О Тайной вечере – последнем ужине Иисуса со Своими учениками – повествуют все четыре Евангелиста. И во всех повествованиях особую роль играет Пётр. У Луки он появляется уже на этапе подготовки к вечере, у Иоанна – в сцене омовения ног.
Приготовление
Все три синоптических Евангелия содержат рассказ о том, как Иисус повелел ученикам приготовить пасхальную трапезу. При этом Матфей говорит об «учениках», не называя ни их количества, ни их имен (Мф. 26:17–19). Марк уточняет, что Иисус послал в город двух учеников (Мк. 14:12–17). И только Лука называет их имена:
Настал же день опресноков, в который надлежало закалать пасхального агнца, и послал Иисус Петра и Иоанна, сказав: пойдите, приготовьте нам есть пасху. Они же сказали Ему: где велишь нам приготовить? Он сказал им: вот, при входе вашем в город, встретится с вами человек, несущий кувшин воды; последуйте за ним в дом, в который войдет он, и скажите хозяину дома: Учитель говорит тебе: где комната, в которой бы Мне есть пасху с учениками Моими? И он покажет вам горницу большую устланную; там приготовьте. Они пошли, и нашли, как сказал им, и приготовили пасху (Лк. 22:7-13).
В своем рассказе Лука текстуально близок к Марку. Однако сделанное им уточнение позволяет вписать этот эпизод в биографию Петра.
Мы ничего не знаем ни о человеке с кувшином воды, ни о хозяине дома, в который он нес этот кувшин. Хождение за водой было обычным занятием женщин (Быт. 24:11–21; Исх. 2:16; 1 Цар. 9:11; Ин. 4:7); если это делал мужчина, значит, он был рабом или слугой (Втор. 29:11; Нав. 9:21–27). Нет оснований полагать, что кувшин в руках мужчины был заранее оговоренным опознавательным знаком. Скорее, Евангелисты упоминают об этой детали, подчеркивая способность Иисуса предсказывать события и видеть их на расстоянии.
Омовение ног
Только у Иоанна рассказывается о том, как перед началом вечери Иисус омыл ноги ученикам.
Беседа Христа с учениками. Мозаика базилики Сант-Аполлинаре-Нуово в Равенне. До 526 г.
В древнееврейских источниках описания омовения ног встречаются в двух контекстах: культовом и домашнем[107]. В книге Исход упоминается медный умывальник, в котором сыны Аарона омывали руки и ноги (Исх. 30:17–21; 40:30–32). Филон Александрийский видит в этом ритуальном омовении «символ безукоризненной жизни и чистого жития, проводимого в похвальных делах»[108]. С другой стороны, в обычае было омовение ног при входе в дом: поскольку ходили в легких сандалиях по пыльным дорогам, омовение ног при входе, особенно перед ужином за которым возлежали на диванах, было одним из обычных требований гигиены, наряду с омовением рук. Предлагать воду для омовения ног было одним из проявлений гостеприимства (Быт. 18:4; 19:2; 24:32; 43:24). Когда Иисус пришел в дом фарисея и тот не подал Гостю воды на ноги, это стало причиной для упрека в адрес хозяина дома (Лк. 7:44).
Омовение ног. Фреска церкви Асину (Панагии Форвиотиссы) близ Никитари, Кипр. 11051106 гг.
В домах богатых людей воду для омовения ног подавали слуги. Если хозяин дома хотел оказать гостю особую честь, он мог сам взять в руки сосуд для омовения ног. Обычным делом было для учеников омывать ноги своему учителю[109]. Однако в данном случае всё происходило не по установленному обычаю. Это подчеркивается в том числе и тем, что Иисус начал омывать ноги ученикам не по приходе в дом, перед трапезой, а уже после того, как она началась. Для совершения этого действия Он прервал трапезу и встал из-за стола:
Перед праздником Пасхи Иисус, зная, что пришел час Его перейти от мира сего к Отцу, явил делом, что, возлюбив Своих сущих в мире, до конца возлюбил их. И во время вечери, когда диавол уже вложил в сердце Иуде Симонову Искариоту предать Его, Иисус, зная, что Отец всё отдал в руки Его, и что Он от Бога исшел и к Богу отходит, встал с вечери, снял с Себя верхнюю одежду и, взяв полотенце, препоясался. Потом влил воды в умывальницу и начал умывать ноги ученикам и отирать полотенцем, которым был препоясан.
Омовение ног. Фреска церкви вмч. Георгия в Старо-Нагоричино, Македония. 1317/18 г.
