Арийский миф в современном мире — страница 109 из 191

Это подтверждается и упомянутыми работами Гладышева, полностью отрицавшего древнюю еврейскую историю и утверждавшего, что иудаизм, как, впрочем, и другие мировые религии, вырос целиком из «заупокойных текстов ариев-русов» (Гладышев 1995б; 1996). Этот автор специально подчеркивал, что реальные события происходили вопреки «библейской истории», что именно русский народ был «богоизбранным», что именно ему цивилизация обязана всеми своими основными достижениями. В этом отношении он даже считал уместным отметить правоту «русских шовинистов». Далее он сетовал на то, что в 1990-х гг. к власти пришли «примитивные люди», поклоняющиеся «золотому тельцу», и это приносит вред всему населению страны (Гладышев 1998).

Та же тема звучала в рассуждениях Алексеенко о том, что якобы «сегодня бывшие пигмеи серой расы претендуют на владение земным шаром» и стремятся полностью уничтожить культуру славян (Алексеенко 1996: 22). Впрочем, Алексеенко и прежде допускал антисемитские высказывания, без тени смущения публиковавшиеся журналом «Свет» (см., напр.: Алексеенко 1995). Симптоматично, что в публикациях Алексеенко расовый подход мирно уживался с русским мессианством и он призывал к созданию «глобального государства – Славянии» (Алексеенко 1997а). Вообще расовый подход, похоже, имманентно присущ большинству современных русских публикаций, посвященных «арийской идее». Это не случайно и идет от трудов Е. П. Блаватской, которую боготворят все такого рода авторы. Вслед за своим кумиром они отождествляют «арийцев» с «белой расой» и связывают современную цивилизацию исключительно с ней, якобы пришедшей на место предшествовавшей «черной расы». Мало того, иной раз подчеркивается, что религиозные различия между людьми возникают не на «духовно-этической», а на «биоэнергетической» основе (см., напр.: Бобрик 1998: 66–69).

Все это дает право некоторым неоязычникам расширить список прегрешений христианства перед человечеством. Одним из них они считают конфессиональное деление «белой расы», что, по их мнению, и привело к кровавым столкновениям сербов с хорватами289. «Забвение расового чувства – одно из сильнейших преступлений христианства против человечества», – вещала газета «Русское дело» (Ведомысл 1993: 3).

Правда, некоторые стыдливо открещиваются от расизма и антисемитизма, но в пылу разоблачительства снова скатываются на расистскую дорожку. Так, убеждая читателя в своей верности антирасизму Миклухо-Маклая (Иванченко 2006: 198), писатель А. С. Иванченко доходил до утверждения о несовместимости «арийского материализма» с «иудейской мистикой» (Иванченко 2006: 242) и фактически обвинял евреев в стремлении к захвату власти над миром и к расчленению и ослаблению СССР.

Настороженное вплоть до неприятия отношение неоязычников к Русской православной церкви имеет и иные причины, не связанные с тем, что христианство было якобы принесено на Русь евреями. Неоязычников беспокоит, в частности, то, что лицо у этой церкви не вполне «русское» и это мешает ей в полной мере выполнять задачи, стоящие перед русским национализмом. Как еще двадцать лет назад показал один наблюдательный исследователь, к концу 1980-х гг. в России располагалось лишь 2 тыс. приходов, тогда как на Украине – 4 тыс., причем многие – в Западной Украине! Патриарх Алексий II с его прибалтийскими корнями и стремлением к диалогу с Западом, в частности с Зарубежной Русской православной церковью, также мало годился на роль русского символа (Dunlop 1993: 159–162).

Национал-капиталисты

Первым лидером националистов-рыночников стал В. И. Корчагин, чье издательство «Витязь» специализируется на издании антисемитской литературы, где евреи сплошь и рядом ассоциируются с коммунизмом. Одной из 25 брошюр, выпущенных им в серии «Библиотечка русского патриота», были «Славянские веды», якобы подготовленные Московской общиной древнерусской религии290. Брошюра была посвящена не столько изложению религиозной доктрины, сколько выяснению места евреев на Земле. Ее автор исходил из примордиалистского понимания этничности: он представлял народы вечными территориальными общностями, обладающими каждая исключительно своей религией и поклоняющимися своим богам. Обращение к чужой вере он называл преступлением против порядка, установленного якобы свыше. Славянам он приписывал религию, называемую «славянским ведизмом», священными книгами которого якобы служили «славянские веды». К ним он относил «Книгу Велеса», «Славяно-арийские православные веды», «Боянов гимн» и пр. Якобы все это и лежало в основе «русского православия». Центром поклонения он называл некие Белые горы, будто бы расположенные в центре России. Ни Библия, ни христианство к этому не имели никакого отношения. А тех, кто путем навязывания своей религии хотел завладеть чужой землей, автор называл завоевателями и объявлял им войну. Добрую славянскую религию он противопоставлял якобы злой христианской, рожденной в мире работорговли, в империи зла, наполненной чувством «национального превосходства» и религиозным фанатизмом. Не слишком считаясь с историческими реалиями, автор смешивал иудаизм с христианством и не отличал Римскую империю от зависимого от нее Иудейского царства. При этом он обличал идею «богоизбранного народа» и называл Библию «фашистско-иудейской инструкцией завоевания мира». В этом контексте иудаизм и христианство оказывались «двумя преступными идеологиями еврейского народа». К концу брошюры «иудеи» превращались в «синайских сатанистов», якобы с помощью Дьявола плетущих заговор против человечества.

