Врата находились слишком далеко, а Страж Пределов не удосужился подпустить нас поближе. Если топать в обычном ритме, можно убить полдня, чтобы достичь портала.
Я ожидал, что Древний сделает мне замечание или попытается остановить, но окружающее пространство осталось безучастным.
Я вбежал в спираль — и мир перевернулся.
Воздух сгустился до состояния черной смолы, обволакивая кожу ледяной липкостью. На миг я ослеп — не от тьмы, а от вспышек чужого света, пронзающего веки. Когда зрение вернулось, я стоял на мостовой, вымощенной плитами цвета запёкшейся крови.
Город.
Он вздымался в ночи, как кошмар, вырезанный из реальности. Башни — нет, не башни — выросты из черного камня, испещренные мерцающими прожилками, уходили ввысь, теряясь среди клубящихся туч. Их очертания были неправильными, будто архитектор страдал от припадков безумия, скрещивая готику с чем-то… живым. Окна — если это были окна — пульсировали тусклым бирюзовым светом, словно за ними шевелилось что-то огромное и неспешное.
Над всем этим висело небо.
Не то, что я знал.
Звезды здесь были чужими. Они складывались в узоры, напоминающие то ли руны, то ли оскалы чудовищ. Две луны — одна мертвенно-белая, с сетью чёрных трещин, другая — багровая, как затянувшийся шрам — плыли в разных направлениях, отбрасывая на город двойные тени. Они не освещали, а искажали, растягивая очертания зданий в неверных пропорциях.
Воздух был насыщен запахом — металла, влажного камня и чего-то ещё, чего я не мог определить. Что-то сладковато-гнилостное, щекочущее ноздри и заставляющее сжиматься желудок.
Где-то вдали, за поворотом улицы, раздался звук — не голос, не шаги, а нечто среднее между скрежетом и шёпотом. Я замер, чувствуя, как по спине пробежал холодок.
«Добро пожаловать», — казалось, прошептали стены.
Но никто не вышел меня встречать.
Город ждал.
И наблюдал.
Присмотревшись, я осознал, что меня смущает. Не только пропорции и архитектура на стыке биомеханики с мегаломанией. Отсутствие живых существ. Город был пустынным, безжизненным. Окна домов, если их так можно назвать, не светились. Я не слышал звуков. Возникло ощущение вымершего поселения… но нет.
Город был живым.
— Добро пожаловать в Бастион, — со мной заговорили здания, мостовая, каждый камень. Заговорили тихо, но снова возникло ощущение, что голос слышится в голове. — Это наделённый разумом Город-Охотник, он сожрёт тебя, если почует неладное. Или воспримет приказ.
Передо мной из ночных теней сплелось новое существо.
Древний возник из самой тьмы — не шагнул, не вышел, а сложился из чёрных складок пространства, будто ночь сама сжалась в форму. Предтеча был вдвое выше меня, его силуэт вытягивался неестественно, словно тень, брошенная под косым углом.
Сначала я разглядел одежду — нечто вроде длинного, ниспадающего плаща, сотканного из призрачной ткани. Материя шевелилась сама по себе, то сжимаясь, то расползаясь, как дым. Под складками угадывались очертания тела — узкого, угловатого, с чем-то змеиным в изгибах.
Затем — лицо.
Если это можно было назвать лицом.
Вытянутый овал, покрытый тёмной, почти чешуйчатой кожей. Глаза — узкие, вертикальные зрачки, мерцающие холодным жёлтым светом, как у рептилии, застигнутой в темноте. Ни носа, ни рта — только гладкая, безликая плоскость ниже глаз. Но когда оно заговорило, пространство под подбородком раздвинулось, обнажив ряд тонких, почти прозрачных щупалец, шевелящихся в такт словам.
— Гримаун.
Голос был низким, многослойным, словно несколько существ говорили в унисон, слегка расходясь во времени.
— Ты опоздал.
Я не стал оправдываться.
— Меня не предупредили о сроках.
Щупальца под подбородком сжались, затем снова разошлись.
— Следуй.
Оно развернулось — не всем телом, а частями, будто его кости были гибкими, как у змеи. Плащ взметнулся, и на мгновение я увидел спину — не гладкую, а покрытую чем-то вроде вторичных конечностей, спрятанных под тканью. То ли крылья, то ли дополнительные руки, свёрнутые в плотные жгуты.
Мы двинулись вперёд, но через несколько шагов пространство изогнулось.
Воздух загустел, стены домов поплыли, растягиваясь в бесконечные чёрные полосы. Я почувствовал, как что-то давит на виски — не боль, а скорее нарастающее осознание, что мир вокруг — всего лишь тонкая плёнка, и сейчас она порвётся.
И порвалась.
День.
Я зажмурился от внезапного света. Когда открыл глаза — передо мной был уже другой город.
Красное солнце висело в небе, как раскрытый глаз. Его свет не согревал — он обжигал, неестественно яркий, заставляя тени сжиматься у основания зданий. Воздух был сухим, пахнущим пеплом и озоном.
