Петр отставил пустую тарелку, встал и потянулся. Александр, последнее время тихо сидевший, положил свою уже давно пустую тарелку рядом и вскочил за ним. Встал и я вслед за гостями, отодвинув котелок, в котором оставалось еще очень прилично макарон, – проводить гостей. Надеюсь, они совсем уходят, а не отлить пошли.
– Завтра приходи к освящению креста, еще поговорим, зело разговоры странные вышли… Пришлю за тобой матроса опосля заутрени.
И Петр с Александром ушли по-английски, то есть не попрощавшись. По пути все же отвлеклись на дело, в котором их раньше заподозрил.
Повторив маневр гостей с «делом», уселся обратно к костру и закурил. Мужики с дровами так и не появились, заниматься катамараном уже как-то настроения не было. Прибрался на стоянке и завалился спать, хоть и рано еще было. Но, в конце концов, у меня отпуск! Плюс еще числюсь больным на всю голову и потерпевшим крушение в нагрузку. Спать! Где мой капитанский запас?
Утро началось по сценарию, утвержденному для этого берега. Меня трясли за ноги, не додумавшись расстегнуть молнию, а прямо через палатку. Покричал, что иду, начал потягиваться и просыпаться. Сегодня выспался! Общее состояние оценивается как среднее. Выбираюсь в тамбур обуваться, ожидая увидеть своего вчерашнего проводника, но там мужичок из команды Петра, он вчера представлялся, но имени я не запоминал.
Дров, кстати, лежит целая куча, то-то мне под утро мерещился деревянный перестук. Мужик по-хозяйски греет на костре воду. Перебрасываемся с ним пожеланиями здравия, и убегаю на моцион.
Прибежал от моря мокрый и умытый, теперь сполоснуться пресной водой и буду готов к трудовой деятельности. Отдаю мужику распечатанную пачку чая, он ее с интересом изучает: им сюда что, чай в кульках из газеты привозят, что всякие картинки такой интерес вызывают?
Лишний раз радуюсь поморской сдержанности, мне политинформации и диспуты еще вчера надоели, я сюда отдыхать приехал. Ставлю на приступку поближе к огню кан со вчерашними макаронами, пускай жир разойдется. Закуриваю, усевшись у костра, зачерпываю чая, вспоминаю про сахар, приходится вставать и лезть под полог палатки.
Ну вот, наконец-то и первый глоток чая. Хорошо! Кругом шумит море и ветер, пляж заляпан выброшенным мусором и пеной, запахи выразительные. Просыпаюсь окончательно. Предлагаю мужику макарон, он не отказывается, говорит только, что поспешать надо. Точно! У нас же сегодня по плану закладка спасительного креста. В этом деле мне точно нужно поучаствовать, все же и меня спасло чудо.
Добиваем макароны, допиваем чай в кружках, посуду помою потом, каны закрываю плотнее – от любопытных собак, кидаю всю мелочовку под полог и застегиваю палатку. Мысленно хлопаю себя по лбу – надо же и от себя какое-то участие для креста! Лезу обратно и достаю из ремкомплекта паруса рулончик георгиевской ленты. Осталось окинуть стоянку взглядом, не валяется ли что забытое, и можно идти.
Идем вчерашней тропинкой, трава сегодня суше, обветрилась, кеды не промокнут. На пляже перед поселком копошится народ, видимо, там крест и будут ставить, хотя это вроде не по традициям. Возможно, кормчему постеснялись их объяснить.
Поморская традиция с крестами древняя и романтичная. Если прижало тебя море так, что спасся только чудом – поставь крест на возвышении, чтоб всем проплывающим было видно – на этом месте было явлено необычное. Проходящие мимо таких крестов отдавали дань чуду кто как умел. На особо опасных местах все холмы побережья могли быть уставлены крестами – поначалу думал, что там кладбища, пока мне не рассказали эту традицию.
Кстати, мистика мистикой, но из-за массы таких спасительных крестов и людей, молившихся на них, говорят, эти опасные места намолены не хуже храмов, и крушений в них стало значительно меньше. Хотя, подозреваю, просто навигационное оборудование стало шире применяться, и суда стали строить надежнее.
Дойдя до пляжа, застали только конец мероприятия. Трехметровый крест вкапывали недалеко от обрывистого берега. Белый крест на темно-коричневом фоне берега бросался в глаза. Вокруг креста стояли десятка полтора жителей поселка, плюс пяток старших ребятишек.
У креста возился Петр и несколько человек его команды, из которых я знал только кормчего. Кроме того, стояла там небольшая компашка наблюдателей, одетых побогаче, из которых узнал Афанасия с Александром.
Пройдя сквозь редко стоящих зрителей, подошел к кресту поближе, громко пожелал всем здравыми быть, удостоился кивком от занятого шкипера и молчаливым разглядыванием из компашки наблюдателей. Петр закончил утаптывать песок вокруг креста, отошел к наблюдателям. Наверное, это пассажиры с его яхты.
Просто так лезть к чужому спасительному кресту могло быть неприличным, такие нюансы традиции мне не рассказывали – пошел испрашивать разрешения у шкипера.
– Петр, дозволь… – Шевеление в рядах наблюдателей Петр пресек громовым «цыц!» и посмотрел на меня выжидающе. – …дозволь к твоему кресту и свою часть приложить, мы все же одним штормом поучены.
