Речь идет о приполярной прародине «ариев», «славян» или «славяно-ариев» и о становлении человеческой цивилизации в результате их широкого расселения оттуда221. По этой версии, тесно связанной с эзотерическими учениями, еще в ледниковый период «белые люди» приспособились к меняющимся природным условиям, что якобы и дало им преимущество перед более специализированными «желтыми» и «черными» людьми. Сразу же после отступления ледника «белые люди», занимавшие ранее Северную Европу, начали безудержное расселение оттуда на юг и восток. В год распада Советского Союза к этому мифу одновременно обратились индолог Н. Р. Гусева (Гусева 1991а; 1994б; 1998а), инженер Г. А. Разумов (Разумов, Хасин 1991: 57–67) и горячий последователь «Новых правых» А. Г. Дугин (Дугин 1993; 1996; 1997а; 1997б; 1997в). В 1991 г. Дугин даже пытался учредить журнал «Гипербореец», хотя из этой затеи ничего не вышло.
Важным импульсом для расцвета таких взглядов стали возвращение эзотерики и традиционалистского мировоззрения. Одним из главных их пропагандистов стал старший приятель и наставник Дугина, Гейдар Джемаль, сделавшийся в 1990-х гг. активистом исламского возрождения. Он родился в 1947 г. в Москве в азербайджанской семье, имеющей корни в Нагорном Карабахе. Окончив среднюю школу на Остоженке, он затем два года учился на арабском отделении Института восточных языков при МГУ, но был отчислен за «буржуазный национализм». После этого он оказался в среде «шизоидного интеллектуального подполья» (определение Ю. Мамлеева), где изучали мистику и эзотерику в контексте идеологии Новых правых.
В 1970-х гг. Джемаль объявил себя «исламским фундаменталистом» и доказывал, что Россию, а затем и весь мир ждет судьба исламской уммы. Хотя муллы неоднократно уличали его в плохом знании ислама, он с конца 1970-х гг. стал активно устанавливать контакты с исламистами, вначале в Таджикистане, затем в Иране и на Ближнем Востоке. В 1988 г. он входил в руководство национально-патриотического фронта «Память» Дм. Васильева, но был исключен оттуда за чрезмерное умствование (Челноков 1995; Малашенко 1998: 153–155). Когда летом 1990 г. в Астрахани состоялся Учредительный съезд Всесоюзной исламской партии возрождения, Джемаль был избран координатором советского движения исламистов. Благодаря своим широким зарубежным контактам он вскоре стал московским представителем Всемирной ассамблеи людей дома пророка – международной организации мусульман-шиитов, а также вошел в международную Исламско-арабскую народную конфедерацию, в которой состоит, в частности, радикальная «Хизболла». Тогда же Джемаль основал Исламский комитет в Москве и стал его бессменным лидером.
В идейном плане Джемаль придерживается программы Исламско-арабской конфедерации, ставящей задачу глобального распространения ислама и видящей своим главным противником США. Никаких общечеловеческих ценностей она не признает. Зато речь идет о стратегическом партнерстве исламских фундаменталистов с Россией, что, правда, требует от Москвы отказа от ее «прозападной ориентации». Пытаясь соответствующим образом повлиять на российских политиков, Джемаль долго занимался выработкой того, что он называл «новым идеологическим штампом» (Челноков 1995).
Свои взгляды, идущие во многом от традиционализма Рене Генона, Джемаль пропагандировал в 1980-х гг. в самиздате, а затем изложил на конференции русских националистов 26 мая 1990 г.222 Там он говорил о «сакральной географии» и пытался привязать к ней Россию как «Северную Евразию». По его словам, «традиция говорит о том, что Евразия представляла собой территорию, на которой находилась одна из примордиальных империй, империя, предшествовавшая, по-видимому, Атлантиде, империя Рам, и уже в наши, более поздние времена, на протяжении последних нескольких тысяч лет, Евразия была покрыта империями, как своеобразными островками “затонувшей” империи Рам, затонувшего духовного континента, который оставил своеобразные осколки твердыни некой интегральной власти, начиная от Рама и кончая Китаем». Россию он изображал наследником «этой колоссальной воли к власти».
Представления профессиональных историков о мировой истории, которые, разумеется, разительно отличались от его собственных, Джемаль отвергал как «профанические». Зато он подхватывал евразийскую схему, настаивавшую на прямой преемственности от империи Чингисхана до СССР. Он рисовал вековой конфликт между традиционализмом, «ориентированным на эссенциальный порядок духа», и «властным творчеством», связанным с «доминацией субстанциональных ориентаций и традиций». Придавая этому конфликту географическую направленность, он изображал его как противостояние Востока и Запада. В духовном же плане он видел в нем оппозицию монотеизма, или «авраамической традиции», империостроительству, или «неоязычеству». На удивление, он подавал «авраамическую традицию» как «зерно арийской традиции», «наследие белых арийских предков» атлантического или атланто-гиперборейского корня. Воспроизводя учение австрийских ариософов, имевшее явные антисемитские коннотации, он рисовал движение этой древней духовной традиции с севера на юг в зону обитания семитских племен, якобы находившихся «в латентном состоянии». Позднее человечество погрузилось в кризис и возникло «противостояние между волей к империи и волей к истине». Центром этого противостояния Джемаль назвал Россию, «наследницу империи Рам» (Джемаль 1992). Тогда главным врагом ислама он объявлял неоязычество, отождествляя его с институтами западного общества (Колпаков 1996). Вскоре Джемаль утратил интерес к такой версии истории, однако она была с благодарностью подхвачена многими русскими националистами.