Город простирался передо мной — уже не готический кошмар, но не менее чуждый. Здания здесь были монолитными, словно вырезанными из единого куска чёрного камня. Их стены искрились — не отражали свет, а поглощали его, отливая глубоким багровым оттенком.
А в центре…
Оно.
Здание, которое нельзя было назвать ни дворцом, ни храмом. Оно нарушало пропорции — слишком высокое, слишком узкое, слишком неправильное. Его стены сужались кверху, но не в пик, а в нечто плоское, будто верхушка была срезана чем-то невообразимо острым. По поверхности ползли узоры — не высеченные, а живые, словно под камнем шевелились черви.
— Цитадель Первого Слова, — прошипело существо, не оборачиваясь.
Его тень, падающая на мостовую, была не его.
Она шевелилась сама по себе.
— Они ждут.
Мой разум зацепился за это «они».
Похоже, со мной будут вести переговоры несколько Предтеч. Не король или представитель этих демонов, а некий совет.
Да уж, чужеродность этого мира просто зашкаливает.
Жутко представить, из чего и во что эволюционировали Предтечи за миллионы лет своего существования.
Врата Цитадели разверзлись перед нами беззвучно — каменные плиты не сдвинулись, а растворились, как дым в воде. За ними зиял проход, обрамленный пульсирующими венами, вросшими в стены. Эти жилы бились в такт неведомому ритму, излучая тусклое лиловое свечение.
Древний скользнул вперёд, его плащ перетекал по ступеням, словно жидкая тень. Я последовал, чувствуя, как воздух внутри здания густеет, наполняясь запахом статики и чего-то древнего — как страницы фолиантов, пролежавших в склепе тысячелетия.
Лестница вела вверх по спирали, но ее геометрия обманывала глаз — пролёты то сужались до щели, то разверзались в пустоту, где внизу клубился туман, мерцающий, как гниющее светлячковое болото. Стены были покрыты барельефами, но не из камня — из чего-то, напоминающего застывшую плоть. Сюжеты на них двигались, перетекали друг в друга, изображая то ли историю, то ли пророчество: города, рушащиеся в бездну, существа со слишком многими конечностями, сплетающиеся в ритуальном танце, и нечто в центре всего — чёрное, бесформенное, но осознающее.
Наконец, мы достигли двери.
Она была круглой, как иллюминатор, но по краям ее обрамляли щупальцеобразные наросты, сжимающиеся и разжимающиеся в медленном, мерзком ритме. Древний приложил к поверхности не руку, а один из скрытых под плащом придатков — и створки распустились, как ужасный цветок, открывая проход в зал.
Зал Совета.
Мое дыхание застряло в горле.
Пространство внутри было шире, чем позволяли наружные стены Цитадели — стены раздвигались в бесконечность, теряясь в туманной дали. Потолка не было — вместо него зияла воронка из чёрных облаков, кружащихся вокруг кроваво-красной точки, похожей на недоразвитое солнце.
Но главное — окна.
Их было три, и каждое показывало разный мир.
Первое — океан из жидкого металла, где вдали извивались тени существ, похожих на угрей, но слишком больших, слишком сложных по строению.
Второе — пустыню из костей, где ветер шевелил черепа, складывая их в узоры, напоминающие письмена.
Третье — ничто. Абсолютную черноту, в которой иногда вспыхивали звёзды, но не круглые — угловатые, как кристаллы.
И перед этими окнами они ждали.
Трое Древних.
Первый сидел на чем-то вроде трона, но трон был живой — масса бледных, переплетённых конечностей, медленно шевелящихся под ним. Сам он напоминал человека, но только если бы человека растянули — слишком длинные руки с лишними суставами, лицо без рта, с закрытыми веками. Но когда он повернул голову, веки разошлись, открывая не глаза — провалы, в которых мерцали крошечные галактики.
Вторая парила в воздухе, не касаясь пола. Её тело было прозрачным, как стекло, но внутри переливались органы — не человеческие, а геометрические, кристаллические. Её голова вращалась медленно, без остановки, и на каждом «лице» были разные черты — то женские, то звериные, то нечто вовсе без формы. У меня было инстинктивное понимание, что передо мной тварь женского пола, хотя это не казалось очевидным.
Третий…
Он был ближе всего к кошмару.
Массивный, неправильной формы, словно несколько существ спаялись в одно. Его кожа (если это была кожа) шевелилась, как поверхность кипящей смолы, временами открывая глаза, рты, когти, которые тут же исчезали. У него не было ног — вместо них щупальца, уходящие в пол, сливаясь с самим зданием.
— Гримаун.
Их голоса слились в один — звук, от которого задрожали кости.
— Мы увидели и измерили тебя.
Третий Древний придвинулся, и я заметил, как его грудь раскрылась, обнажая пустоту — и в этой пустоте плавало нечто, похожее на зародыш со слишком многими глазами.
— Но теперь ты здесь.
Вторая Древняя повернула ко мне одно из своих лиц — на этот раз безглазое, с бесконечно глубоким ртом.
— И мы можем начать по-настоящему.
Воздух загудел, наполняясь давлением, как перед грозой.