Петр кивнул «Дозволяю» и двинулся вместе со мной по берегу.
Подойдя к кресту, я даже занервничал. Мои руки сами вытащили рулон ленты и обвязали крест под самой крестовиной с большим бантом спереди. Ленты вышло слишком много, длинные концы полоскались на ветру. Завязал еще один бант и отступил на шаг назад.
– Любо, – раздался голос Петра из-за спины.
Получилось действительно красиво и торжественно – белый крест с черно-оранжевой лентой и резной надписью на поперечине. Надпись вроде на латинице, но мне совершенно непонятная.
– Петр, а что написано на кресте? – спрашиваю, обернувшись, у шкипера.
– Значит, голландского ты не разумишь? – задает он мне вопрос.
Киваю, пожимая плечами.
– Написано там: «Сей крест сделал шкипер Петр в лето Христово 1694».
Смотрю на крест. Свежая, только что струганная древесина, моя ленточка развевается, все это происходит здесь и сейчас. И совершенно нереальная цифра года. Не шутят так со спасительными крестами. В ушах зазвенело, живот сжался в комочек. Поверил разом, что это не шутка и кругом не старообрядцы. Но до чего же это хреново!
На мое плечо опустилась рука шкипера.
– Сегодня будем праздновать морское избавление, пошлю за тобой служивого.
Вот что-что, а праздновать совершенно не готов, мне бы лечь в спальник и застегнуться с головой! И чтоб проснуться от тарахтения трактора! Но просто так от приглашений отказываться нехорошо.
– Прости, шкипер, но есть еще один морской закон – можно начинать праздновать только после того, как полностью лодку в порядок приведешь. Твоя яхта цела, а моя побита. Позволь, сам тебя приглашу, как лодку отремонтирую.
– Хороший закон, такой следует чтить. Жду тебя, как починишься.
Широким шагом шкипер ушел к группке наблюдателей. Постояв еще, глядя на роковую цифру, вырезанную на кресте, я пошел в свой лагерь, подволакивая ноги. Штормило.
Интерлюдия
Берег Пертоминского монастыря
Застолье тянулось пятый час, и даже порывистый ветер не спасал от хмеля.
– Что, други! Вознесем хвалу чарами понове! Афанасий, ты чего это чару пустую поднимаешь?!
Петр носился вокруг пиршества, разгоряченный, в распахнутом кафтане. Пить за ним просто не успевали. Те, кто успевал, ныне уже лежали в песке, и шкипер, весело хохоча, пинал их ногами.
– Летами за тобой, Петр Алексеевич, не поспеваю…
Петр не дал договорить, рассмеявшись вновь, одним движением вылил в себя чарку, чтоб немедленно указать ею на архиепископа.
– Зато думами вперед всех должен быть!
Смех шкипера оборвался не менее резко, чем начался. Петр подсел к Афанасию, столкнув с лавки замешкавшегося с освобождением места подвыпившего боярина.
– Вот и сказывай мне, гость наш, что на лодье странной пришел – это провидение господне али искушение?! – Не давая ответить архиепископу, Петр продолжил, будто говоря с самим собой: – Может, услышал господь мои молитвы?! Может, и он желает видеть Русь богоизбранную, кораблями славными богатую? Ты видел лодью этого гостя?! – Петр вскочил, размахивая чаркой и задевая ей чьи-то головы. – А я видел! Неведома та лодья, как элефант персидский! А гость в ней ведает!!! Понимаешь!
Петр схватил Афанасия за плечи и даже тряхнул, выливая капельки вина, оставшегося на донышке чарки, на спину архиепископу. Афанасий только плечами повел, выражая несогласие.
– Нехристь он! Язычник. Христом богом тебя прошу, Петр Алексеевич, не привечай.
Петр оттолкнул архиепископа, правда, без злобы, так, неудовольствие выражая.
– Глянь вокруг, Афанасий! – Петр широким шагом отошел немного вдоль лавки, поднял за ворот одного из «догнавшихся» и громко крикнул: – Вот тебе католик ревностный. – Шкипер бросил обмякшее тело, в несколько шагов оказался перед архиепископом и указал на другой конец стола: – А там, быть может, раскольник, прости господи, чарку пьет. – Петр замолчал и вдруг продолжил спокойным голосом: – Ты помнишь, как в Архангел-городе с голландскими шкиперами баял? Они усмехались, когда про флот российский с ними речь заводил! Скалились в свои бороденки! – Петр вновь перешел на крик, размахивая руками: – Они мыслят, что без них мы никто! – На замахе внимание шкипера привлекла пустая чарка, зажатая в его руке и уже припорошенная песком. – Алексашка! Вина! Коли Афанасий молчит, спросим у Бахуса…
Продолжение дневника
Второй час сижу и смотрю в костер. Время теперь относительно. Придя в лагерь, бросился проверять всю свою электронику. Пытался найти спутники в небе или услышать голос в эфире. Малюсенькая соломинка надежды, что все это грандиозная мистификация, заставляла искать хоть малейший шанс опровергнуть вынесенный мне приговор.
Электроника оказалась мертва вся, даже электронный термометр из аптечки. Проверить наличие радиопереговоров и убедиться, что меня разыгрывают, просто нечем. Хоть эта малюсенькая щелка в приговоре, с голосами в эфире, осталась непроверенной, но чем дальше, тем меньше мне верилось в такую проработанную мистификацию.