— Вот как? — прошептал Николас.
Люси перекрестилась.
Позже Вульфстан припомнил, что именно с этой секунды Николас переменился. Аптекарь начал задавать вопросы, которые, по мнению монаха, не имели особого значения для диагноза: Николаса интересовало, как зовут пилигрима, как он выглядит, какого он возраста и зачем пришел в аббатство Святой Марии; наконец, навещает ли его кто-нибудь.
Вульфстан был краток в своих ответах. Пилигрим пожелал остаться безымянным; о своем доме или семье ни разу не упоминал; седовласый, высокий, с воинской выправкой, даже в болезни. Никто его не навещал, хотя он знал кое-кого из поместья Фрейторп Хадден. И, видимо, был знаком с Николасом.
— Но ведь это все не имеет особого значения?
Монах нервничал из-за того, что аптекарь теряет драгоценное время.
Люси Уилтон тронула мужа за руку, и он дернулся, словно прикосновение обожгло его.
— Брат Вульфстан должен торопиться к своему больному, — сказала она, встревоженно глядя на мужа.
Николас поднялся и принялся расхаживать по кухне. Неприятная пауза затянулась, и Вульфстан начал опасаться, что аптекарь просто не знает, какое посоветовать лекарство, но потом Уилтон повернулся и как-то странно вздохнул.
— Моей обычной микстурой здесь не обойтись. Ступайте к своему больному, брат Вульфстан. Я приду чуть позже, еще до сумерек, и принесу лекарство. — Вид у него был смущенный, он избегал смотреть Вульфстану в глаза.
Монах испытал разочарование. Опять отсрочка.
— Выходит, это не такой простой случай? Из-за ранения?
— С тифом всегда непросто справиться.
Вульфстан перекрестился.
Люси ласково опустила ладонь ему на плечо.
— Неужели все так серьезно, Николас?
— Не могу сказать, — резко ответил тот. Но потом, видимо, осознал это, наклонился и нежно поцеловал жену в лоб. — Тебе здесь незачем оставаться, Люси. — На этот раз он заговорил мягко. — И нет причин для беспокойства. Если поторопишься, то успеешь укрыть последний куст.
— А я хотела поучиться, посмотреть, как ты приготовишь лекарство.
Николас взял ее за руку.
— Я позже тебе все подробно расскажу, любовь моя. Но снег не будет ждать. — Во взгляде Уилтона были нежность, забота и непонятная грусть.
Больше не споря, Люси набросила накидку и вышла в сад.
Вульфстан вздохнул.
— Она сокровище, — сказал Николас.
— Бог обоих вас благословил любовью, — согласился монах.
Николас уставился в пол и промолчал. Вульфстану показалось, будто приятель избегает смотреть ему в глаза. Возможно, в этой семье не все было так уж благополучно.
— Так вы приготовите лекарство?
Николас вздохнул, возвращаясь от своих размышлений к делу, и кивнул.
— Займусь немедленно. А вы поскорее возвращайтесь к больному. Обязательно напоите его мятным отваром, чтобы он хорошенько пропотел.
— Я дал Генри подробные наставления, — запротестовал Вульфстан, но, заметив странное раздражение Николаса, поспешил уйти.
На обратном пути холод ощущался особенно остро. Уилтон был прав: первый снегопад отыгрался за опоздание.
В сумерках, когда Вульфстан клевал носом у постели больного, кто-то разбудил его, потрепав по плечу. Николас Уилтон, наконец-то. Но с аптекарем творилось что-то неладное. Вульфстан потер лицо и пристально вгляделся в его лицо — оно было бледным, а в расширенных глазах застыл ужас.
— Вы неважно выглядите, Николас. Наверное, было бы лучше прислать с кем-нибудь лекарство.
Больной застонал. Веки его подрагивали. Николас отвел Вульфстана в сторону.
— Он выглядит хуже, чем я ожидал, — прошептал аптекарь.
«Ну да, — подумал Вульфстан, — это все объясняет».
— Вы должны немедленно дать ему лекарство, — продолжал Николас. — Торопитесь. Одна драхма[2] на кружку кипятка. Я посижу с ним.
Вульфстан бросился к очагу.
Видимо, пилигрим очнулся: Вульфстан услышал, как он вскрикнул, потом прозвучал голос Николаса, бормотавший что-то успокаивающее. Больной снова закричал. Монаха это не удивило: бедный рыцарь горел в лихорадке и бред был неизбежен.
Монах проверил воду, с нетерпением ожидая, когда же она вскипит. Пилигрим всхлипывал. Наконец вода закипела, Вульфстан тщательно отмерил лекарство, произнес над ним молитву, хорошенько размешал и поспешил к больному.
К его удивлению, Николаса и след простыл. Он оставил пилигрима одного.
— Как странно, ушел и не сказал ни слова, — пробормотал Вульфстан.
— Убийца, — с трудом выговорил пилигрим. — Отравитель. — Лицо его горело и было влажным от пота.
— Успокойтесь, друг мой, — сказал Вульфстан. — Вам вредно волноваться.
Пилигрим с трудом дышал. Он метался по подушке, и глаза его лихорадочно блестели.
Вульфстан попытался его успокоить, нашептывая ласковые слова.
— Это все болезнь, друг мой. Дьявольские видения, призванные сломить вашу волю. Не обращайте на них внимания.