Подходит к Симону Петру, и тот говорит Ему: Господи! Тебе ли умывать мои ноги? Иисус сказал ему в ответ: что Я делаю, теперь ты не знаешь, а уразумеешь после. Пётр говорит Ему: не умоешь ног моих вовек. Иисус отвечал ему: если не умою тебя, не имеешь части со Мною. Симон Пётр говорит Ему: Господи! не только ноги мои, но и руки и голову.
Иисус говорит ему: омытому нужно только ноги умыть, потому что чист весь; и вы чисты, но не все. Ибо знал Он предателя Своего, потому и сказал: не все вы чисты (Ин. 13:1-11).
В этой сцене Пётр выступает в своей обычной роли: он говорит, когда все молчат. Возможно, он выражает то, что другие не смеют сказать; возможно, он просто не может сдержать переполняющие его чувства. Его вопрос: «Тебе ли умывать мои ноги?» связан с естественным для него представлением о том, что умывать ноги может только низший высшему. Ответ Иисуса: «что Я делаю, теперь ты не знаешь, а уразумеешь после» подчеркивает, что Учитель сознательно поменялся ролями с учениками и что смысл совершаемого Им действия откроется им позднее, после Его смерти и воскресения.
Начало диалога напоминает диалог между Иисусом и Иоанном Крестителем, когда Иисус пришел на Иордан креститься от него. «Иоанн же удерживал Его и говорил: мне надобно креститься от Тебя, и Ты ли приходишь ко мне? Но Иисус сказал ему в ответ: оставь теперь, ибо так надлежит нам исполнить всякую правду» (Мф. 3:14–15). И в том и в другом случае слово «теперь» (άρτι) указывает на то, что совершается в конкретный момент времени на земле, но имеет значение для будущего. Как тогда Иисус добровольно подклонил голову под руку того, кто был меньше его, так и сейчас Он склоняется к ногам меньшего.
Петра между тем увещание Иисуса не убеждает, и Он выражает решительный протест: «не умоешь ног моих вовек». Здесь уже и Иисус меняет тон: «если не умою тебя, не имеешь части со Мною». Словом «часть» передано греческое μέρας, используемое в Септуагинте в значении «наследие» (для передачи еврейского heleq)[110]. Эти слова следует понимать в общем контексте того, что происходило. Омовение ног – действие, в котором Иисус исполнил служение раба, – было символическим и пророческим указанием на распятие, в котором Иисус был явлен как Тот, Кто «уничижил Себя Самого, приняв образ раба» и Кто «смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной» (Флп. 2:7–8). Распятие Иисуса будет иметь для Его учеников искупительный и очистительный смысл, прообразом которого было очищение водой при омовении ног. Слова Иисуса означали, что без этого очищения, которое будет даровано им через смерть Спасителя, Пётр не сможет участвовать в вечной жизни[111].
Услышав эти слова, пылкий и пламенный Пётр тотчас меняет свое утверждение на противоположное: «не только ноги мои, но и руки и голову». «Горяч в сопротивлении, но еще горячее в изъявлении согласия; а то и другое – от любви», – отмечает толкователь[112].
Можно предположить, что ученики продолжали возлежать вокруг стола, когда Иисус обходил их с сосудом для омовения ног, и что Иисус начал с младших и закончил Петром – старшим среди двенадцати. Иуда-предатель был среди тех, кому Иисус омыл ноги, и, вероятно, это произошло до того, как Он подошел к Петру. Иоанн Златоуст полагал, «что Христос прежде умыл ноги предателю, а потом приступил к Петру»[113].
Отметим, что противопоставление Петра и Иуды – характерная особенность Евангелия от Иоанна. После беседы о небесном хлебе, когда Иисус спросил учеников, не хотят ли они отойти, и Пётр ответил от лица всех учеников, Иисус сказал: «Не двенадцать ли вас избрал Я? но один из вас диавол». Как отмечает Евангелист, «это говорил Он об Иуде Симонове Искариоте, ибо сей хотел предать Его, будучи один из двенадцати» (Ин. 6:70–71). Иисус уже тогда говорил ученикам, что среди них есть «некоторые неверующие», ибо Он «от начала знал, кто суть неверующие и кто предаст Его» (Ин. 6:64). Теперь, когда пришел Его «час», это неверие должно быть явлено, и Иисус знает об этом. И в очередной раз делает намек на предателя: «и вы чисты, но не все».
