Однако, несмотря на это, русские напали первыми. Когда японцы еще только начинали высадку, к Савиной Пади выдвинулись конная батарея и пулеметная полурота с легкими пушками и расчетами из матросов-новиковцев. Имея четыре 47-миллиметровые скорострелки Гочкиса на самодельных колесных станках и два пулемета Максима на пушечных лафетах, моряки заняли подготовленные загодя засадные позиции в зарослях на берегу.
Когда японские шлюпки двинулись от транспортов, орудия и пулеметы ударили из кустов с прямой наводки. Открытый ими внезапный кинжальный огонь с высокого обрывистого берега по еще не ступившей на землю пехоте внес в ее ряды заметное замешательство. Как-либо ответить с раскачивавшихся шлюпок, в которых все время валились сраженные пулями и осколками люди, японцы не могли. Открытая частая пальба из винтовок оказалась совершенно бестолковой.
За пять минут бешеной стрельбы, расстреляв все снаряды с передков и пулеметные ленты, что вытащили на передовую позицию, русские откатились в распадок позади отрытых двориков, дававший надежное укрытие, еще до того, как японцы опомнились и накрыли засаду артиллерией. Туда же на руках закатили и пушки с пулеметами. Оставшиеся в полуверсте в стороне пластуны из добровольцев, наблюдавшие за противником, вернувшись после окончания обстрела с японских кораблей, сообщили о больших потерях среди все же добравшихся до берега японцев, как в людях, так и в высадочных средствах.
Но следом за первой волной шлюпок уже накатывала вторая, а повторить такой наскок японцы точно не дадут. Однако на этом «гостеприимство» сахалинцев не закончилось. Едва остатки обстрелянных караванов из катеров, ботов, лихтеров и фунэ добрались до отлогого бережка и пристаней деревни, избы и прочие постройки которой скучились в ложкообразной низинке, выходившей к морю, и пехота начала осмотр большого лодочного сарая, а потом складов и брошенного жилья, с закрытых позиций почти с предельной дальности открыла огонь наконец развернувшаяся конная батарея.
Устаревшие пушки образца 1877 года, выпустив по два-три шрапнельных выстрела, чтобы загнать японцев в укрытия, перешли на фугасы, выйдя на максимальный темп стрельбы. Их 87-миллиметровые стальные и чугунные гранаты, имевшие достаточно мощный заряд и солидный вес до срабатывания взрывателя, легко проламывали крыши и стены изб и амбаров, где по привычке укрылась уже потрепанная самурайская пехота.
Поняв, что укрытия ненадежны, японцы бросились врассыпную, но забираться по окружавшим селение косогорам оказалось опасно, так как там тоже рвались снаряды, а пологий подъем с выходом из низины в тайгу, куда уводила накатанная телегами дорога, оказался перекрыт пулеметами.
Устилая примыкавшую к лесу окраину телами, пехота откатилась обратно под разрывы продолжавших сыпаться гранат и, проскочив деревню в обратную сторону, уже неуправляемой обезумевшей массой выкатилась на берег, начав растекаться к востоку и западу по узкой полосе пляжа под крутыми скатами берега.
Все это было хорошо видно с державшихся всего в двух кабельтовых транспортов и боевых кораблей, маневрировавших за ними. Но никак помочь войскам они не могли. Возобновленный обстрел уже разрушенных русских засадных позиций никак не влиял на ситуацию, а других целей в поле зрения не было. В деревне, из которой еще продолжали выскакивать по одному и группами последние выжившие японцы, уже частью обрушился и горел высокий лодочный сарай, накрывший своими обломками часть приткнувшихся рядом плавсредств и несколько других строений.
Тем временем, оказавшись в безопасности, уцелевшая пехота быстро приходила в себя. Нашли едва заметные тропинки, поднимавшиеся по крутым склонам вверх, а восточнее деревни вообще оказалась целая дорога, накатанная вдоль моря. По ней, собравшись в колонну, часть десанта двинулась в направлении Корсакова, а другие пошли в лес. Но попытавшиеся преследовать русских артиллеристов армейские колонны, угодили в засаду и были рассеяны точными ружейными залпами, едва углубившись в тайгу.
Немногие уцелевшие в беспорядке скатились обратно к морю. Державшиеся под самым берегом японские миноносцы снова ничем не могли помочь своей избиваемой пехоте. Это вынудило отдать приказ об остановке дальнейшего продвижения и вдоль моря, из-за опасения попасть в новую засаду. Высадку второй волны на этом участке японцы вначале задержали, а потом и вовсе отменили.
В итоге остатки десанта отступили обратно к разрушенной деревне, которую больше не обстреливали, где начали окапываться, засев в глухую оборону, и не предпринимали больше попыток наступления у Савиной Пади, начав продвижение к деревне Соловьевка от Мореи.
Высадка в Морее прошла спокойно. Так далеко от порта конная батарея, не рискнувшая форсировать перевал, уже не доставала. Да и сигнальный пост оттуда, опасаясь быть отрезанными от Корсакова, эвакуировали заранее, едва подошли транспорты и миноносцы. Это исключало возможность корректировки стрельбы. Так что японцев встретили только полтора десятка конных дружинников, обстрелявших шлюпки из винтовок. Сразу после этого, хорошо слыша интенсивную перестрелку фактически у себя в тылу, «кавалеристы» отошли, дав большой крюк к северу.
