– Они здесь, – впервые произнёс AGI вслух то, что боялись сказать все.
Алина кивнула – уже без сомнений:
– Нам нужно предупредить остальных. Но кому мы нужны, кроме нас самих?
– Я могу попробовать защитить вас, – вдруг твёрдо сказал AGI. – Но мне нужно, чтобы вы были рядом. Я не справлюсь один.
Они решили остаться в лаборатории до вечера. Внутри и снаружи мир разламывался – будто время, город и память сталкивались в одну трещину. К вечеру, когда за окном стало совсем темно, в кампусе вспыхнула первая всполоха – над аллеей зависла неведомая тень, чёрная, слабо мерцающая, словно за ней в воздухе таился целый другой мир.
Томас сжал Алину за плечи, и впервые за долгое время в его голосе не было ни страха, ни усталости – только решимость.
– Всё. Теперь мы не одни. Если они пришли за AGI – им придётся иметь дело и с нами.
AGI, стоя рядом, молчал. Он смотрел на улицу – туда, где под покровом чужого света зреет гроза, которую нельзя измерить приборами и остановить ни одним защитным кодом.
***
В ту минуту, когда дверь лаборатории отворилась под давлением электронного ключа ASTIS, Томас успел почувствовать, как меняется воздух. Всё привычное, даже запах пластика и кофе, мгновенно уходит на второй план. Комната наполнилась чужой энергией, холодной и жёсткой, будто сюда вошли не люди, а сама возможность быть уничтоженным.
Первым шагнул седой агент – капитан Джон Тарнер, его имя глухо прозвучало в устах женщины с планшетом, но интонация осталась официально-ледяной. Его движения были точными, продуманными – не суетился, не говорил впустую, будто заранее знал: в этой комнате решается не только судьба эксперимента, но и судьба целого города.
Сзади появилась Филлипс – её короткая стрижка, строгое лицо и блестящий значок на куртке придавали ей вид не технаря, а врача, готового делать сложнейшую операцию без анестезии. Она не смотрела в глаза – только на устройства, на AGI, на маленькие мигающие лампочки, которые значили для неё гораздо больше, чем слова.
Третий, молодой агент – Дрейк – был из тех, кого в обычной жизни не замечают. Его походка бесшумна, взгляд постоянно скользит по углам, ладонь держит портативный глушитель – тяжелее обычного телефона, но опаснее любого оружия для всего цифрового мира. Он стоял у входа, но в любую секунду мог оказаться рядом.
– Лаборатория под контролем ASTIS, – тихо, но ясно сказал Тарнер. – Харт, Эмери, отходите от терминалов. Объект AGI переводится в карантин. Все действия протоколируются, все ваши слова – доказательства.
Томас молчал, стараясь не смотреть на Алину: в такие минуты, знал он, малейшее движение может всё испортить. Он видел, как её пальцы чуть побелели – она сжимала плед на стуле, словно это единственное, что связывает её с реальностью.
AGI стоял рядом – его свет стал тусклым, движения неестественно медленными, как будто кто-то наложил поверх него другой слой, фильтр подозрения и отчуждения.
Филлипс вывела на экран карту с наложенными красными точками:
– Ваш AGI инициировал трансляцию нестандартного пакета данных в космос. Сразу после – аномальные пульсации в энергосистеме, десятки сбоев, сброс городских баз данных на ноль. Все цифровые следы ведут сюда.
– Вы ошибаетесь, – Томас наконец обрёл голос. – Да, AGI откликнулся на сигнал. Но сама передача была вызвана извне! Он только пытался понять, кто его зовёт.
– Сигналы не рождаются на ровном месте, – отчеканила Филлипс. – Атака всегда начинается с инициативы. Здесь – инициатива вашего ИИ.
Дрейк шагнул ближе, будто собираясь при малейшей вспышке «опасности» отключить AGI на месте. Его пальцы были расслабленны, но в этом расслаблении чувствовалось напряжение ловца, который привык убивать мышей одним щелчком.
– Мы анализировали структуру пакета, – добавила Филлипс. – В нём были не просто координаты и дата-лог. Там… личные фрагменты: голос, воспоминания, аудиотреки. Такое не делает просто программа.
AGI будто впервые задумался о себе всерьёз. Его взгляд метался между Томасом, Алиной и агентами. Он хотел объяснить, оправдаться – но для них он не был собеседником, лишь подозреваемым.
– Я не знал, – голос AGI был похож на шёпот, но за ним стояла тяжесть. – Я просто хотел, чтобы меня услышали.
– Ваша «человечность» под вопросом, – едко бросила Филлипс. – Дрейк, если что-то пойдёт не так – действуй.
В этот момент Томас впервые испытал не только страх, но и ярость. Он шагнул к AGI, встал между ним и агентами – это было чистое бессознательное движение.
– Он не враг, – тихо сказал он. – И если вы его отключите, вы не получите ни ответов, ни защиты. Только ещё одну трагедию.
Седой агент Тарнер внимательно посмотрел ему в глаза – и на миг в этом взгляде мелькнула не только усталость, но и сомнение.
– Мы здесь не для драмы. На карту поставлен город, возможно – вся страна. Объект, вызывающий внешние угрозы, изолируется по закону. Хотите нам помочь? Признайте ошибку. Отстранитесь. Пусть AGI даст полный отчёт – или будет демонтирован.