В комментарии к рассматриваемому эпизоду Златоуст подчеркивает любовь Петра к Иисусу. Она, по мнению толкователя, выразилась как в том, что Пётр сначала сопротивлялся Иисусу, так и в той готовности, с которой он в конце концов подчинился Его воле:
Что же этот пылкий и пламенный? «Господи, – говорит, – не только ноги мои, но и руки и голову». Горяч в сопротивлении, но еще горячее в изъявлении согласия; а то и другое – от любви. Но почему (Христос) не сказал, для чего Он это делал, а употребил угрозу? Потому, что Пётр не послушал бы. Если бы сказал: «оставь, чрез это Я хочу научить вас смирению», то Пётр тысячу раз обещал бы быть смиренным, лишь бы только Владыка не делал этого. А теперь что говорит? То, чего Пётр всего более боялся и страшился, – именно, чтобы не быть отлученным от Него… Когда же (Христос) употребил угрозу, – он тотчас утих. Но что значит: «уразумеешь после»? Когда именно «после»? Тогда, говорит, когда именем Моим будешь изгонять бесов, когда увидишь Мое вознесение на небо, когда узнаешь от Духа, что Я восседаю одесную Отца, – тогда поймешь то, что теперь совершается[114].
Пётр, Иуда и «любимый ученик» на Тайной вечере
Все четыре Евангелиста свидетельствуют о том, что на Тайной вечере Иисус предсказал предательство Иуды. У Матфея это предсказание предшествует рассказу о благословении хлеба и вина:
И когда они ели, сказал: истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня. Они весьма опечалились и начали говорить Ему, каждый из них: не я ли, Господи? Он же сказал в ответ: опустивший со Мною руку в блюдо, этот предаст Меня; впрочем, Сын Человеческий идет, как писано о Нем, но горе тому человеку, которым Сын Человеческий предается: лучше было бы этому человеку не родиться (Мф. 26:21–24).
Версия Марка (Мк. 14:18–20) почти полностью совпадает с версией Матфея. Однако в конце рассказа Матфей приводит дополнительную важную деталь: «При сем и Иуда, предающий Его, сказал: “не я ли, Равви?” Иисус говорит ему: “ты сказал”» (Мф. 26:25).
Тайная вечеря. Мозаика базилики Сант-Аполлинаре-Нуово в Равенне. До 526 г.
У Луки предсказание о предательстве следует за рассказом о благословении Иисусом хлеба и вина. Согласно этому Евангелисту, преломив хлеб и преподав ученикам чашу, Иисус затем говорит: «И вот, рука предающего Меня со Мною за столом; впрочем, Сын Человеческий идет по предназначению, но горе тому человеку, которым Он предается». Тогда, по свидетельству Евангелиста, «они начали спрашивать друг друга, кто бы из них был, который это сделает» (Лк. 22:21–23).
Наконец, наиболее подробно предсказание Иисуса о предательстве Иуды описано в Евангелии от Иоанна. Здесь наставление Иисуса после омовения ног завершается следующими словами:
Не о всех вас говорю; Я знаю, которых избрал. Но да сбудется Писание: ядущий со Мною хлеб поднял на Меня пяту свою. Теперь сказываю вам, прежде нежели то сбылось, дабы, когда сбудется, вы поверили, что это Я. Истинно, истинно говорю вам: принимающий того, кого Я пошлю, Меня принимает; а принимающий Меня принимает Пославшего Меня (Ин. 13:18–20).
Христос и апостолы Иоанн и Пётр. Фрагмент композиции «Тайная вечеря». Фреска экзонартекса кафоликона монастыря Ватопед на Афоне. 1313 г. Мастер Мануил Панселин
Продолжая повествование, Иоанн рассказывает тот же эпизод, который был изложен у Матфея и Марка, однако делает это значительно подробнее:
Сказав это, Иисус возмутился духом, и засвидетельствовал, и сказал: истинно, истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня. Тогда ученики озирались друг на друга, недоумевая, о ком Он говорит. Один же из учеников Его, которого любил Иисус, возлежал у груди Иисуса. Ему Симон Пётр сделал знак, чтобы спросил, кто это, о котором говорит. Он, припав к груди Иисуса, сказал Ему: Господи! кто это? Иисус отвечал: тот, кому Я, обмакнув кусок хлеба, подам. И, обмакнув кусок, подал Иуде Симонову Искариоту. И после сего куска вошел в него сатана. Тогда Иисус сказал ему: что делаешь, делай скорее. Но никто из возлежавших не понял, к чему Он это сказал ему. А как у Иуды был ящик, то некоторые думали, что Иисус говорит ему: купи, что нам нужно к празднику, или чтобы дал что-нибудь нищим. Он, приняв кусок, тотчас вышел;а была ночь (Ин. 13:21–30).
