Опытный водолаз Нестеров хорошо знал опасности, порождаемые даже слабым непредсказуемым течением. Его старому товарищу, не ныряльщику—салаге, на входе в колодец завернуло визуально не заметным потоком воды ноги. Пока бригада пребывала в состоянии панического поиска выхода из критической ситуации, запас воздуха кончился.
Юрий тогда отсутствовал на станции, и теперь грех судить непосредственных участников трагического погружения. Но шанс спасти водолаза был – выдернуть за страховочный линь стоящей на берегу машиной. Что бы произошло с ногами, сказать трудно, но человека можно было спасти. Но никто не догадался. А если даже догадался – не решился.
Юрий не раз представлял себе, как он ныряет, цепляет, выбирается на сушу, закрепляет дополнительный трос, бежит к машине и подгоняет её на позицию, обеспечивающую оптимальный угол усилия… Он и сейчас представил себя в кабине – спокойным, уверенным в себе, тщательно, как снайпер, подбирающим режим газа и сцепления… Он даже увидел условного регулировщика, показывающего ему двумя руками «осторожно, помалу!» А то я и без тебя не знаю, что «помалу», подумал Юрий, и внезапно отметил, что потерял чувство реальности.
Голова раскалывалась. Вокруг – полумрак. Игры света нет. Наверное, Солнце зашло за облако. И гул в голове. Шёпот, слабые неразличимые голоса и… плач – всё было в этом захватившем мозг накатывающемся волнами чужом и пугающем шуме. Это не губительная рыбацкая сеть, не невидимое подводное течение – просто с головой непорядок. Но такой непорядок, что тело парализовано и не понятно, куда лучше: вперёд, назад, на берег или в глубину—вечность.
Юрий постарался взять себя в руки. Что это? Кессонка? С чего? Тут глубина-то смешная. Что-то попало в воздушную смесь? Что? Может, просто пищевое отравление, а давление усугубило?
Водолаз, как несколько мгновений назад, явно слышал голоса, но уже смог взять себя в руки. Он медленно, настолько медленно, насколько смог себя заставить, повернулся и лёгкими движениями ласт придал плохо подчиняющемуся телу ускорение. Мгновенно наступила тишина, сознание воспринимало только реальные и ставшие привычными звуки. Инструкция – превыше всего: даже при самых простых погружениях должен быть страхующий. Ветеран водолазной службы Михалыч заметил недоброе, но промолчал. И в глазах его Юрий прочёл намного большее, чем беспокойство.
И вот теперь Юрий Нестеров сидел в рабочем вагончике, курил и пытался осмыслить происшедшее: неужели и ему довелось услышать в этой луже реквием бездны? Михалыч поступил дипломатично – не стал досаждать вниманием и расспросами. Он тщательно покашливал на улице, явно выказывая готовность к диалогу.
12
Живец на живца
Сеулин покинул городской рынок наполненный впечатлениями, вызванными шумом, многолюдностью, разнообразием и необычностью товаров. Там было всё, что он мог только представить. Богатый рынок, живой темпераментный народ, обаятельная хитрость, лёгкое мошенничество, ловкие воришки. Пребывая в лёгкой растерянности, он остановился возле бочки с вином, не будучи другом алкоголя, пропустил стаканчик – обстановка навязчиво способствовала и двинулся в сторону горотдела милиции.
На парапет, окружающий подвального окошко старого дома присел подросток-торговец. Одет бедно, на шее висели большие связки сухофруктов. Он снял предмет торговли и аккуратно уложил на прохладный кирпич. Связки большие, часть из них свесилась вниз. Подросток устало вздохнул, вытер пот со лба, посмотрел на Солнце, зажмурился и громко чихнул.
Связки сухофруктов шевельнулись и поползли вниз. Подросток заметил движение, отчаянно схватился за бечёвку и тупо смотрел в подвальное окошко, куда стремились «убежать» лакомства. Он неуверенно потянул связку – не тут-то было, кто-то её надёжно удерживал. Мальчишка не хотел расставаться с товаром, но и в надёжности бечёвки сомневался. Потянул, но без чрезмерных усилий. Но таинственный воришка рассудил иначе: сильный рывок, и связки исчезли в подвальном окошке.
Сеулин не видел начала сцены, он стал свидетелем продолжения. Подросток поднял шум, его окружила ничего толком не понявшая искренне сочувствующая толпа. Мальчишка громко жаловался, возмущался, показывал рукой на подвальное окошко и даже подпрыгивал на месте от возбуждения и возмущения. Сеулин оценил обстановку, быстро обошёл дом, заскочил в старый неухоженный подъезд. Вниз в темноту вела лестница. Несколько тупенек и – полумрак. Остановился, надавил себе пальцами на глазные яблоки и решительно шагнул в темноту.
Подвал большой, разделён старыми перегородками из ракушечника. Через несколько подвальных окошек пробивался свет. Видимость слабая. Остановился, прислушался. Шорох. Крыса? Хотя, похоже, нечто большее. Замер – тихо. Осторожно двинулся в сторону звука. Опять шум. Важно первое впечатление – напоминает нетерпеливое звериное урчанье. Затем – резкий визг и какое-то чёрное существо с огромной скоростью пронеслось через подвал. Сеулин – за ним. Что-то крупное, чёрное на мгновенье закрыло подвальное окно и исчезло, освободив дорогу дневному свету.
