Следом за этой статьей в журнале появился развернутый экскурс в «доисторию славян». Его автор воспевал Допотопную цивилизацию, якобы располагавшуюся в палеолитической Сибири, отождествлял праславян с парсами и выводил их из Бактрии, признавал древнеегипетскую иероглифику славянской фонетической письменностью, бытовавшей якобы еще 12 тыс. лет назад. Все это подавалось как отстаивание истинной науки, которую ученые всячески замалчивают и скрывают от народа. Среди подвижников, рисковавших говорить правду, автор называл уже знакомые нам имена В. Чивилихина, Е. Классена, П. Орешкина, Ю. Д. Петухова, Н. Суслопарова и, конечно же, М. В. Ломоносова. Свои рассуждения он сопровождал обильным цитированием «Влесовой книги» и апелляцией к неоязыческому журналу «Волхв». Вслед за неоязычниками он ополчался против христианства, которое не только погубило древнюю письменную традицию и культуру (Лучин 1997а: 274), но и вообще не подходит для славян (Лучин 1997б: 240–241). Он также рисовал весьма отталкивающий образ крестителя Руси князя Владимира (Лучин 1997а: 345–346) и называл религию «политической химерой» (Лучин 1997а: 267). Особенно неприязненные чувства у него вызывала «религия, основанная на Библии и Коране», которая нанесла сильнейший удар по «допотопной науке» (Лучин 1997б: 330). Иными словами, неоязыческие мифы пришлись как будто бы по вкусу редакции упомянутого выше журнала.
Они вызвали интерес и у проф. Е. С. Троицкого, бессменного председателя Ассоциации по комплексному изучению русской нации (АКИРН), созданной им в 1988 г. К работе в научном совете АКИРН Троицкий сумел привлечь таких видных ученых, как академики РАН Н. Н. Моисеев (математик и эколог), Б. А. Рыбаков (археолог), Ф. Г. Углов (медик) и члены-корреспонденты О. Н. Трубачев (филолог) и И. Р. Шафаревич (математик). Почетными сопредседателями этого совета стали народный депутат РСФСР Н. А. Павлов, предприниматель А. Ф. Завидия и священник Д. Дудко (Троицкий 1991б). В свой проект Троицкий пытался вовлечь самых разных русских национал-патриотов от православных националистов (И. Шафаревич, О. Платонов) до неоевразийцев (Д. Балашов) и откровенных сторонников и пропагандистов расового подхода (П. В. Тулаев, В. Б. Авдеев). Стоя на славянофильских позициях, Троицкий, тем не менее, с пиететом относится к евразийским построениям Л. Н. Гумилева, признает языческое наследие в русском православии, придающее ему неизгладимые черты своеобразия, и пишет об «арийстве» славян и их древней ведической идеологии (Троицкий 1991а: 163; 1996: 82 сл.). Последнее, видимо, представляется ему настолько важным, что, проводя 15 декабря 1998 г. в здании Государственной думы очередную XVI конференцию АКИРН, он пригласил на нее В. Б. Авдеева с докладом о возрождении «русской евгеники» и призывал участников читать неонацистский журнал «Наследие предков», представитель которого П. В. Тулаев присутствовал тут же.
Неоязыческий миф о «доистории» русских нашел место даже в одном из специальных выпусков радикальной газеты «Завтра». Она подхватила идею о глубоких языческих корнях русского православия, ссылаясь на «Влесову книгу» и ряд других навеянных ею произведений, вышедших в России в 1990-х гг. (Гусев 1997в). Вряд ли это можно считать случайностью, ибо с этой газетой тогда сотрудничал А. Дугин, бывший идеолог национал-большевиков и беззаветный пропагандист мифа о Северной прародине, Гиперборее. Выше мы видели, что, выступая в передаче «ГордонКихот», главный редактор этой газеты А. Проханов отчаянно защищал миф о «великой славянской цивилизации» дохристианской эпохи.
Как уже отмечалось, во второй половине 1990-х гг. все рассмотренные выше теории, оживлявшие расистское наследие нацистской Германии и адаптировавшие его к современной российской действительности, подхватили не только русские ультранационалистические газеты, но и такие популярные общероссийские журналы, как «Чудеса и приключения», «Свет. Природа и человек» и «Наука и религия». Даже такой публицист патриотического направления, как К. Мяло, симпатизирует идее «славянского арийства» и не находит ничего странного в отождествлении Аркаима с «древнеславянской цивилизацией», хотя она и считает «разговоры о Белой Расе» провокацией (Мяло 1996: 115, 117). В феврале 1999 г. оккультную тему затонувших континентов подхватила популярная газета «Вечерняя Москва» – она писала о Лемурии, континенте Му, о погибшей цивилизации атлантов и, конечно же, о «полярной Гиперборее – легендарной прародине всего человечества» (Полицаев, Волкова 1999).
В той же газете была опубликована заметка неоязычника Л. Рыжкова, химика по образованию, секретаря Международной академии энергоинформационных наук (МАЭН), рекомендованного читателям как «профессора-лингвиста». В заметке излагалась уже известная нам идея о том, что «славянские языки были основой, на которой формировались все наиболее известные древние индоевропейские языки: латынь, санскрит, древнегреческий, а следовательно, и все европейские языки». Нисколько не смущаясь, автор выводил германскую «Эдду» от Веды, отождествлял короля Артура со славянским князем Яр-Туром, а «ариев» с «ярыми». Опираясь на все эти неуклюжие этимологии, автор заявлял, что «во всех языках, включая древние, обнаруживается первичный стародавний слой русского языка, скрытого под личиной чуждых прочтений, искаженных произношений и неправильностей записи». Это позволяло ему обращаться к русской мессианской идее: «Наш праязык, его славянская основа является для мышления тем организующим звеном, которое и выделило европейскую общность наций, создало мировую цивилизацию и определило мировое развитие». При этом автор предупреждал против «языкового шовинизма» и апелляции к превосходству над другими народами (Рыжков 2002б)287. О «русо-этрусском» музее Егурнова писала «Литературная газета», готовая согласиться со «славянской принадлежностью» этрусков (Коханова 2001).