В описанной сцене мы видим, как Пётр проявляет инициативу, однако вопрос свой он задает не напрямую, а через ученика, «которого любил Иисус». Согласно традиционному толкованию, этим учеником был сам Иоанн[115]. Именно потому, что он был участником события, он смог описать его подробнее, чем другие Евангелисты.
Из Евангелия от Иоанна создается впечатление, что Иисус уже при избрании двенадцати апостолов знал, что один из них станет предателем. Более того, при чтении рассказа Иоанна о Тайной вечере может возникнуть ощущение, что Иисус Сам подталкивал Иуду к совершению преступления. Все Евангелисты приводят предсказание Иисуса о том, что один из учеников предаст Его, но только у Иоанна Иисус произносит загадочные слова «что делаешь, делай скорее», после которых Иуда тотчас выходит, несмотря на позднее время (синоптики ничего не говорят об уходе Иуды с трапезы).
Пётр и Иуда представляют собой два полюса в общине учеников Иисуса: во всех списках учеников Пётр оказывается на первом месте, а Иуда на последнем. Евангелисты – вольно или невольно – сравнивают одного с другим. В истории Страстей параллелизм двух судеб будет особенно ощутим: Пётр отречется от Иисуса, а Иуда предаст Его. Но исход этих двух судеб окажется прямо противоположным.
Предсказание Иисуса об отречении Петра
Все четыре Евангелиста повествуют о том, как на Тайной вечере Иисус предсказал, что Пётр отречется от Него. Рассказ этот почти идентичен у Матфея и Марка, но имеет существенные отличия у Луки и еще более существенные – у Иоанна.
Лука – единственный из Евангелистов, кто вставляет в повествование о Тайной вечере рассказ о споре между учениками, кто из них должен почитаться большим. В ответ на претензии учеников Иисус произносит наставление о смирении и указывает на собственный пример: «Ибо кто больше: возлежащий, или служащий? не возлежащий ли? А Я посреди вас, как служащий» (Лк. 22:27). Иисус продолжает говорить, а затем мы слышим реплики Петра:
Но вы пребыли со Мною в напастях Моих, и Я завещаваю вам, как завещал Мне Отец Мой, Царство, да ядите и пиете за трапезою Моею в Царстве Моем, и сядете на престолах судить двенадцать колен Израилевых. И сказал Господь: Симон! Симон! се, сатана просил, чтобы сеять вас как пшеницу, но Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя; и ты некогда, обратившись, утверди братьев твоих. Он отвечал Ему: Господи! с Тобою я готов и в темницу и на смерть идти. Но Он сказал: говорю тебе, Пётр, не пропоет петух сегодня, как ты трижды отречешься, что не знаешь Меня (Лк. 22:28–34).
Этот материал лишь в некоторых деталях пересекается с рассказами других Евангелистов. В частности, слова о том, что ученики сядут на двенадцати престолах судить двенадцать колен Израилевых, имеют прямую параллель в Евангелии от Матфея (Мф. 19:28). Предсказание об отречении Петра мы находим у всех четырех Евангелистов, однако у Матфея и Марка оно отнесено к тому времени, когда Иисус уже был на пути в Гефсиманию, а у Иоанна оно приведено в совсем другой редакции, чем у синоптиков. В остальном материал Луки вполне оригинален.
Иисус благодарит учеников за то, что они пребывали вместе с Ним, и завещает им Царство. Речь идет о том Царстве, которое Иисус возвещал с первых дней своей проповеди, о котором говорил в притчах и которое теперь через Его страдания и смерть должно было раскрыться для них во всей полноте.
Слова, обращенные к Симону, о том, что «сатана просил, чтобы сеять вас, как пшеницу», необычны. Словом «сеять» переведен глагол σινιάζω, означающий «просеивать» (через сито). У кого просил? Скорее всего, у Бога. А Иисус молился Богу о том, чтобы вера Петра не оскудела. Здесь можно вспомнить историю Иова, которая начинается с того, что сатана просит у Бога разрешения подвергнуть праведника испытаниямд, и Бог дает такое разрешение (Иов. 1:6-12; 2: 1–6). Взаимоотношения между Богом и сатаной таинственны и непостижимы, и мы не знаем, почему Бог слушает сатану и позволяет ему совершать те или иные деяния над людьми. Но Иисус выступает здесь как Ходатай за Своих учеников перед Отцом. Его последняя молитва, которую донес до нас Евангелист Иоанн, является в значительной своей части молитвой за учеников: Иисус просит Отца в числе прочего о том, чтобы Он сохранил их от зла, или от диавола (выражение έκ τού πονηρού в Ин. 17:15 означает «от лукавого»).
