в себе. Точнее, это борьба сверхъестественного элемента в человеке против всего, что является хаотичным, похотливым, инстинктивным, подчиненным силам природы. Это та же самая идея, которая выражена в древнеарийском тексте воинской премудрости – в Бхагавад-гите [Bhagavadgita, «Божественная песнь» – это одна из многочисленных вставок индийского стихотворного эпоса Махабарата (Mahabarata). Бхагавад-гита возникла, вероятно, в промежутке с 100 года до н.э. до 100 года н.э., но положенные в ее основу философские учения могли быть гораздо старше. «Гита» содержит философские, метафизические и мистические учения, переданные воину Арджуне богом Кришной в человечьем обличье. Арджуна – это герой войны двух родов Кауравов и Пандавов, который, обуреваемый сомнениями, обращается к возничему его колесницы Кришне. «Гита» происходит незадолго до начала битвы. В диалоге Кришна не только призывает своего протеже к решительной борьбе, но и показывает ему его существование как воина и человека в божественном порядке и объянсяет, что душа его неразрушима и бессмертна, что ее нельзя ни разрубить мечом, ни проткнуть копьем. Советы Кришны ссылаются, среди прочего, на необходимое и узаконенное богами соблюдение обязанностей его касты и на возможность покинуть вечный круговорот реинкарнаций и, таким образом, подняться к более высокой ступени существования. Позже, в хаосе кровавой битвы, Кришна позволяет сражающимся воинам узнать в нем персонифицированный абсолют.
«Борющимся родам» – Так индолог Якоб Вильгельм Хауэр (1881-1962) начинал свою интерпретацию «Гиты». Новаторская интерпретация Хауэра включает «Гиту» в контекст индогерманской и героической традиции и делает ее основную идею понятной также читателю эпохи модерна: принятие и преодоление трагичности жизни как творение смысла арийского северного человека. Хауэр так пишет во вступлении: «Стремление к созерцанию и уходу от мира – это только одна сторона индоарийской сущности. С ней в полярном напряжении соединена огромная энергия действия, которая на протяжении тысячелетий всегда по-новому отражалась в войнах несгибаемых мужей, в процессе строительства великих империй и культур. Кто хоть раз стоял перед трехликим Шивой скалистого храма на острове Элефанта в Аравийском море близ Бомбея, тот чувствовал что-то от неслыханного мощного стремления индийской души. Сильное северное кровное наследие пришедших в Индию примерно в третьем тысячелетии до н.э. ариев не осталось скрытым. Достаточно долго с попеременным успехом шла борьба вокруг вопроса, пульсировала ли северная кровь в индоариях. Этот вопрос постепенно был решен. Исследования в области сравнения религий показали, что старейшие предания древней Индии указывают на праиндогерманскую эпоху. Сегодня также является установленным, что расовые черты индоариев исторически были связаны с той расой, которая имела определяющее влияние в индогерманском мире, с нордической.Ср. Якоб Вильгельм Хауер: Индоарийская метафизика борьбы и действия. Бхагадавад-гита с новой точки зрения. Штутгарт 1934, стр. 1 и дальше.]: «Исполнением того, что лежит по ту сторону разума, укрепи себя самим собой и убивающим врагом в форме с большим трудом преодолимого желания». Предварительное условие для внутреннего творения освобождения состоит в том, что такой враг будет полностью разбит [1939; 2].
Кришна и Арджуна
Кришна и Арджуна (шестой век до н.э.): Этот фрагмент рельефа представляет сцену из Бхагавад-гиты (диалог между богом Кришной и воином Арджуной). Увенчанный и украшенный цепью, серьгами и браслетом Кришна представлен сидящим, его четыре руки символизируют божественное всевластие. Рядом с ним или за ним стоит воин Арджуна, который держит в руках лук и стрелу. Открытые рты обоих поясняют ситуацию беседы, поднятый указательный палец Кришны демонстрирует его положение божественного учителя.
Тем не менее, в рамках героической традиции малая священная война – т.е. война как внешняя борьба – служит только как путь, с помощью которого нужно осуществлять как раз эту большую священную войну. По этой причине в текстах «Священная война» [1939; 3] и «путь Бога» часто встречаются как синонимы. Так, в Коране мы читаем: «На пути Бога – т.е. в священной войне – сражаются те, кто жертвуют земной жизнью ради будущей: так как те, кто сражается на пути Бога и будет убит, или, кто побеждает, получат высокую награду». И дальше: «И те, кто будут убиты на пути Бога – никогда он не поведет их дела по ложному пути. Он будет вести их и подарит мир их сердцам. И введет он их в рай, что он и дал им знать». Здесь намекается на физическую смерть на войне, на так называемую mors triumphalis – «победоносную смерть», что полностью соответствует классическим древнеримским преданиям. Однако то же самое учение можно понимать также и в символическом смысле. Тот, кто сумел испытать «большую священную войну» на «малой» войне, породил в себе силу, которая делает его способным победить кризис смерти. Однако и не будучи убитым физически, посредством аскетизма активного действия и борьбы можно испытать на себе смерть, можно победить внутри и воплотить «выживание». При эзотерическом объяснении, «рай», «царство небесное» и похожие наименования на самом деле являются ничем иным, как образно оформленные для народа символизации трансцендентных состояний сознания на более высоком уровне, чем жизнь и смерть.
