О прежнем уровне жизни пришлось забыть. Странно, однако это не пугало. Я ощущала больше свободы, нежели когда-либо прежде.
Друзья отвернулись от меня. Впрочем, были ли они настоящими друзьями, раз так легко вычеркнули из своей жизни?
Без бриллиантов, без дизайнерских платьев я все еще дышала. И даже наслаждалась текущим порядком вещей.
А потом гром среди ясного неба. Арест. Допросы. Угрозы. Давление со всех сторон. Бесконечная канитель.
— Осторожнее с этим типом, — предупреждает меня один из подчиненных отца перед очередным допросом.
Счастливчик пока не арестован, очень переживает, будто я сумею пролить свет на темные дела компании.
— Я не болтаю лишнего, — отвечаю раздраженно. — Неужели непонятно?
— Ну, у вас такие сложные отношения с отцом.
— Но это не значит, что я дам против него показания или подставлю свою родную мать.
— Я знаю. Только этот тип очень настойчив.
— На мне его настойчивость не сработает.
— Все равно будьте настороже. Он просто зверь.
— В свое время даже отец меня не прогнул. Вот и любой зверь… хм, зверек зубы обломает.
Я захожу в комнату для допросов. Равнодушные серые стены, огромное зеркало. Наверняка через него за мной уже наблюдают. Хитрое приспособление. С одной стороны зеркало, с другой — прозрачное стекло.
Я демонстративно поправляю прическу и усаживаюсь на стул, забрасываю ногу на ногу. Стараюсь выглядеть расслабленно, сразу показать, что мне нечего скрывать. Хотя нервы как натянутые канаты, ведь несколько тайн все же есть. Валютный счет отца, который так никто и не обнаружил при расследовании махинаций. Мать очень надеется заполучить данные средства. Я не имею права ее подвести.
Дверь открывается, раздаются шаги. Тяжелая мужская поступь. Уверенная походка хищника.
Я не оборачиваюсь, не спешу взглянуть на противника. Незачем торопить события, нам и так предстоит схлестнуться.
Его присутствие уже давит на меня. Хоть он пока ни слова не произнес, ничего не сделал. Но сзади будто наваливается каменная плита.
Еще несколько шагов, а потом тишина.
Он замирает за моей спиной.
Выжидает? Изучает?
— Адам.
Этот голос проникает в плоть и в кровь, пронизывает насквозь, точно электрический ток.
— Ч-что?
Я закашливаюсь, закрываю рот ладонью, сгибаюсь пополам. Лихорадочный озноб сотрясает тело.
— Меня зовут Адам, — следует спокойное разъяснение.
Теперь я вздрагиваю от каждого его шага. И сердце колотится так сильно, будто жаждет разорвать грудную клетку. Я стараюсь вернуть себе самообладание, только получается не слишком успешно.
Он обходит меня и усаживается напротив. Нас разделяет стол, но впечатление такое, будто этот мужчина держит меня за горло.
— Вы нервничаете? — спрашивает невозмутимо.
— Да, — перевожу дыхание, натянуто улыбаюсь: — Ведь я опять на допросе. Причем по непонятной причине.
Он не сводит с меня тяжелого взгляда, точно изучает с помощью скрытого рентгена. А потом резко подается вперед, и я не отклоняюсь и не отскакиваю лишь потому, что целиком и полностью загипнотизирована. Подчинена, скована незримой силой по рукам и ногам.
— Дыхание участилось, зрачки расширены, — он почти касается моих губ своими губами, когда говорит это. — Вы возбуждены или просто под кайфом?
Я расстегиваю пиджак, снимаю, небрежным движением перебрасываю через спинку стула.
— Хотите проверить мой пульс? — интересуюсь с издевкой.
— Вы знаете, что здесь нет камер? — звучит как явная угроза.
— Но кто-то есть за тем стеклом, — парирую я.
— За нами наблюдает лишь Господь Бог, — усмехается он, прибавляет: — Или Дьявол. В кого вы больше верите?
— Это действительно часть допроса?
— Я проверяю вашу реакцию.
— Похоже, вас не смущает то, что я не отвечаю.
— Я и без ваших ответов все прекрасно понимаю.
Во рту пересыхает.
Жадно вглядываюсь в его лицо.
Прежде та ночь казалась далекой и нереальной. А теперь я словно ныряю в прошлое и заново все переживаю. Рев сирены, ослепительный свет фар. Битое стекло. Память оживает, картинка складывается воедино по фрагментам.
Он выше и крупнее, чем я запомнила. Широкие плечи, мощные руки. Это заметно даже через строгий деловой костюм. Мускулы отчетливо прорисовываются даже сквозь светлую ткань его рубашки.
Возраст трудно определить. Тридцать? Сорок? Больше? Возможно, он ровесник моего отца. Если бы не морщины в уголках глаз и не седина на висках, я бы решила, что он не старше меня.
Его нельзя назвать классическим красавцем. Но он красив. Хищной, магнетической красотой. Такая внешность вызывает ужас пополам с возбуждением. Электрическое покалывание по всему телу и голодный трепет.
Коротко стриженные черные волосы. Высокий лоб. Ровный нос. Тяжелая челюсть. Это только незначительные штрихи портрета. Мой взгляд задерживается на тонких губах, что змеятся в усмешке, и сердце пропускает удар.
— Вам нравится то, что вы видите? — спрашивает Адам.