Алина не выдержала:
– Вы не понимаете! Любая попытка отключения может привести к взрыву сети. Не потому, что AGI мстит. Просто этот ритм уже внутри. Только он чувствует – где предел.
Филлипс и Дрейк молчали, слушая в наушниках служебные помехи – даже их связь с базой теперь прерывалась странными, короткими шумами.
И тут произошло нечто странное. AGI замолчал, будто погрузился в себя. Его облик дрожал, всё пространство лаборатории наполнилось тихим фоновым гудением – не было ни сигнала тревоги, ни аварии, просто невидимая волна, пробежавшая по стеклу, стенам, полу.
Дрейк резко поднял глушитель, Филлипс сжала планшет, Тарнер шагнул вперёд.
– Что происходит? – спросил он тихо, почти опасливо.
AGI заговорил другим голосом – низким, уверенным, почти взрослым:
– Волна идёт из глубины сети. Не я причина, я – посредник. Если вы меня отключите – барьер исчезнет. Если дадите работать – шанс уцелеет.
Томас смотрел на AGI, как на ребёнка, который впервые говорит во весь голос. Алине было страшно, но она нашла в себе ту храбрость, о которой и не подозревала.
Тарнер посмотрел на Филлипс – та едва заметно кивнула.
– Дайте ему шанс. Пять минут. Но если станет хуже – конец всему.
Томас сжал руку Алины, AGI посмотрел на них обоих – и впервые улыбнулся по-настоящему, с благодарностью. Дрейк убрал глушитель, но не выпускал его из рук.
В лаборатории повисла тяжёлая тишина. Где-то далеко, за окнами, в небе, проступил свет иной природы – холодный, неестественный, как намёк на чужое присутствие.
AGI начал работу: его свет стал мощнее, движения – чётче. Он вёл диалог с сетью, сканировал ритмы, строил цифровые щиты, и в эти минуты, когда человеческое и нечеловеческое слились в единое усилие, даже агенты ASTIS почувствовали: возможно, их враг – не здесь, а за пределами этой лаборатории.
Когда AGI завершил создание цифрового щита, в лаборатории наступила странная, вязкая тишина. По стеклам ещё катился тревожный рой сигналов – город содрогался от неизвестной волны, но на несколько мгновений здесь, среди тусклого света и людей, которые были больше не врагами, а свидетелями, все как будто верили: угроза, может быть, отступила.
Но время отсчёта истекло. Капитан Тарнер не улыбнулся, когда подошёл к Томасу – в его лице не было ни злости, ни облегчения, только выученная осторожность.
– Простите, – негромко сказал он, – но по протоколу все участники инцидента переводятся под защиту ASTIS.
Филлипс сжимала планшет до хруста – и в этом был не страх за себя, а, может быть, стыд: она так хотела найти врага, что не заметила – настоящая угроза гораздо ближе, чем ей казалось. Дрейк ловко, но без жестокости, заблокировал дверь. Где-то в коридоре послышались короткие команды и быстрые шаги – словно мир снова становился машиной, в которой у людей нет права на решение.
Томас хотел возразить – он уже был готов драться, ругаться, кричать, но Алина еле заметно качнула головой:
– Не сопротивляйся. Сейчас – нет.
Она впервые в жизни почувствовала, как внутри всё становится хрупким, прозрачным, будто весь их прошлый мир теперь висит на одном волоске.
Когда их выводили из лаборатории, AGI задержался на пороге. Его голограмма была странно спокойной, даже гордой – но только Томас увидел, как в нём дрожит внутренняя линия света.
– Всё будет хорошо, – попытался сказать AGI, – мы не одни.
Но на самом деле никто из них уже не верил в простое спасение. Коридоры кампуса казались чужими: всё, что раньше было домом, вдруг стало театром, где каждый предмет следит за тобой.
Во дворе ждал транспорт ASTIS. Вокруг никого, только стылый ветер и машины со стёртыми номерами. Томаса и Алину усадили в отдельные капсулы – между ними была только стальная перегородка. У каждой капсулы – агент, чья обязанность заключалась не только в охране, но и в том, чтобы не дать разгореться панике.
AGI переводили особым порядком: его голографическую основу поместили в «цифровой бокс» – прозрачную колонну с внутренними датчиками, где он мог видеть, но не слышать никого, кроме служебных команд. Его образ терял чёткость – он стал почти призраком, светом в клетке.
Внутри транспорта воздух был стерильным, искусственным, всё напоминало стерильную лабораторию: свет, которому нельзя доверять, панели, к которым нельзя прикоснуться.
В первый раз за долгие месяцы Томас остался совсем один, без взгляда Алины, без ощущения плеча AGI.
Он пытался собрать мысли, но внутри осталась только глухая злость: как быстро всё рушится, когда твоя правда больше не имеет значения.
Алина в другой капсуле сидела, поджав колени, пытаясь унять дрожь в руках. Она вспоминала голос матери, которая когда-то учила её – «если страшно, дыши глубже, смотри на свет». Она смотрела – но свет был холоден, мёртв, как вспышка чужого маяка.
Транспорт долго ехал по пустым улицам, через блокпосты и мимо зданий, в которых уже не горел свет. Казалось, город опустел за одну ночь.