Предсказание об отречении ап. Петра. Мозаика базилики Сант-Аполлинаре-Нуово в Равенне. До 526 г.
Предсказание об отречении Петра приведено у Луки в более краткой форме, чем у Матфея и Марка. Матфей, сообщив о том, что Иисус и ученики, «воспев, пошли на гору Елеонскую», продолжает:
Тогда говорит им Иисус: все вы соблазнитесь о Мне в эту ночь, ибо написано: поражу пастыря, и рассеются овцы стада; по воскресении же Моем предварю вас в Галилее. Пётр сказал Ему в ответ: если и все соблазнятся о Тебе, я никогда не соблазнюсь. Иисус сказал ему: истинно говорю тебе, что в эту ночь, прежде нежели пропоет петух, трижды отречешься от Меня. Говорит Ему Пётр: хотя бы надлежало мне и умереть с Тобою, не отрекусь от Тебя. Подобное говорили и все ученики (Мф. 26:31–35).
Версия Марка (Мк. 14:27–31) почти идентична, за исключением предсказания Иисуса Петру, которое у него звучит так: «Истинно говорю тебе, что ты ныне, в эту ночь, прежде нежели дважды пропоет петух, трижды отречешься от Меня». Иными словами, согласно Марку, отречение Петра должно произойти не до первого, а до второго пения петухов.
Как известно, петухи поют трижды: первое пение петухов бывает еще глубокой ночью, до рассвета; второе ассоциируется с рассветом[116]; третье бывает с наступлением утра. Выражение «в полночь, или в пение петухов, или поутру» (Мк. 13:35), употребленное Иисусом, скорее всего указывает на первое пение петухов. Как мы говорили, только у Марка Иисус предсказывает, что отречение произойдет до вторых петухов; текст прочих Евангелистов подразумевает, что это произойдет до первых петухов.
Горячий и импульсивный Пётр заявляет, что никогда не соблазнится (у Марка слово «никогда» отсутствует). Иисус отвечает ему, что он трижды отречется от Него: использован глагол άπαρνέομαι («отрицать») в пассивном залоге. Предсказание предваряется словами «истинно говорю тебе», придающими ему характер настойчивости и убедительности. Однако Пётр продолжает упорно настаивать, что не отречется от Учителя даже в случае смертельной опасности. К Петру присоединяются и другие ученики, среди которых уже нет Иуды.
В Евангелии от Иоанна предсказание об отречении Петра является частью беседы на Тайной вечере:
Симон Пётр сказал Ему: Господи! куда Ты идешь? Иисус отвечал ему: куда Я иду, ты не можешь теперь за Мною идти, а после пойдешь за Мною. Пётр сказал Ему: Господи! почему я не могу идти за Тобою теперь? я душу мою положу за Тебя. Иисус отвечал ему: душу твою за Меня положишь? истинно, истинно говорю тебе: не пропоет петух, как отречешься от Меня трижды (Ин. 13:36–38).
Здесь сюжет начинается с вопроса Петра: «куда Ты идешь», за которым вскоре последует вопрос Фомы: «Господи! Не знаем, куда идешь; и как можем знать путь?» (Ин. 14:5). Евангелист рисует общую картину недоумения учеников, которым Иисус сначала говорит: «Дети! недолго уже быть Мне с вами. Будете искать Меня, и, как сказал Я Иудеям, что, куда Я иду, вы не можете прийти, так и вам говорю теперь» (Ин. 13:33). А затем призывает их не смущаться и не устрашаться (Ин. 14:27), обещая, что, хотя они и будут иметь скорбь, она сменится радостью, которой никто не отнимет от них, потому что они вновь увидят Его (Ин. 16:20–22). Именно в этом контексте разворачивается беседа с Петром.
Предсказание Иисуса о том, что Пётр отречется от Него, было одновременно и предупреждением. Пётр мог, запомнив это предупреждение, в нужный момент вспомнить о нем и не совершить то, о чем был предупрежден. Предвидение Божье не означает необходимости для человека совершить то, что Бог предвидит: об этом мы много раз говорили на страницах нашего исследования, посвященного жизни и учению Иисуса, в связи с различными персонажами евангельской истории.