Быстро покинул подвал, подъезд, обогнул дом. Яркий свет слепит, люди что-то громко обсуждают, показывая руками в сторону крыши. Ничего не видно – пусто там. Но было. Мальчишка пропал? Нет – вот он в стороне, уже смеётся, размазывая по щекам недавние слёзы.
13
Пересечения
Носаря вычислили и обложили. Преступник был ярким подтверждением истинности высказывания о том, что некоторым землежителям ум заменяет хитрость, являющаяся концентрацией инстинктов. Носарь был жесток, хитёр и убог одновременно.
Как и любое существо, ведущее всю сознательную жизнь далеко не праведное существование, он много и упорно думал о собственной безопасности.
Физическая сохранность обеспечивалась банальным набором, состоящим из неповоротливых мордоворотов, ограничения информации о маршрутах передвижения, борьбы с возможной прослушкой и пресечением или ограничением опасных связей. Охрана требовала немалых средств, и Носарь не скупился. Но была ещё одна сторона персональной сохранности, которая исключала любые варианты, требующие привлечения третьих лиц или излишней засветки. Это была безопасность финансовая.
Трудно сказать, где и сколько было распихано Носарем денег. Но одно место стало его ахиллесовой пятой. Банк, посещаемый Носарем, стал тайной анекдотической. Вместо того, чтобы посещать оный наряду с другими, возможно, легендируемыми финансовыми учреждениями, преступник решил поиграть в суперагента. В гордом одиночестве, с элементами внешней маскировки он посещал банк, как ему казалось, втайне от всех.
Так ему только казалось. О тайных визитах знал Глота – по той тривиальной причине, что банк принадлежал именно ему. Мало того, именно Глота в своё время ненавязчиво рассказал подельнику об удобстве использования банковских ячеек и даже привёл проверяемый положительный пример, коим Носарь, выждав конспиративную паузу, воспользовался. Со временем «тайна века» стала известна операм.
То ли Носаря тупо сдали свои, то ли «ахиллесову пяту» выявила слежка – подробностей Иван не знал. Он помнил о разговоре со Стасом, где были упомянутые неконтролируемые отлучки Носаря. Но маловероятно, что Стас мог дать мимолётному и неофициальному выводу формальный ход
Единственным источником закрытой информации был Степан. Иван столкнулся с ним в коридоре, решили заскочить в кабинет перекурить. Помещение, закреплённое за волонтёрами, пустовало – спокойно, уютно. Степан посетовал: людей не хватает, и потому нет возможности взять под колпак всю ОПГ, а всё эти «бои местного значения» – как горох в стену. Иван понимал, что в его приятеле проснулся, если не волкодав, то гончая, почуявшая добычу. Знакомый настрой – понятный и близкий. Но не стал подливать масла в огонь и подзадоривать и без того возбуждённого опера – пассивно поддакивал, согласно кивал и многозначительно разводил руками. Вот тогда Степан, не раскрыв никаких деталей, обронил мимоходом:
– Носарь привязан в банку «Аксиома» коротким поводком. Сколько вокруг не бегай, а к блюдечку с голубой каёмочкой прибежишь, придёшь, приползёшь… – это уж как получится.
– Беречь его надо – ценный фрукт, – высказал своё мнение Иван.
– Само собой – чернозём вселенной, – сказал Степан, слегка выматерился и добавил: – Как же без этого. Он же конспиратор – без оружия, без охраны, парик какой-нибудь нацепит. Возьмём, надеюсь, без стрельбы и царапин. Главное, что б его свои не замочили.
– Есть предпосылки? – спросил Иван.
– Если есть мотивы, то есть и предпосылки!
В том, что мотивы устранить Носаря были, Иван не сомневался. Но на зачистку вся эта катавасия не походила. Криминальная структура по его данным оставалась незыблемой. Речь, скорее, шла о дворцовом заговоре и внутреннем переделе. И если Носарь, нарушив «правило паузы» – буквально через пару дней после гибели шефа решил высунуться, тому были веские основания. Выводы: Носарь – не заговорщик, причина засветки – паника и горячее желание сделать ноги. И всё же что—то здесь не вязалось. Интуиция подсказывала: есть ещё какой-то фактор, двигающий Носаря на непродуманные поступки. И это не алкоголь, не наркотики и даже не страх.
– Ты будешь брать? – спросил Иван.
– Нет, и без меня специалистов хватает. И это к лучшему – пристрелил бы гада на месте.
– А информация?
– Сомневаюсь, – пожал плечами Степан. – Носарь – не та фигура. Сдаётся мне, Глота своего подельника к серьёзным делам не подпускал. Так что информации там пшик, а возни и вони – «цельный вагон». Испортил законников финансовый вопрос.
– И где же ниточки? – поинтересовался Иван.
– Ниточки шли от Глоты, расползались по многим направлениям и где—то замыкались в клубок. Получился сбой, где—то Глота споткнулся… Пошла перезагрузка.
– Ты тоже не веришь в зачистку? – спросил Иван.
– Почём «тоже»?
– Потому что я в это не верю, – пояснил Иван.
Степан устало улыбнулся, сунул окурок в пепельницу и, не скрывая снисходительности, подарил Ивану краткий комментарий: