porta Ostiensis, и почти все время идет берегом Тибра. Обыкновенно берега реки оживляются зеленью, и можно узнать течение реки по растущим вдоль берегов купам деревьев. Здесь зелень отсутствует: Тибр, желтый и молчаливый, течет среди кое-каких скудных деревцов и кустарников, поседевших от пыли. А между тем это было место увеселений в цветущие времена империи. Финансисты и знатные вельможи дорого платили за маленький сад на берегу Тибра. Там они устраивали празднества для своих друзей обоего пола, и один поэт того времени изображает их, как они пьют дорогое вино в кубках, украшенных руками великих мастеров, под веселый шум лодок, непрестанно проплывающих вверх и вниз по реке. Теперь нет больше ни садов, ни лодок; ничто не нарушает уединения этой пустыни, разве только кое-когда стада лошадей или быков, которые гонит сурового вида пастух, пугающийся всякого прохожего. Редко-редко встретятся один или два крестьянина верхом на лошади, возвращающиеся из города в своих живописных костюмах, больших сапогах, остроконечных шляпах и с длинными палками, положенными поперек седла. Время идет, дорога то вьется в гору, то спускается, а зрелище все то же. Наконец, после такого однообразного более чем двухчасового пути, показываются низкорослые деревья, горизонт становится шире. Видишь издали зонтичные сосны Кастель-Фузано, пересекаешь небольшое пространство полей и скоро достигаешь Остии.
Современная Остия. – Вид равнины, покрывающей древнюю Остию. – Каким образом город был покинут. – Первые произведенные там раскопки. – Работы Висконти. – Открытие Дороги могил. – Дом, называемый «императорским дворцом». – Большой храм и улица, ведущая к Тибру. – Хранилища, расположенные вдоль реки
В современном городе мы видим прежде всего церковь XVI века и изящной архитектуры крепость, на которой вырезан герб Юлия VI. Около замка ютятся несколько домов, составляющих весь город. Во время лихорадок жителей насчитывают не более десятка; сезон лихорадок начинается рано и длится долго. В ноябре месяце из окрестных мест приходят несколько сот крестьян, которые теснятся в хижинах и обрабатывают землю. С возвращением жары они спешат уйти.
Если отойти на несколько шагов от домов и замка и взглянуть прямо перед собой, поразишься величественным зрелищем, которое открывается перед глазами. С огромной окружающей нас равнины не доносится ни единого звука, все кажется безмолвным и неподвижным; на всем безмолвная и сосредоточенная печаль, охватывающая душу глубоким волнением. Волнение усилится, если вспомнить, что в этом месте жизнь некогда била ключом и толпился, суетясь, народ, особенно в те дни, когда приходили из Африки и Египта корабли, нагруженные хлебом, питавшим Рим. Поблескивающая на горизонте полоса моря образует светлую раму этой печальной картины. Направо Тибр делится на два рукава, окружающие isola sacra, где теперь пасутся стада. Всюду кругом, куда только хватает глаз, равнина покрыта маленькими холмиками различной высоты: это груды обломков большого погребенного города. Под этими наваленными кучами земли, где на каждом шагу наталкиваешься на обломки мрамора, черепки посуды, на ручки или подставки разбитых ваз, знаешь наверно, что можно обнаружить древнюю Остию.
Ворота Св. Павла. Фото конца XIX в.
Это утверждение с первого раза может до некоторой степени удивить. Совершенно понятно, что извержение Везувия, застигшее Помпеи врасплох и которое в один день город похоронило под пеплом, могло и сохранить его нам таким, каким он был, но Остия не стала, подобно Помпеям, жертвой внезапной катастрофы, она гибла медленно и по частям: каким же образом можно надеяться найти от ней важные остатки? Дело в том, что она обезлюдела сразу. Ее благоденствие зависело от могущества Рима, гаванью которого она была. Она быстро пала, когда Рим перестал привлекать к ней путешественников и товары со всего мира. Нашествия варваров нанесли ей последний удар. Со времен Гензериха она представляла естественную дорогу для всех смелых пиратов, которых манила богатая добыча, накопленная в римской Кампании. К ней они причаливали, чтобы быть ближе к этой своей добыче, чтобы попытать какой-нибудь выгодный набег раньше, чем успеют принять меры к обороне. Эти повторявшиеся набеги скоро сделали пребывание в Остии невыносимым. Бедный город должен был тогда горько сетовать на свое соседство с морем, которое долго было причиной его благосостояния, а теперь подвергало его стольким непредвиденным бедствиям. После каждого опустошения, жертвой которого он становился, народонаселение его уменьшалось. Возможно, что однажды последние его жители, предупрежденные о нападении более свирепом, чем другие, и охваченные страхом, вдруг разом бежали все дальше от моря. Они, несомненно, искали убежища или в горах Лация и в горах Сабинских, куда, по их соображениям, враг не погонится за ними, или за стенами Рима, как раз только что вновь отстроенными императором Гонорием. Покинув однажды город, они уж больше не прельщались мыслью о возвращении. Набеги хищников становились все более частыми. Можно сказать, что со времени последних годов империи и до наших дней они никогда не прекращались, и безопасность этого несчастного побережья не была восстановлена ни на минуту. За вандалами следовали сарацины, и их не прекращавшиеся хищнические набеги внушили местным жителям ужас, воспоминание о котором сохранилось живым в памяти по всему взморью Лация. Еще в бытность папы Льва XII, незадолго до завоевания Алжира французами, рассказывали, как варвары приходили грабить дома, как они уводили крестьян, чтобы обратить их в рабство. Вот почему Остия, однажды покинутая своими жителями, никогда больше вновь не заселялась; это именно и является причиной того, что сохранились ее остатки. Другие римские города, без сомнения, очень пострадали от готов, лангобардов или франков; но они продолжали жить и, живя, они возобновлялись. Так как требовалось помещение, то, когда дома стали слишком стары, их отстроили вновь. Старые послужили материалом для новых, и от древних построек не осталось ничего. Ибо человек более, чем время, уничтожает памятники прошлого; Остия, к счастью своему, имела дело только со временем. Без сомнения, ее много раз грабили, но обыкновенно грабители торопились и не имели времени грабить с разумением. Впрочем, они не стояли за то, чтобы брать все. Они входили в опустелые дома и спешили захватить побольше того, что им казалось ценным и что было легче унести. Иногда они разрывали могилы, когда надеялись там многим поживиться. На дороге, ведшей из Рима в Остию, была варварским способом, рычагом, приподнята широкая плита, прикрывавшая одну из самых красивых могил, и брошена посередине дороги, где ее и нашли. Особенно их привлекали храмы. В храме Кибелы по стенам видны разбитая вдребезги мраморная облицовка и согнутые железные скобки. Надписи под ними оповещают нас, что благочестивые богатые люди принесли тут в дар с посвящением серебряные статуи, изображавшие императоров или богов. Надписи еще сохранись, но статуи исчезли, и это согнутое железо и разбитый мрамор показывают нам, с какой грубостью и неумелостью была произведена операция. Но если брали серебряные статуи, оставляли мраморные, не подозревая их ценности, так как они были слишком обременительны. Не могли также уносить с собой дома. Вот почему, несмотря на столько разграблений, от древней Остии сохранилось еще много остатков. Когда больше не оставалось ничего, что бы могло привлекать хищников, они больше не возвращались и предоставили городу разрушаться от времени. Мало-помалу стены обваливались, каменные и кирпичные колонны падали одна на другую, при падении разбиваясь одна о другую; затем, с течением времени, все покрылось слоем земли, и на развалинах выросла трава. Но внизу все существуют прочные основания домов и общественных зданий, мостовые из мозаики или мрамора, большие колонны, разбитые фризы и, несомненно, также куски стен, которые защитило самое падение соседних зданий. Поэтому можно было делать раскопки без страха; была, повторяем, полная уверенность, что, убрав все эти обломки, найдут остатки большого города.
Любители древностей последнего века хорошо это знали, поэтому они исследовали приблизительно всю эту обширную равнину и каждый раз извлекали замечательные произведения искусства. Эти счастливые открытия, драгоценный мрамор, которым земля Остии, так сказать, усыпана, надписи, всюду тут встречаемые, в конце концов возбудили внимание публики. Многие говорили себе, что, быть может, тут, под рукой, в нескольких милях от Рима, была вторая Помпея и что не следовало упускать такого счастливого случая. В 1800 году папе Пию VII пришла мысль начать там правильные раскопки под руководством архитектора Джузеппе Петрини; к несчастью, вследствие политических событий пришлось их скоро прекратить. Они были возобновлены лишь в 1855 году Пием IX, поручившим их Пьетро Висконти. Работы, производившиеся каторжниками, которых поместили в замке Юлия VI, велись хорошо, и достигнутый на первых же порах успех обратил на них внимание ученого мира.
Руины Остии
В то время как начались раскопки, от древней Остии не оставалось в целости ничего, кроме стен одного храма, называвшегося почему-то храмом Юпитера и бывшего, вероятно, храмом Вулкана, главного божества города. Этот храм избег разрушения благодаря своей высоте: он был выстроен на обширном фундаменте, представлявшем род нижнего этажа, почти такого же высокого, как сам храм. Обломки соседних домов завалили весь этот этаж, и двери здания пришлись в уровень с вновь образовавшейся почвой; помогла еще счастливая случайность, и четыре стены устояли. Таким образом, это было единственное здание, уцелевшее от всеобщего крушения, и со всех концов огромной равнины оно привлекало к себе взгляды всех. При Пии VII раскопки были начаты с этой стороны и расчистили местность вокруг храма. Висконти захотел действовать другим способом и следовать более правильным путем. Вместо того чтобы сразу утвердиться, как это сделал Петрини, в центре города, который он собирался открыть, он приступил к нему, так сказать, снаружи и сделал попытку войти в него через ворота. Он вспомнил, что в одном месте было найдено много надгробных надписей, и предположил, что оно должно было находиться поблизости от большой дороги. В Остии, как и везде, гробницы помещались с двух сторон больших дорог, и жилища живых можно было достичь, лишь миновав жилище мертвых. Эти предположения оправдались, и, роя вокруг могил, не замедлили открыть широкие плиты дороги