Наконец взгляд больного прояснился.
— Он явился мне в кошмаре?
— Ну конечно. Здесь нет никаких убийц. — Вульфстан поднес чашку к побелевшим губам больного. — А теперь выпейте. Вам нужно как следует отдохнуть. Вы заснете, а сон — лучшее лекарство.
Больной испуганно взглянул на чашку, потом перевел взгляд на Вульфстана.
— Вы сами это приготовили?
— Собственноручно, друг мой. Выпейте же.
Пилигрим так и сделал.
— Значит, он все-таки мертв. Я действительно его убил, — прошептал он.
Эта ужасная мысль, видимо, его успокоила, и вскоре он погрузился в сон. Но когда прошла последняя служба дня, он начал стонать, проснулся весь в поту и пожаловался на боли в руках и ногах. Наверное, Вульфстан ошибся с диагнозом, решив, что это тиф. Но ведь прежде таких симптомов у больного не наблюдалось. Вульфстан попытался снять боль с помощью компрессов с ведьминым орешником, но улучшения не наступило.
Тогда лекарь позвал Генри. Вместе они приготовили примочки и наложили на руки и ноги пилигрима. Ничего не помогало. Вульфстан вконец растерялся. Он сделал все, что мог, никто бы не придрался. Только Господу было известно, как глубоко он переживал из-за страданий пилигрима. Он уже подумывал, не послать ли за мастером Сорианом, врачевавшим монахов, если им случалось заболеть, но вспомнил, что тот почти не помог, когда пилигрим слег с очередным приступом, да и час был поздний, так что Вульфстан опасался получить отказ. Сориан мог просто сказать, что на все воля Божья. С этим никто и не спорил, и старый лекарь не хотел вытаскивать из постели Сориана посреди ночи, чтобы еще раз услышать из его уст эту истину. К тому же Божья воля не всегда доступна пониманию обыкновенного смертного.
Пилигрим с трудом дышал, хватая воздух ртом. Генри принес еще подушек, чтобы подложить под спину больному.
Это была долгая ночь. Ветер проникал во все щели, завывал у двери, очаг дымил, и глаза у лекаря слезились. Когда Вульфстан склонился к пилигриму, чтобы промокнуть ему лоб, больной вцепился монаху в рясу и, притянув его к себе, прошептал:
— Он отравил меня. Выходит, я не убил его. Я не отомстил за нее.
Сказав это, он закатил глаза и без чувств повалился на подушки.
— Это болезнь сжигает вас, мой друг, — громко проговорил Вульфстан на тот случай, если пилигрим его слышит. — Без лекарства вам было бы гораздо хуже.
Больной не шевельнулся.
Как жаль, что странник ошибочно принял за убийцу того, кто пришел, чтобы спасти его. Убийцу, с которым, как думал рыцарь, он разделался. Неужели именно поэтому он был так уверен, что Николас Уилтон мертв? Неужели когда-то в прошлом он пытался его убить? Пресвятая Дева, неудивительно, что Николас встревожился. Но чем дольше Вульфстан следил за страданиями пилигрима, тем больше он убеждал себя, что все это бред больного. Лекарь никак не мог представить себе, чтобы такой тихий человек мог напасть на Николаса Уилтона.
Старый монах не сводил глаз с больного и, видя, что обморок все длится и длится, совсем пал духом. Пилигрим дышал неглубоко, время от времени с шумом втягивая воздух, словно никак не мог вдохнуть в полную силу. Вульфстан посадил его чуть повыше и начал молиться. Вернулся с последней мессы Генри и опустился на колени рядом с лекарем.
Но, несмотря на все их заботы, к утру больной перестал дышать окончательно.
Убитый горем, Вульфстан удалился в часовню, чтобы помолиться за упокой души усопшего.
Генри потревожил Вульфстана, который клевал носом над молитвенником. Оказалось, что с лекарем желает поговорить Поттер Дигби, судебный пристав архидиакона Ансельма.
Вульфстан не представлял, что могло понадобиться Дигби. Судебный пристав исполнял отвратительную обязанность — расследовал слухи о грешниках, нарушивших епархиальный закон, и тех, кого считал виновными, тащил в церковный суд, где с них взимался штраф. Платой за это были комиссионные, а также — ненависть горожан, которые знали, что пристав так и ждет, как бы подловить их на супружеской неверности: брак считался священным, а неверность чаще всего приносила Дигби доход. У мирян редко водились большие деньги, чтобы оплачивать свои грехи. Многие поговаривали, что только благодаря нечестивому бдению пристава каменотесы и стекольщики без устали трудились, поддерживая в должном состоянии собор. Вульфстан находил прискорбным, что красивейший собор связан молвой с такой жадностью. По правде говоря, он терпеть не мог Поттера Дигби, хотя и понимал, что это великий грех. Следуя за Генри в монастырские покои, лекарь ломал голову, что могло привести к нему этого человека.
Оказалось, Поттер Дигби явился по частному делу. Накануне ночью он обнаружил Николаса Уилтона, лежащего без сознания возле ворот аббатства, и, окликнув проезжавшего мимо возницу, доставил его домой. Аптекарь был в таком состоянии, что не узнал собственной жены. Дигби выразил уверенность, что миссис Уилтон будет рада, если брат Вульфстан навестит ее.