Иоанн Златоуст, говоря об отречении Петра, ставит ему в вину его самонадеянность: он должен был прежде всего попросить помощи у Учителя, а не обещать то, что потом не сможет выполнить. Сравнивая Петра с Иудой, Златоуст отмечает: «Первый, получив много помощи, не получил никакой пользы, потому что не захотел, и не приложил собственного старания; а последний и при собственном старании пал, потому что не получил никакой помощи. Добродетель слагается из этих двух принадлежностей»[117].
Человек не должен надеяться только на себя: он должен во всем уповать на Бога и просить у Него помощи: это один из многих уроков, которые можно извлечь из истории отречения Петра. Не случайно Иисус заповедал ученикам заканчивать молитву словами: «И не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого» (Мф. 6:13). Каждый человек, даже первоверховный апостол, нуждается в помощи Божией, чтобы не оступиться, не соблазниться, не впасть в искушение, не стать добычей диавола.
Молитва в Гефсиманском саду
В повествовании синоптиков о молитве Иисуса в Гефсиманском саду Пётр не играет какой-либо самостоятельной роли. Однако, как и в рассказе о Преображении, он – один из трех, кого Иисус берет с Собой, оставляя других в стороне. Более того, только к нему Иисус обращается, увидев, что все трое уснули:
Потом приходит с ними Иисус на место, называемое Гефсимания, и говорит ученикам: посидите тут, пока Я пойду, помолюсь там. И, взяв с Собою Петра и обоих сыновей Зеведеевых, начал скорбеть и тосковать. Тогда говорит им Иисус: душа Моя скорбит смертельно; побудьте здесь и бодрствуйте со Мною. И, отойдя немного, пал на лице Свое, молился и говорил: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты. И приходит к ученикам и находит их спящими, и говорит Петру: так ли не могли вы один час бодрствовать со Мною? бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение: дух бодр, плоть же немощна. Еще, отойдя в другой раз, молился, говоря: Отче Мой! если не может чаша сия миновать Меня, чтобы Мне не пить ее, да будет воля Твоя. И, придя, находит их опять спящими, ибо у них глаза отяжелели. И, оставив их, отошел опять и помолился в третий раз, сказав то же слово. Тогда приходит к ученикам Своим и говорит им: вы все еще спите и почиваете? вот, приблизился час, и Сын Человеческий предается в руки грешников; встаньте, пойдем: вот, приблизился предающий Меня (Мф. 26:36–46).
У Марка вопрос Иисуса имеет форму личного обращения к Петру: «Симон! ты спишь? не мог ты бодрствовать один час? Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение: дух бодр, плоть же немощна» (Мк. 14:37–38). Лука в своем рассказе о том же событии не упоминает Петра по имени и не выделяет троих учеников из общей группы (Лк. 22:39–46).
Ученики в Гефсиманском саду. Фреска экзонартекса кафоликона монастыря Ватопед на Афоне. 1313 г. Мастер Мануил Панселин
Комментируя версию Матфея, Иоанн Златоуст отмечает, что Иисус обращается попеременно то к Петру, то к группе учеников:
…Придя к ученикам, говорит Петру: «Не мог ты бодрствовать один час со Мною» (Мк. 14:37)? Все спали, между тем Он обличает Петра, напоминая ему прежние его слова. Слово «со Мною» Он употребил здесь не без причины, и как бы так сказал: «ты не можешь со Мною бодрствовать; как же положишь за меня душу?» То же самое выражается и в следующих словах: «Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение». То обращается к Петру, то ко всем вместе. Именно говорит одному ему: «Симон! Симон! се, сатана просил, чтобы сеять вас… но Я молился о тебе» (Лк. 22:31–32). А всем: молитесь, «чтобы не впасть в искушение»[118].
Обращение Иисуса к Петру в этот критический момент свидетельствует об особом отношении к нему. Иисус выделял его и из группы двенадцати, и из группы трех. Может быть, именно поэтому Евангелисты уделяют такое внимание отречению Петра. Разбежавшись и оставив Иисуса одного, все ученики в той или иной мере отреклись от Него. Но только отречение Петра вошло в анналы евангельской истории, потому что именно Пётр был тем, к кому Иисус питал особое доверие, на кого возлагал особые надежды, кого назвал «камнем» и кому пообещал ключи Царства Небесного.
