еняет машину и отпускает водителя. Вывод: о слежке он хорошо осведомлён и ему на неё наплевать. Но бывают моменты, когда не наплевать. Что это за моменты?
– Вопрос ко мне? – уточнил Иван.
– Нет. Даже не знаю, к кому. Никого конкретно и всех вместе эти мелочи не интересуют. А эти мелочи и есть пересечения.
Разговоры такого рода обычно оставались незавершёнными. Хотя бы по той причине, что завершения у них просто быть не могло. Но Иван всегда был рад пообщаться с интересным технарем, ибо из всех его временных и где-то даже императивных коллег Стас был «живее всех живых». А это уже немало. А если принять во внимание, что Иван всегда покидал импровизированную лабораторию воодушевлённым и заточенным на рабочие подвиги и непростые размышления, то такие взаимополезные встречи стали для него просто необходимыми.
О чём говорит этот извлечённый из памяти эпизод? Изделие было. И сбой был. И виновный был и есть. И при определённом раскладе этим виновным может стать он, Иван. Всё правильно. Но почему «изделие»? А вот почему – Стас не говорил о телефоне, он говорил об игрушке. А телефон и в буквальном, и в переносном смысле нарисовался позднее. Тоже интересно.
8
Живец на живца
В дневном свете комната, где произошло преступление, выглядела довольно богато. Красивый шкаф, выполненный небесталанным мастером под красное дерево, старинная большая кровать, постельное бельё ручной работы… Здесь же стояли далёкие от изыска сундук и две тумбочки, они не вписывались в убранство спальни и выглядели так, словно их пригласили ненадолго в гости из забытого чулана. В постели – труп, лицо перекошено ужасом. Зрелище непривлекательное, явно были видны следы удушения.
Два милиционера, молодой высокий красавец и старый располневший служака, эксперт в гражданском описывали место события. Темперамент способствовал живой и беспредметной дискуссии, которая без ущерба делу прервалась с появлением Васадзе и Смагина. Милиционеры вытянулись, эксперт продолжил колдовать на подоконнике, похоже, начальство его не очень интересовало.
Васадзе, не скрывая охватившего его раздражения, исполнил неопределённую отмашку и скомандовал:
– Продолжайте. – Взял себя в руки, полностью осознав, что виноватых здесь, в этой комнате, нет, запоздало, но тепло, искренне сказал: – Здравствуйте, товарищи!
Милиционеры опять вытянулись, эксперт улыбнулся.
Смагин прошёлся по комнате, осмотрел подоконник, окно, слегка потеснив эксперта. Склонился над трупом, опять подошёл к окну, выглянул наружу, скользнул взглядом по комнате, втянул воздух носом. Спросил, обращаясь к милиционерам:
– Кому-то плохо было?
Милиционеры не поняли.
– Валерьянка. Запах. Кому-то плохо было? – разъяснил он.
– Хозяйке, – внёс ясность эксперт. – Супруге… Вдове, то есть. Она в соседней комнате. Там соседи, они же понятые.
– Кто обнаружил труп? – спросил Смагин.
– Не могу знать, я позже приехал, – отрапортовал, собирая свой чемоданчик, сотрудник.
– Ясно, – сказал Смагин и строго посмотрел на милиционеров.
– Труп обнаружила хозяйка, – сказал молодой. – Жена… – покосился на эксперта и поправился: – Вдова… Подняла шум, прибежали соседи. Они вызвали врача и нас… милицию. Затем обморок…
– Где обморок? Где случился обморок?
– Здесь. В этой комнате. Затем её перенесли в соседнюю. Сейчас ей лучше.
– Она может говорить? – спросил Смагин.
– Да. Её опрашивают, – ответил пожилой милиционер.
– Мне надо с ней поговорить! – сказал Смагин.
– Она напугана, волнуется. Говорит по-грузински…
– Ещё бы… – сказал Смагин, в очередной раз окинул взглядом покойника, кровать и спросил: – А почему супруга спала отдельно? Они в ссоре?
Трудно было понять, кому адресован вопрос, но ответил на него тот же упитанный служивый:
– Вязала она, доделывала заказ какой—то…
В комнату заглянул, затем нерешительно вошёл третий милиционер в форме. Странно, подумал Смагин, уголовный розыск должен заниматься, у них с формой не строго, любовь к порядку тоже должна иметь границы… Вошедший держал в руке блокнот. Он нерешительно посмотрел на Смагина, Васадзе и спросил безадресно:
– Разрешите?
– Входи! – бросил Васадзе.
– Пострадавшая говорит, что видела украденные вещи, – тихо доложил он, зачем—то глядя в блокнот.
– Где? – оживился Смагин.
– Здесь в комнате. Когда услышала шум, зашла и увидела. Они были завёрнуты в покрывало. Большой свёрток лежал у окна.
– Как лежал? – Васадзе засуетился, прошёлся по комнате и заглянул под кровать.
– И ещё. Она говорит, что окно было закрыто. И соседи то же самое говорят. Но соседи говорят, свёртка не видели…
– Значит, не открывали. Не открывали. Ну и нервы…
– Ты, Андрей Викторович, о чём? – спросил Васадзе.
– О нём. Всё о нём. Он был здесь, когда она вошла. На шум… Как он его? – вопрос Смагин адресовал эксперту.
– Подушкой.
– Другие повреждения?
Эксперт отрицательно мотнул головой, указал взглядом на труп:
– Но… сами видите.