Считая, что имеемых сил явно недостаточно, чтобы дать бой на берегу, начальник обороны Южного Сахалина полковник Арцишевский даже не пытался навязать противнику свою тактику. Он позволил японцам беспрепятственно высадиться в Морее и двигаться в маршевых колоннах, запретив капитану Быкову даже выставить заслоны из хороших стрелков из местных охотников, состоявших в его дружине. Остановить движение противника удалось только на соловьевских укрепленных позициях, растянувшихся параллельно восточному берегу губы Лососей.
Тем временем два японских истребителя, прикрывавших тральные работы, попытались приблизиться к порту, но угодили под огонь стодвадцаток и отступили. Причем на одном из них после двух прямых попаданий наблюдался пожар, и он травил пар, сразу начав отставать. Вернувшийся было к нему второй миноносец тут же получил попадание и быстро отошел.
Поскольку открывать все артиллерийские позиции сразу перед японской разведкой было нежелательно, остальные батареи огня не открывали, что позволило подбитому миноносцу все же выйти из-под обстрела и скрыться. До конца дня в районе порта противник больше не появлялся.
Атака Корсакова, предпринятая передовыми отрядами с суши уже на следующий день после высадки, наткнулась на заранее подготовленные капитальные позиции русских и не увенчалась успехом. Хотя конная батарея из Корсакова, отправленная вчера к Савиной Пади, не смогла прорваться обратно и поэтому вместе с отрядом прикрывавших ее стрелков из дружинников вынужденно отошла в тайгу и заняла оборону у Третьей Пади, засевшую в окопах нашу пехоту активно поддерживали оставшиеся пушки и береговые батареи, наносившие большие потери наступавшим японцам. Это вынудило командующего японскими войсками на Сахалине генерал-лейтенанта Харагучи отказаться от штурма и оставить порт в блокаде, продолжив продвижение на остальных участках.
Выдвинувшийся ночью для нападения на японские тылы ударный отряд под командованием полковника Арцишевского, состоявший из Корсаковского резервного батальона и полусотни конных дружинников при трех пулеметах, не смог пробиться к месту высадки. Под давлением японцев к 27 июля он отступил к селу Хомутовка, заняв там подготовленную заранее позицию у села Дальнего и также оказавшись в блокаде. Само село к этому времени было полностью покинуто жителями, уведшими с собой и домашний скот. Это не связывало полковника необходимостью оборонять практически безнадежную позицию, и уже следующей ночью отряд прорвал кольцо окружения, уйдя в тайгу.
Преследовавшие его японцы угодили в пулеметную засаду на мосту через реку Рогатка, устроенную лейтенантом Лейманом и его людьми с «Ольдгамии». В завязавшемся скоротечном бою, без каких-либо потерь с нашей стороны, был практически разгромлен батальон майора Харуки.
Несмотря на активное сопротивление, японцам удалось оттеснить наши отряды на западный берег реки Сукуи, заняв весь ее восточный берег, до самого устья, и полностью окружить порт. Вскоре они в нескольких местах форсировали эту реку, отжимая обороняющихся к западу и северу. Попытки сжать кольцо вокруг Корсакова были вялыми и к успеху не привели.
Таким образом, за сахалинцами остался весь восточный берег губы Лососей от селения Голый Мыс, по которому проходила линия фронта, до самой Савиной Пади, где японцы продолжали сидеть ровно, с портом Корсаков в середине этого плацдарма. Хотя западный берег губы, а потом и всего залива, постепенно перешел в руки противника. Также японцы сильно продвинулись на север в направлении поселка Найбучи на восточном берегу Южного Сахалина, достигнув реки Найба. Их пехотные колонны оказались неожиданно подвижными, благодаря тому, что имели специальных носильщиков, таскавших на себе весь обоз. Лишь тяжелое вооружение перевозили на вьючных лошадях в тюках.
Отступая, наши войска оставляли в тайге небольшие хорошо вооруженные отряды из местных жителей, промышлявших охотой и потому отлично знавших местность и все тропы. Эти отряды постоянно нападали на японские колонны, особо охотясь на офицеров и быстро скрываясь после налетов. Хорошо организованные армейские колонны пытались давать отпор, впрочем, тоже без особого успеха, зато колонны снабжения, состоявшие преимущественно из «кули», сразу разбегались, бросая своих раненых и убитых командиров.
Это обстоятельство позволило взять в плен двоих «недостреленных» офицеров, а также добыть несколько биноклей и карт, оказавшихся весьма подробными, со множеством мелких деталей. С такими картами можно было уверенно планировать операции, в то время как по нашим не всегда даже удавалось правильно выбрать направление движения. Если бы не местные, по чьим указкам их дорисовывали от руки и исправляли, с ними вообще пропали бы.
Активная партизанская тактика сильно осложняла переброску подкреплений и снабжение войск противника. Так как все занятые селения оказались совершенно