчика не то чтобы надорваны, а словно надрезаны каким-то острым предметом. Однако снова вдаваться в расспросы не стал, понимая, что это бесполезно.
Он молча присел на стул возле постели мальчика, ожидая, пока тот уснет.
Коля натянул одеяло до подбородка, удобно свернулся калачиком, однако сон не приходил.
— Согрелся? — спросил отец, глядя на вертящегося Колю.
— Согрелся, — впервые за все время слабо улыбнулся мальчик. Видно, его все время преследовала какая-то мысль или воспоминание, не дававшее уснуть.
Ночь шла на убыль.
Наконец дыхание мальчика стало ровнее. Отец бросил на него последний взгляд и едва собрался уйти, как Коля открыл глаза.
— Папа, а что ты знаешь об Аполлоне? — неожиданно спросил он, нарушив тишину.
— Об Аполлоне? — нахмурился отец. — Это тот белковый, который несколько дней назад ходил за тобой по пятам?
— Да.
— После твоего рассказа я обратил на него внимание. Навел кое-какие справки.
— Расскажи! — с жадным и каким-то болезненным любопытством попросил Коля, и глаза его блеснули.
— Видишь ли, Аполлон — в некотором роде историческая реликвия, начал отец, усаживаясь поудобнее. — Он, можно сказать, родоначальник всего современного поколения белковых.
— Аполлон?..
— Да, именно этот несуразный и неуклюжий робот. Ему мы в значительной мере обязаны тем, что нынешние белковые стали самыми верными и разумными помощниками человека. А ты постарайся заснуть. Скоро утро.
— А как ты считаешь, он еще долго будет жить?
— Кто? — не понял отец.
— Аполлон.
— Да, он может существовать еще достаточно долго, хоть столетие. Ведь его белковая основа отличается особой прочностью. Но полноценным роботом его уже не назовешь. Мне кажется, его разум сейчас в чем-то сродни разуму малого ребенка. Но, по крайней мере, вреда человеку он принести не может, так я считаю.
— Не может, — согласился Коля. Ответ его прозвучал слишком поспешно. — Папа, а как он узнал мою фамилию?
— Не знаю, — пожал плечами отец. — Может, он ее услышал от кого-то из ребят, когда вы шли по улице?
Коля покачал головой.
— Меня никто по фамилии не называет… А откуда у нас вообще такая фамилия — Искра?
— Происхождение фамилии — всегда очень сложный вопрос, — усмехнулся отец. — Правда, что касается нашей, тут у меня есть собственная гипотеза.
— Какая?
— Давай, дружок, на завтра отложим этот разговор, — произнес отец, заботливо подтыкая одеяло.
— Нет, нет, расскажи сейчас! Я все равно не усну, — попросил Коля.
— Хорошо, — согласился отец, перехватив его умоляющий взгляд. — Но учти, это только мои догадки. А вообще вся история уходит в седую старину. Говорят, был у нас в роду предок, который совершил подвиг. Не знаю подробностей, только слышал, что этот человек, рискуя собственной жизнью, спас какую-то необычайно ценную биосистему, выращенную в Зеленом городке.
— Когда это было?
— В начале XXI века.
— Ого! — воскликнул Коля, произведя в уме несложный подсчет. — А как его звали?
— Говорят, как и тебя. Николай. Спасая биосистему, он серьезно повредил себе позвоночник и еле выжил. Детали, повторяю, до нас не дошли. Но я подумал: его жизнь тогда тлела, словно искра. Отсюда и могла возникнуть наша фамилия.
— А может, наша фамилия оттого, что его смелый поступок был подобен искре в ночи?
— Может, и так, — согласился отец.
Он долго сидел, глядя на уснувшего мальчика. Затем осторожно дотронулся до его лба. Кажется, температуры нет. Лицо спящего осунулось и как-то потемнело, дыхание было прерывистым, неровным.
Стоило жене улететь в командировку, и все в доме разладилось. Квартирный уборочный автомат и тот закапризничал, хотя всегда отличался ровным характером. Отец Коли потянул носом — в спальне еле ощутимо запахло горелым. Вот, климатическая установка и та барахлит. А тут еще загадочное происшествие с Колей…
Отец в эту ночь так и не уснул.
Первые лучи зари, выключившие осветительную панель в гостиной, застали его неутомимо мерящим комнату из угла в угол. Снова и снова прокручивал он в памяти весь вчерашний тревожный вечер и часть ночи, начиная с того момента, когда вернулся Коля, в синяках и порванной, вернее, порезанной одежде. Повздорил с мальчишками? Бывает, из-за этого не стоило бы и огород городить. Но он всем нутром чувствовал, что здесь что-то другое. Странно еще и то, что значительную часть времени они говорили о старом роботе Аполлоне, списанном с Деймоса и несколько дней назад прибывшем в гавань. Как будто нет других, более интересных тем для разговора!
Однако еще более странным было то, в чем сам начальник порта не хотел себе признаться, поскольку не терпел ничего, что не имеет рационального объяснения.