– Вижу. Сразу увидел. Как его перекосило… Но ведь темно… странно… Значит, не успел. Помешала она ему. И когда она шум подняла, за соседями побежала, был здесь. И свёрток от окна отодвинул. И когда её валерьянкой отпаивали, тоже был здесь. Соседи свёртка уже не видели. А хозяйке не до этого было. А когда всё переместились в комнату, собрал награбленное и ушёл. В окно.
– Как здесь? Где здесь? – раздражённо спросил Васадзе.
– Может, здесь. – Смагин подошёл к шкафу и показа рукой на довольно широкую нишу. – Может, здесь. – Он широко открыл шкаф. – А может, здесь, под кроватью.
– С мешком в окно? – Васадзе не скрывал сомнения, прошёлся по комнате, выглянул наружу, затем открыл шкаф и даже лёг на пол, чтобы досконально осмотреть пространство под кроватью.
– Надо бы чердак, крышу проверить! – почти приказным тоном сказал Смагин.
– Там двое наших! – проинформировал вошедший после опроса хозяйки милиционер.
– Закончат – пусть доложат. Немедленно! – отчеканил Смагин.
Милиционер с блокнотом спешно вышел из комнаты, но не прошло и минуты, как он возвратился и извиняющимся тоном сообщил:
– Они уже здесь.
Смагин вышел из спальни, Васадзе последовал за ним. В полутёмном коридоре мялись два милиционера, эти были в гражданской одежде. Мне б столько людей, подумал Смагин и спросил:
– Зацепки есть?
Милиционеры переглянулись и промолчали.
– Нашли что-нибудь? – переиначил вопрос начальник управления.
– Никаких следов, – доложил, как можно было догадаться, старший.
– Никаких? – переспросил Смагин.
– Никаких, – ответил старший и замялся в нерешительности, глядя на Васадзе. Наконец продолжил: – Вот только…
– Да что ж вы всё время смущаетесь, как в гостях, это я и мои коллеги московские должны смущаться, приехали, вмешались… Говорите толком! – попытался перекроить обстановку Смагин.
Старший кивнул, его подчинённый развернулся и пошёл в конец коридора. У двери лежал свёрток. Он поднял его и возвратился к начальству.
– Вот… – сказал он и развернул тряпку.
Глазам начальства и подтянувшихся милиционеров предстала разорванная пополам кошка. У Смагина загорелись глаза, Васадзе слегка отшатнулся.
– Молодец! – сказал Смагин. – Пойдём – покажешь.
9
Пересечения
Юрий Нестеров, имевший квалификацию водолазного специалиста и соответствующий опыт, заметил, что Сашка темнит. У парня изменилось настроение – молчит, раздражается по мелочам, отводит взгляд. И главное – отлынивает от погружений. То рука болит, то нога, то «со вчерашнего» мутит. Рука, нога – лечи. Мутит – в барокамеру: любое похмелье снимет. Дело житейское, но нельзя же постоянно подменяться?
Начались непонятности недели две назад. Да, именно тогда, вроде, в пятницу – как раз перед выходными – страхующий Михалыч в конце дня между делом шепнул Юрию: «Сашка вернулся сам не свой». И добавил: «И раньше времени». Через пару дней пацан стал хитрить. Нырнул на пару метров, подмотал линь и отсиживался, «отрабатывал» время. Бригадир одёрнул. Подействовало. Поработал Сашка несколько дней без эксцессов, и опять начал хандрить.
Бригадир не спешил проводить воспитательную беседу. Погружения были плановые, объёмы работ по обслуживанию очистных сооружений станции позволяли не напрягаться, словом, бежать впереди паровоза не было необходимости. Но и терять человека не хотелось: водолазы, тем более, хорошие, на дороге не валяются. Надо было что-то делать. С этими мыслями Юрий привычными движениями проверил оснащение, «обслюнявил» маску и, ловко спустившись по скользкому металлическому трапу, погрузился в мутную воду. Он мог проследовать к четырём плановым точкам даже вслепую и иногда проверял себя – смогу-не смогу? Мог. Но злоупотреблял мальчишеством редко.
Солнечные лучи пробивались сквозь ниши в металлоконструкциях и причудливо обозначали путь светлыми пронизывающими грязную воду столбами. Поржавевший металл покрылся причудливой водной растительностью, где сновали туда-сюда не менее причудливые водные обитатели – мелкие и шустрые.
Не море, конечно, но тоже – водный мир. Вода тянет. Даже заброшенный и никому не нужный блок ТЭС со временем привлёк внимание: поставили забор, машины зачастили и автобусы. Вряд ли бизнесмены производство какое разместят: устроят какую-нибудь базу отдыха с бордельеро…
В вертикальные световые коридоры время от времени врывались мальки и более солидная мелочь. Их преследовали стайкой полосатые речные флибустьеры – окуни, не стало бы эксклюзивом и появление щуки. Но в этот раз щуки не было. Возможно, она затаилась в тени или покинула засаду, отлучившись по каким-то своим щучьим делам. Появится – куда она денется.
Ни умение, ни опыт не гарантируют стопроцентной безопасности даже в самой ординарной ситуации. Это Юрий знал хорошо, потому что в истинности этого простого тезиса убеждался неоднократно. Он хорошо помнил, как, охотясь на охладительном пруду на угрей, занырнул в яму и в полумраке попал в рыбацкую сеть. Только благодаря хладнокровию, тщательно продуманным и исполненным действиям удалось, уподобившись ожидаемой добыче – угрю, сантиметр за сантиметром выскользнуть из сети, всплыть на поверхность с минимальными потерями – без пояса и закреплённого на нём ножа.