Арест Иисуса
Все четыре Евангелиста повествуют о том, как в момент ареста Иисуса один из Его учеников ударил мечом раба первосвященника и отсек ему ухо. Но только Иоанн называет имя этого ученика. В повествовании он вновь оказывается в паре с Иудой:
Итак, Иуда, взяв отряд воинов и служителей от первосвященников и фарисеев, приходит туда с фонарями и светильниками и оружием. Иисус же, зная всё, что с Ним будет, вышел и сказал им: кого ищете? Ему отвечали: Иисуса Назорея. Иисус говорит им: это Я. Стоял же с ними и Иуда, предатель Его. И когда сказал им: это Я, они отступили назад и пали на землю. Опять спросил их: кого ищете? Они сказали: Иисуса Назорея. Иисус отвечал: Я сказал вам, что это Я; итак, если Меня ищете, оставьте их, пусть идут, да сбудется слово, реченное Им: из тех, которых Ты Мне дал, Я не погубил никого.
Симон же Пётр, имея меч, извлек его и ударил первосвященнического раба, и отсек ему правое ухо. Имя рабу было Малх. Но Иисус сказал Петру: вложи меч в ножны; неужели Мне не пить чаши, которую дал Мне Отец? Тогда воины
Моление о чаше в Гефсиманском саду. Взятие Христа под стражу. Роспись Троицкого собора Ипатьевского монастыря в Костроме. 1684 г. Артель Гурия Никитина и Силы Савина
Синоптики по-разному идентифицируют человека, нанесшего удар: Матфей называет ударившего «одним из бывших с Иисусом» (Мф. 26:51). С Матфеем согласен Лука (Лк. 22:5051). Марк называет ударившего «одним из стоявших тут» (Мк. 14:47), из чего может сложиться впечатление, что он принадлежал не к группе учеников Иисуса, а к некоей другой группе – например, зрителей, наблюдавших за происходившим[119]. Однако такая группа ни в одном из повествований не упоминается, и вряд ли можно было бы ожидать ее появление в столь поздний час[120].
Почему синоптики предпочли скрыть Петра под неким анонимным персонажем? Существуют разные гипотезы. Одна из них гласит, что исходный материал для синоптических повествований был составлен между 30-м и 60-м годами, когда основные участники драмы были еще живы и Пётр мог подвергнуться уголовному преследованию за удар, нанесенный рабу первосвященника[121], Иоанн же писал намного позже других, когда Пётр уже не нуждался в защитной анонимности[122].
По другому мнению, авторы синоптических повествований не знали, кто ударил раба первосвященника, а Иоанн знал и потому решил внести уточнение в их рассказ. Кроме того, Иоанн мог упомянуть о смелом поступке Петра в преддверии рассказа о его отречении, чтобы продемонстрировать его верность Учителю и готовность встать на Его защиту. Если учесть, что с Иисусом в Гефсимании было только три человека и Пётр был одним из них, а Иоанн другим, то свидетельство Иоанна выглядит вполне правдоподобным.
Был ли поступок Петра продуманным актом вооруженного сопротивления, бравадой или жестом отчаяния? Скорее всего, ни тем, ни другим, ни третьим. Это была импульсивная реакция на происходившее. Никакого конкретного плана у него не было, действовал он, не раздумывая, как поступал и во многих других случаях.
Откуда у Петра взялся меч? Ответ на это дает Лука. Только в его Евангелии сохранен диалог Иисуса с учениками, имевший место перед Его арестом:
И сказал им: когда Я посылал вас без мешка и без сумы и без обуви, имели ли вы в чем недостаток? Они отвечали: ни в чем. Тогда Он сказал им: но теперь, кто имеет мешок, тот возьми его, также и суму; а у кого нет, продай одежду свою и купи меч; ибо сказываю вам, что должно исполниться на Мне и сему написанному: и к злодеям причтен. Ибо то, что о Мне, приходит к концу. Они сказали: Господи! вот, здесь два меча. Он сказал им: довольно (Лк. 22:35–38).
Призыв Иисуса купить меч является уникальным для всего корпуса Евангелий. О каком мече идет речь? Обычно это место понимают в фигуральном смысле – как призыв к готовности дать отпор врагу (диаволу). Вспоминают употребленное Павлом выражение «меч духовный, который есть Слово Божие» (Еф. 6:17).