С первого дня, едва увидев Аполлона, он почувствовал к нему какой-то смутный интерес. Видел он его, что ли, когда-то? Нет, исключено. Их пути с Аполлоном никогда не пересекались, хотя ему и приходилось бывать в Зеленом городке. Однако Аполлон — не полагаясь на память, он проверил по документам, — находился, в это время в дальнем космосе, за миллионы километров от Земли.
И тем не менее старый робот влек его, словно мощный магнит, которым достают с морского дна, из-под толстого слоя ила затонувшие якоря.
Такие магниты он видел и даже принимал участие в их монтаже. Не столь давно в гавани проводились работы по реконструкции подводных сооружений, и водолазы наткнулись на множество обломков и предметов старины. Для их извлечения и были использованы магнитные приспособления. Так что сравнение, пришедшее в голову начальнику порта, было естественным.
Глава третьяВ ПАКГАУЗЕ
Смыкает веки предвечерний сон.
Ползет по круче ветхая ограда.
Водой озерной четко отражен
Забытый уголок пустого сада.
Смотрю на дно, в пустую синеву,
На бег привычный облачных скорлупок,
Осенний мир, в котором я живу,
Он так же молчалив и так же хрупок.
Коля проснулся поздно, отца уже не было. Он прочел оставленную ему записку, нехотя позавтракал.
Отец советовал прийти в гавань и ребят пригласить: сегодня к обеду ожидался транспорт с Оранжерейного, который должен был привезти экзотические плоды марсианского стреляющего растения, впервые выращенные в земных условиях, на архипелаге.
Перечтя записку, Коля подошел к окну, включил максимальную прозрачность и долго смотрел вниз.
Улица жила привычной жизнью. Струились разноцветные транспортные ленты — каждому цвету отвечала определенная скорость. Многие, впрочем, предпочитали пешую ходьбу, особенно в такой погожий осенний денек. Правда, ветер был достаточно свеж, он заворачивал прохожим полы плащей, рвал из рук сумки, весело и свирепо кружил листья, которым удалось миновать магнитные ловушки роботов-уборщиков.
Конечно, увидеть марсианскую гарангу и пострелять из нее в цель было заманчиво. Но выходить после вчерашнего на улицу… При одной мысли об этом у Коли мурашки побежали по спине.
Он отошел от окна, и перед глазами тут же всплыло вчерашнее.
В школьные каникулы, как известно, всегда находится множество дел, набегает масса занятий, и одно интереснее другого.
После волейбола Коля зашел в читальный зал, чтобы просмотреть свежие журналы. Больше всего его интересовал, конечно, шахматный вестник.
Увлекшись заковыристым этюдом, он засиделся допоздна, до самого закрытия.
Приморский бульвар встретил его сиянием панелей, говором и смехом оживленных прохожих, запахами йода и соли, крепнущим бризом, неутомимо тянущим с моря.
Куда идти мальчишке, если он свободен от уроков, а дело происходит в портовом городе и время не очень позднее? Ну, разумеется, в порт!
Мальчик шел, беспечно посвистывая, из головы не шла шахматная позиция.
За спиной почудился какой-то шорох, Коля оглянулся: позади ковылял, догоняя его, высокий, как башня, Аполлон. Мигом припомнился недавний эпизод с бананами. На этот раз, однако, Аполлон был без груза. Но все равно перемещался он тяжело, с трудом переставляя еле гнущиеся конечности.
— Что ты хочешь, Аполлон? — спросил Коля, от удивления слегка замедлив шаг.
В ответ послышалось лишь неразборчивое бормотание. Антенна на голове Аполлона покачивалась, словно куст под порывами ветра. Острое чувство жалости к роботу пронзило Колю.
— Говори помедленнее, — попросил он.
— Светло-синие… синие… — почудилось ему в бормотании Аполлона, который продолжал надвигаться на него.
— Ты, наверно, никак не приспособишься к тяжести. Сходи в роботомастерскую, — посоветовал Коля, переходя на другую сторону улицы.
— Два лесных озера, — выпалил Аполлон и двинулся за мальчиком, тяжело переваливаясь на ходу.
— Помочь тебе? Говори! — произнес Коля и остановился.
— И голос… тот же… — продолжал Аполлон. — У меня в памяти его обертоны записаны.
— Записаны? — наугад спросил Коля.
— Записаны, — радостно подтвердил Аполлон, — и время их, к счастью, не стерло…
— И что?
— Искра! Такое совпадение не может быть случайным.
— Ступай в техническую службу порта, — произнес Коля, начиная терять терпение. — Я не смогу помочь тебе.
— Ты, ты! Искра! Помочь, спасти… — подхватил Аполлон дребезжащим голосом.
— Вот, вот. Тебя там спасут, — ласково, словно уговаривая малого ребенка, проговорил Коля. — Знаешь, какие в гавани мастера-робототехники? Их даже в Зеленом городке знают!
Упоминание Зеленого городка произвело неожиданное действие: робот перестал покачиваться и заметно выпрямился, глаза его заблестели. Видимо, какое-то глубинное воспоминание всколыхнуло его угасающую память.