После столь широковещательных заявлений автор переходил к обвинению «сионистов» в ведении «религиозной войны» против народов мира. При этом их главным орудием оказывалось христианство, якобы лишавшее бывших язычников воли и отдававшее их во власть коварных «иудеев». В этих рассуждениях находили место и «мировой Сион» как прообраз «мирового правительства», и «жены-еврейки» как «религиозно-сексуальные воины», смущающие умы своих «мужей-гоев», и упадок «национальных культур», якобы неизбежно сопровождающий внедрение христианства, и якобы присущее «иудеям» стремление властвовать в мире. Автор призывал к сопротивлению и возвращению народов к «своим богам», причем русским он предлагал «Славяно-арийское православие». Автор приветствовал антисемитские кампании сталинского режима и сетовал на то, что якобы в 1993 г. власть в России снова перешла от славян к «иудеям». Эту власть он квалифицировал как «израильскую оккупацию» и призывал к восстанию. Но для начала, подобно нацистам, он предлагал объявить бойкот «иудейским банкам и магазинам». В перспективе он советовал вести борьбу с «иудеями» «до их полного изнеможения». Он не отвергал и «германский способ» решения еврейского вопроса, правда считая его «самым нежелательным», хотя и допустимым «в крайнем случае». Своим идеалом автор видел «русский капитализм» со «славянской властью». Он мечтал о Руси «святой и некрещеной», очищенной от «неруси поганой». В брошюре находила место и идея смены эры, с чем автор связывал возвращение Сварога и Перуна. Наконец, он призывал к созданию «идейно-религиозного национализма», якобы способного спасти народ и помочь его возрождению на своих собственных землях (Корчагин 2001). Иными словами, «национальная религия» выступала в брошюре не самоценностью, не моральным императивом, а инструментом для установления «русской власти» и очищения страны от «нерусских». И все это должно было происходить под покровительством бога Сварога.

Ближайшим помощником Корчагина по издательским делам был П. И. Шибин, ранняя смерть которого заставила Корчагина не на шутку расчувствоваться и провозгласить его героем русского народа. В частности, в предисловии к одной из антисемитских брошюр Шибина Корчагин всячески превозносил его за пропаганду идеи о том, что путь русского народа к спасению лежит будто бы «через возврат к религии наших предков – вере славяно-русов и изгнание евреев из России» (Шибин 1998: 1. См. также: Иванов 2000: 302–306). Действительно, подобно самому Корчагину, в христианизации Руси Шибин видел величайшую трагедию русского народа, якобы покорившегося «еврейской вере» и потерявшего волю к сопротивлению «иноземному игу». Сообщая читателю «правду» о фашизме и обвиняя евреев во всех бедах, постигших Россию в XX в., Шибин возлагал ответственность за это более всего на Русскую православную церковь и призывал всех русских патриотов выступить единым фронтом против нее (Шибин 1998: 46).

К националистам-рыночникам, придерживающимся радикальных взглядов, относится и писатель В. Б. Авдеев. Окончив МЭИ, он получил профессию инженера по персональным компьютерам, но, похоже, не получал удовольствия от этой работы. Его больше манили загадки древних цивилизаций и религий, и во второй половине 1980-х гг. он дебютировал как писатель, сочиняющий рассказы о них291. Авдеев исходит из того, что в нашу эпоху модернизации и урбанизации, в эпоху значительных миграций и этнических смешений притягательность прежних ценностей и компетентность в традиционных знаниях, в том числе религиозных, резко падают. Он считает далеко не случайным тот факт, что современный человек начинает все более тяготеть к нетрадиционным религиям. Для него это означает перспективу создания и распространения универсальных религий в будущем (Авдеев 1994: 4). Это и заставляет его считать христианство отмирающей религией, и, чтобы ускорить этот процесс, он прилагает все усилия для его дискредитации, причем делает это в духе процветавшего недавно «научного атеизма». Но он борется с христианством не как атеист, а как защитник дохристианской языческой религии. Поэтому ему важно, во-первых, доказать непреходящее величие языческих ценностей, во-вторых, показать несамостоятельность и скудость христианского духовного наследия и, в-третьих, обвинить христианство в безжалостном уничтожении язычества, якобы содержавшего бесценные сокровища народной мудрости. Возрождение язычества требует определенной почвы, и Авдеев без устали ищет доказательства тому, что язычество не исчезло полностью, что его живые свидетельства встречались то тут, то там на протяжении всей русской истории и дожили до наших дней. Он утверждает, впрочем не без основания, что языческая стихия постоянно сопровождала русское православие. Однако он делает акцент не на включение языческих культов и представлений в последнее, а на их извечной борьбе, причем настаивает на том, что языческое сознание проявлялось будто бы в сектантстве и расколе (Авдеев 1994: 6 – 15).