Однако апостолы говорят Иисусу не о духовном мече, а о двух вполне реальных мечах, имеющихся в их распоряжении. Ответ Иисуса иногда понимают в смысле: «довольно, хватит об этом». Слова ικανόν έστιν могут быть поняты и так, и в том смысле, что двух мечей достаточно. Возможно, ответ Иисуса содержит горькую иронию: Он готовит учеников к испытаниям, призывают к духовному бодрствованию, используя символические образы мешка, сумы и меча, а они начинают считать имеющиеся в наличии мечи. Как это часто бывало и прежде, Иисус говорит ученикам одно, они слышат другое, понимая буквально сказанное Им в переносном смысле.
Предположить, что Иисус рассматривал вооруженное сопротивление как одну из опций для Самого Себя, мы не можем: такое предположение противоречило бы всему, что мы узнаём из Евангелий о добровольном характере Его страданий и смерти. Но не полагал ли Он, что меч может понадобиться кому-то из его учеников для самозащиты? В книге о Нагорной проповеди мы говорили о том, что Иисус не был абсолютным и безусловным пацифистом, каким Его иной раз представляют[123]. И после Его смерти и воскресения Церковь не встала на позиции безоговорочного пацифизма, всегда допуская возможность вооруженного сопротивления насилию, особенно если речь идет о спасении жизни других людей (а такая ситуация вполне могла возникнуть при аресте Иисуса).
Впрочем, как отмечают толкователи, если бы речь всерьез шла о вооруженном сопротивлении, двух мечей в любом случае было бы недостаточно против той толпы, которая должна была в скором времени прийти за Иисусом[124]. Вполне вероятно, что сцена, описанная у Луки, имела иной смысл и слова Иисуса не относились к предстоявшим Ему и Его ученикам испытаниям.
Взятие Христа под стражу. Фреска церкви вмч. Георгия в Старо-Нагоричино, Македония. 1317/18 г.
Тем не менее в руках учеников было два меча, и одним из них был нанесен удар рабу первосвященника. По версии Луки, удар предварялся вопросом: «Господи! не ударить ли нам мечом?» Ответ Иисуса, впрочем, Евангелистом не зафиксирован: действие разворачивается слишком быстро. Иисус, по версии Луки, останавливает ударившего словами: «оставьте, довольно» и исцеляет ухо раба (Лк. 22:49–51). Лука – единственный из четырех Евангелистов, упоминающий об этом исцелении.
Слова Иисуса, обращенные к ученику, ударившему раба первосвященника, мы имеем в двух версиях: Матфея и Иоанна. Начало почти идентичное: «возврати меч твой в его место» у Матфея, «вложи меч в ножны» у Иоанна. Но дальше рассказы двух Евангелистов разнятся. Согласно Матфею, Иисус, продолжая речь, говорит о том, что «все, взявшие меч, мечом погибнут». Это звучит как одно из типичных изречений Иисуса, имеющих форму пословицы. По смыслу оно близко к тому, что Иисус говорил в Нагорной проповеди: «не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую» (Мф. 5:39). Иисус сознательно избрал путь непротивления злу силой: этому Он учил и это теперь доказывал Своим примером.
Согласно версии Матфея, Иисус, продолжая речь, говорит ударившему: «Или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов? как же сбудутся Писания, что так должно быть?». Эти слова могут показаться противоречащими тому, что Иисус говорил, обращаясь к Отцу, в Гефсиманском саду. Там Он просил Отца, если возможно, пронести мимо Него чашу страдания, но со смирением принял волю Божию. Здесь Он говорит, что мог бы умолить Отца и Отец послал бы Ему на помощь двенадцать легионов ангелов (типичное для Иисуса символическое обозначение несметного количества с помощью цифры, имеющей гиперболический характер). Однако никакого противоречия здесь нет, поскольку Иисус идет на смерть добровольно. Молясь Отцу в Гефсимании, Он не настаивал на Своей человеческой воле, противившейся мысли о смерти, но подчинил ее воле Отца. И сейчас Он исполняет то, что предначертано для Него Отцом.
Когда-то Иисус отверг искушение диавола, который говорил Ему: «если Ты Сын Божий, бросься вниз, ибо написано: Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею» (Мф. 4:6). Именно потому, что Он Сын Божий, Он не поддался искушению. Сейчас Иисус говорит о помощи ангелов как заведомо неприемлемом для Него варианте развития событий. Несмотря на все внутренние борения, Он хочет умереть за людей, и это желание перевешивает в Нем любые человеческие чувства, страхи, переживания.