Эти рассмотрения могут считаться также предпосылкой для того, чтобы найти то же содержание этого понятия под внешней христианской оболочкой, которую героическое нордически-западноевропейское предание было вынуждено накинуть на себя в крестовых походах, чтобы получить возможность выйти наружу. Гораздо больше, чем склонны считать подавляющее большинство людей, в идеологии крестовых походов освобождение храма, захват «святой земли» были точками соприкосновения с северной арийской традицией, которая ссылается на таинственный Асгард [Asgard, жилище германских богов], на далекую страну асов и героя, где нет смерти, и где жители радуются бессмертной жизни и сверхъестественному миру. Священная война проявлялась как полностью духовная война, так что проповедники могли буквально сравнивать ее с «очищением, подобному огню чистилища еще перед смертью». – «Какая слава для вас возвращаться из борьбы иначе, чем увенчанным лаврами. Но насколько же больше слава добиться себе бессмертной короны на поле сражения» – так говорил рыцарям-храмовникам Бернар Клервосский. [Основанный в 1118 году Орден рыцарей Храма (тамплиеров) был тесно связан с аббатом монастыря Клерво Бернаром. В 1115 году Бернар в возрасте 25 лет стал аббатом в монастыре Клерво и как защитник идеи крестового похода оказал решающее влияние на правила рыцарского ордена. В своей «Книге рыцарям храма и похвале новому рыцарству» Бернар указывал новый идеал рыцарскому сословию: посвятить героическую волю к борьбе и соблюдение рыцарского идеала более высокому смыслу, борьбе для Бога. Этот призыв был сконцентрирован в лозунге Бернара, согласно которому новые рыцари должны были бы как мужчины быть «более дикими, чем львы и более благочестивыми, чем ягнята». Этот призыв еще в 1200-1210 годах был подхвачен в «Парцифале» Вольфрама фон Эшенбаха, произведению, в котором рыцари, а не священники играют центральную роль как жречество Грааля. Нет сомнений, что оказавшееся в культурном тупике рыцарство благодаря представленной Бернаром переориентации получило новые, прежде всего, духовные импульсы. В 1146 Бернар, обладавший огромной харизмой, снова обратил на себя внимание во французском Верзеле как проповедник, призывавший к крестовому походу. Из всей Франции сходились люди, чтобы послушать его проповедь на поле вне города. Слова Бернара не дошли до наших дней, но их огромное воздействие вызвало волну воодушевления, что побудило бесчисленных мужчин тут же дать обет для крестового похода.]
«Абсолютная слава» – та самая, которую теология приписывает Господу на небесных высотах, в excelsis Deo, – предвещалась также крестоносцу. На этой основе Иерусалим, вожделенная цель «малой священной войны», представлялся в двойном аспекте, как земной город и как небесный город, и крестовый поход как задача поистине ведущего к бессмертию достижения. Переменчивые военные успехи и неудачи крестовых походов. [Закончившийся захватом Иерусалима в 1099 году Первый крестовый поход следует пониматься как одно из самых больших военных достижений мировой истории. В действительности, преодоление всех кризисов и всех жертв крестоносного войска, «пилигримов в оружии», в бесчисленных битвах против турок и арабов могут быть объяснены, прежде всего, духовной ориентацией военной цели и обещанием наивысшей особенно божественной милости при ее достижении.] вызвали сначала удивление, замешательство и даже колебание веры. Все же, потом их воздействием стало то, что они заставили очистить идею священной борьбы от всех остатков материального. Неудачный результат крестового похода сравнивался с преследуемой бедой добродетелью, ценность которой можно оценивать и вознаграждать только в связи с не земной жизнью. Тем самым – по ту сторону победы или поражения – оценка сконцентрировалась на духовной стороне действия [1939; 4]. Таким образом, священная война сама по себе, независимо от ее видимых результатов считалась средством, чтобы с активной жертвой человеческого элемента достичь надличностного совершенства.
То же учение в метафизически увеличенной степени выражается в известном индоарийском тексте – Бхагавад-гите. Сочувствие и гуманитарные чувства, которые удерживают воина Арджуну от того, чтобы выйти против врага на поле битвы, богом Кришной называются «трусостью, недостойной благородного человека и удаляющей от неба». Предсказание звучит так: «Если будешь убит – у тебя будет рай; если победишь, то будешь господствовать над землей. Поэтому решительно вставай на бой!» Внутренняя позиция, которая могла бы превратить малую войну в уже рассмотренную большую священную войну, ясно описывается следующими словами: «Когда ты посвящаешь каждое свое действие мне – говорит бог – и твой дух пребывает в наивысшем состоянии твоего «Я», далеко от всякой мысли о владении, освобожденный от жара духа, борись!» Именно в этих ясных выражениях рассказывается о чистоте этого действия: его должно хотеть ради него самого, по ту сторону каждой материальной цели, по ту сторону каждой страсти и каждой человеческой движущей силы. «Когда ты приравнял в ценности желание и горе, преимущество и потерю, победу и поражение, вооружайся для битвы: так на тебе не будет позора». Как следующее метафизическое обоснование бог объясняет различие между тем, что является абсолютной духовностью и как таковое бессмертно и неразрушимо – и тем, у чего есть только иллюзорное существование как физического и человеческого элемента. С одной стороны, нужно осознать метафизическую нереальность того, что как преходящую жизнь и смертное тело можно потерять или потерю чего можно добиться у других. С другой стороны