Я хочу дотронуться до него. Потребность на грани боли. Настоящее безумие. Я пытаюсь обуздать собственные эмоции. Только напрасно.
— Не совсем, — отвечаю глухо.
— Вас уже вызывали на допрос.
— Бесполезная трата времени.
— Не хотите помочь расследованию.
— Мне нечем помочь.
— Выходит, вы не в курсе дел собственного отца.
— Да, выходит именно так.
— Странно.
Вроде ничего особенно не произносим, но чувство, будто ходим по краю.
— Я почти год не живу с родителями, мы практически не общались, — озвучиваю давно заученный текст. — И если бы не вся эта ситуация, вряд ли бы встретились снова. По крайней мере не в ближайшие несколько лет.
— Но раньше вы проживали вместе.
— Как и многие другие люди.
— Вам могли открыться некоторые секреты.
— Я ни дня не работала с отцом. Никак не пересекалась с его компанией. Оплачивал ли он мое обучение? Да. Содержал? Да. Были ли эти деньги грязными? Понятия не имею. Если честно, мне наплевать. Я ушла из дома и теперь я независима. Мы уже никак не связаны.
— Но год назад вы общались довольно тесно.
— Отец бы и близко не подпустил меня к документам.
— Значит, когда вам исполнилось восемнадцать лет, вы не летали с отцом в одну экзотическую страну и не открывали там личный счет?
Я стараюсь не показать волнения. Но я задерживаю дыхание на пару мгновений, и это не укрывается от моего дознавателя.
Он называет дату. День. Месяц. Год. Четко, точь-в-точь.
И я чувствую, как ледяной пот струится по спине, пробегает капля за каплей вдоль позвоночника.
— Я не понимаю, о чем речь, — заявляю ровно.
— Может быть, фотографии освежат вашу память?
Только сейчас я замечаю черную папку в его руках. Он открывает ее, раскладывает снимки на столе.
Я и отец. В том самом банке. Открываем тот самый счет.
Но мое внимание быстро переключается с фотографий на пальцы, которые их держат. Длинные, крупные.
Я облизываю губы.
— Вы хотите посадить меня? — криво усмехаюсь.
Он усмехается в ответ.
— Следуйте за мной, Ева.
Он произносит мое имя так, словно уже меня трахает. Раскладывает на столе в самых неприличных позах, вбивается вглубь, пронизывая насквозь, заполняя до отказа, до краев. Наполняет диким, бешеным, совершенно отвязным желанием.
— Куда? — тихо спрашиваю я.
Он поднимается, берет меня под локоть, и я начинаю дрожать. Я всегда начинаю дрожать от его прикосновений.
— Туда, где нам никто не помешает.
4
— Но здесь тоже неплохо, — сдавленно возражаю я.
— Здесь не та атмосфера.
— Я ничего не скажу без адвоката.
— Не волнуйтесь, я сам не дам вам заговорить.
Он выводит меня в коридор, к лифту.
— Я ни шагу не ступлю, пока вы не объясните чего хотите.
Он заталкивает меня в кабину, заходит следом, нажимает на кнопку, обозначающую последний этаж.
— Вы слышали истории о том, что здесь есть тайные подвалы, в которых пытают людей?
Я отступаю назад, молчу.
— Так вот, — он приближается вплотную, заставляет вжаться в стенку. — Все эти истории — правда.
Он шутит? Издевается? Намеренно запугивает?
Моя скромная блузка застегнута на все пуговицы, прямая черная юбка прикрывает колени. Но я чувствую себя голой. Совсем как тогда, посреди пустынной дороги.
— Отвечая на ваш вопрос — да, я хочу вас посадить, — продолжает он, склоняется ниже и прибавляет — На свой член.
Я упираюсь ладонями в его грудь. Но он не сдвигается с места. Не прижимается ко мне, однако и не отступает. Я чувствую, как напрягаются его мышцы под моими пальцами.
— Только это надо заслужить, — говорит Адам.
— Что?
— Чтобы я тебя трахнул.
Замахиваюсь для пощечины. Рефлекс. Не контролирую.
Он может легко перехватить мое запястье, но он не делает ничего. Вообще не двигается. Моя ладонь со звонким шлепком впечатывается в его щеку. Он даже не шелохнется. Похоже, ему наплевать. В темных глазах нет ни намека на гнев. А губы кривятся в плотоядной ухмылке.
— Вы имеете право хранить молчание, — заявляет Адам. — Все, что вы скажете, может и будет использовано против вас в суде.
И я ощущаю его ладони на своей груди, хотя он не прикасается ко мне. Сейчас не прикасается. Но я все равно чувствую его пальцы. Чувствую, как он нагло изучает мое тело. Как сминает и выкручивает соски, заставляя извиваться и давиться немыми воплями.
Мои мышцы напрягаются. Везде и сразу.
— Ваш адвокат может присутствовать при допросе. Если вы не можете оплатить услуги адвоката, он будет предоставлен вам государством.
Я не закрываю глаза. Взор застилает пелена. Этот хриплый голос погружает меня в самый настоящий транс.
— Вы понимаете свои права?
Дубинка вбивается между бедер.
И хоть это все не по-настоящему, моя память реальнее реальности.
Я вжимаюсь в ледяную поверхность лифта. Прогибаюсь. Закусываю губу. Едва балансирую на высоких каблуках. Я совсем себя не контролирую.