Некоторым авторам ассоциация «ариев» с «белыми людьми» кажется недостаточной. Им требуется уточнений, и они безоговорочно называют «ариев»… прямыми предками русских. «Арии – древнейшее имя русских», – заявляет один из них (Абрашкин 1999: 91). «Арии», или «арийцы», появились на небосклоне радикального русского национализма далеко не случайно. Идеологи этого движения полагают, что разбудить массы и вовлечь их в активные политические действия невозможно, не воздействуя на воображение людей с помощью героических образов. Однако эти образы они ищут не в русской истории, а связывают их с идеей сверхчеловека, идущей от Ницше и в свое время нещадно эксплуатировавшейся нацистами. Говорится о «героическом стиле», который должен быть присущ новой русской национально ориентированной элите. В поисках этого стиля такие авторы и обращаются к арийской идее и к фантазиям о «Северной Прародине – Гиперборее» (Елисеев 1995в: 9). Миф о «русских-арийцах» приобрел необычайную популярность у русских радикалов. В частности, он пришелся по душе лидеру Русского национального единства А. Баркашову, который, недолго думая, отождествил ариев с «Белой Расой», а русских представил как «наиболее прямых генетических и культурных потомков арийцев» (Баркашов 1993а).
Не разделяя идеи о Северной прародине, известный художник И. С. Глазунов также участвует в популяризации откровенно расистского мифа о «белой арийской расе» и ее наиболее славных представителях, славянах, и даже требует вернуть им почетное звание создателей Ригведы и Авесты (Глазунов 1996, № 4: 197–198, 206)223. «Арийский миф» был, как мы уже знаем, подхвачен русскими астрологами Павлом и Тамарой Глоба, которые объявили прародиной ариев якобы затонувшую Арктиду, а Южный Урал сочли едва ли не центром Земли. Одновременно миф о предках-арийцах, расселявшихся из сердца Евразии и основывавших древнейшие цивилизации Старого Света, понравился некоторым российским политикам (Баков, Дубичев 1995: 23–29)224, бизнесменам (Суров 2001: 146. О нем см.: Емельяненко 1994) и пропагандистам «русской цивилизации», в частности бывшему специалисту по политэкономии, а ныне любительнице «русской цивилизации» И. В. Можайсковой, приписавшей ей «гиперборейские арийские корни» (Можайскова 2001. Ч. 1: 464–485). Можайскова не упустила случая напомнить о славном Аркаиме и «стране городов», где якобы родились индуизм и зороастризм (Можайскова 2001. Ч. 4: 55–56)225.
Большой интерес для нас представляют взгляды москвича А. К. Белова, бывшего руководителя Московской славянской языческой общины и неизменного лидера Национального клуба древнерусских ратиборств (Белов 1992 г). Подобно многим другим своим единомышленникам, он верит в силу национального мифа (Белов 1996) и всеми силами сам пытается его создавать. Отождествляя ругов, россов, росомонов, этрусков, руян и варягов друг с другом, он еще в начале 1990-х гг. заявлял, что все они выросли из некоего мощного праславянского суперэтноса, причем объявлял русь более ранним образованием, чем славяне. Индоевропейцев он связывал с кроманьонцами, санскрит представлял языком неолитической Европы, «славянизм» выводил напрямую из культуры шнуровой керамики и боевых топоров эпохи бронзового века, по ведомой одному ему причине причислял к «шнуровикам» трипольскую культуру более раннего времени и без тени сомнения писал о «трипольской государственности». Веру в Троицу («Трибожие») Белов безапелляционно возводил к неолиту, «периоду единых европейских вед», и обвинял христианство в плагиате и искажении этой «великой идеи». Все это делалось для того, чтобы проследить непрерывное развитие «русского этноса» едва ли не с палеолита и представить язычество бесценным знанием, намного превосходившим современную науку. Действительно, раз кроманьонская культура развивалась десятки тысяч лет, а современная цивилизация много моложе, рассуждал автор, следовательно, уровень достижений первой был, несомненно, на порядок выше (Белов 1992 г: 38; 1995: 32. Ср. также: Серов 1992).
В книгах Белова до сих пор можно найти утверждение о том, что «арийцы» обладали некими «высокими знаниями» задолго до иудаизма и христианства, причем последние якобы завладели этими знаниями, обобрав «арийцев» (Белов 2007: 23, 26, 33–34). Следовательно, остается лишь заклеймить христианство, жестоко и бездумно исказившее или погубившее «древнее арийское наследие». В концепции Белова находит место и идея о передвижениях «ариев» с севера, с Северного Полюса (Белов 1992 г: 11, 47).