Как отмечалось выше, в конце 1997 г. журнал «Родина», учрежденный правительством России и Администрацией президента и известный своей достаточно либеральной позицией, ввел рубрику «Прародина», где появились статьи, проникнутые мистикой и «арийским духом». Это свидетельствует о том, что тогда даже президентский журнал на некоторое время попал под влияние эзотерики и ультранационалистической идеологии. Иными словами, тогда арийский миф с ужасающей быстротой начал завоевывать информационное пространство России и находил себе нишу даже в президентских структурах.
В конце 1990-х гг. в русле русского неоязычества, падкого до всех новых веяний с Запада, появилась и феминистская тенденция, давно являющаяся одной из зримых черт неоязыческого движения на Западе. В России это приняло форму модернизованного ведовства с его преклонением перед светилами (Асеев 1998: 22). Далекое прошлое объявляется им эпохой господства женщин – будто бы это и лежало в основе гармонии между обществом и природой (Возвращение… 1998). Ухватившись за эту показавшуюся ему свежей идею, Асов объявил, что предками славян правили женщины, причем это продолжалось у них дольше, чем у других народов Европы. Этих женщин он отождествил с мифическими амазонками и без тени сомнения заявил, что они-то и строили города и корабли и широко занимались торговлей, тогда как мужчины сидели дома с детьми (Асов 1998 г). Совершенно очевидно, что эта версия древней истории, заимствованная из некоторых феминистских идеологий, популярных на Западе, полностью расходится с данными поддельной «Влесовой книги», на которую опирается Асов. Но это его ничуть не смущало, и он попытался вывести славянские племена от «дочерей Богумира»! Правда, похоже, это было временным помрачением ума, и больше он к этой идее не возвращался – выказывать симпатии к феминизму у русских неоязычников считается немодным.
Глава 8Неоязычество, христианство и антисемитизм
Выше уже отмечалось неприязненное, если не сказать большего, отношение неоязычников к христианству. Во многих случаях, хотя и не всегда, это проистекает из их юдофобской позиции. Универсальным же является представление о христианстве как о чужеродной идеологии, занесенной извне и не соответствующей «русскому духу». Едва ли не первым такие идеи в эпоху вызревания нового русского национализма начал проповедовать поэт Игорь Кобзев (1971: 215 сл.). Такая установка вытекает из так называемого «цивилизационного подхода», рассматривающего отдельные культуры и цивилизации как изолированные закрытые единства, развивающиеся каждое своим собственным уникальным путем, не имеющие между собой ничего общего и неспособные понять друг друга. Другим источником ксенофобии, свойственной многим неоязычникам, является увлечение эзотерикой, которая, как прозорливо замечал М. Я. Геллер, способствует расцвету веры в заговор злых сил (Геллер 1996: 177–178).
Впрочем, основанные на этом построения русских националистов весьма противоречивы и несут различную смысловую нагрузку. Во-первых, как будет показано ниже, среди них следует различать националистов-рыночников (то есть ориентированных на капиталистический строй) и национал-социалистов288. Первым одинаково ненавистны как христианство, так и коммунизм; вторые воюют с христианством, но сохраняют ностальгию по коммунизму и СССР. Во-вторых, следует различать жестких и мягких неоязычников. Если первые ведут жесткую борьбу с христианством и отвергают любые компромиссы, то вторые настроены более миролюбиво и готовы пойти на, пусть и временный, тактический союз с православием для совместной борьбы с «мировым злом» и «темными силами».
Многим из такого рода построений имманентно присущ антисемитский подтекст (см., напр.: Корень 1996; Иванченко 2006: 189, 191–197, 230, 247–248). Он проглядывает в стремлении Вашкевича изобразить древних евреев «младшим братом» русских. Ведь он возводит евреев к некой «жреческой касте русского воинства», чьим изначальным языком был русский; он называет их «потомками, говоря языком советского времени, инструкторов политотделов русской армии» и утверждает, что слово «Тора» имеет русское происхождение. По его словам, Тора является переведенным с русского языка текстом «Сотворение мира» (Вашкевич 1996: 24, 38, 88, 225). Отстаиванием русского исторического приоритета перед евреями, якобы много позднее появившимися на исторической сцене, автор не довольствуется. Он не только воспроизводит стереотип еврея как вечного корыстолюбивого торговца, но и сообщает читателю о том, что Ветхий Завет насыщен призывами к убийству (Вашкевич 1996: 308–309). При этом Вашкевич забывает свое утверждение о том, что текст Священного Писания был будто бы заимствован евреями у русских и что именно русские, а не евреи составляли костяк армии в Первоимперии. Будь он не столь забывчив, ему следовало бы сделать из своих рассуждений вывод о том, что именно русские научили евреев искусству убивать. Впрочем, в рассмотренных работах Вашкевича следует видеть не исторический, а идеологический текст, говорящий о настроениях, пользующихся определенной популярностью у сотрудников российских силовых структур.