Учеными подсчитано, что за период 1504-1646 гг. вышло 66 полных изданий «Аркадии», не считая фрагментарных. Создавались подробные комментарии к ней, причем старинные комментаторы ограничивались, как правило, толкованием мифологических имен и названий, изредка отдельных слов, но не вдавались в подробности композиции и в раскрытие многочисленных аллюзий и реминисценций. Исчерпывающим, итоговым исследованием «Аркадии» признана работа Микеле Скерилло, подготовившего научное издание памятника в 1888 г., принятое нами за основу при подготовке книги.
Сразу по выходу в свет «Аркадия» завоевала общеевропейскую популярность. Однако в Италии после нее не было создано сколько-нибудь значимого пасторального романа. Буколический жанр прочно закрепился здесь в области поэзии, и популярность стихотворных эклог не затухала. Новое дыхание пастораль обрела, перейдя в область драматургии. К концу века она прочно заняла подмостки при дворах многочисленных итальянских правителей в виде интермедий и лирических драм, постановки которых, как правило, отличались пышностью и великолепием. Наряду с пастухами здесь действовали языческие боги и полубоги (нимфы, сатиры, фавны), а сюжеты отличались усложненностью и запутанностью любовных интриг. От саннадзаровской простоты и прозрачности сочинители пасторалей перешли к вычурно-изощренным формам, близким эстетике барокко. Вершинами жанра пасторальной трагикомедии принято считать «Аминту» Торквато Тассо и написанного отчасти в подражание ему «Влюбленного пастуха» Гварини. В обеих этих пьесах ощутимо влияние Саннадзаро, и действие разворачивается в условном пространстве Аркадии.
Традиция прозометрических пасторальных романов Возрождения продолжилась в Испании. В 1542 г. посмертно был опубликован роман поэта-воина Хорхе де Монтемайора «Диана» в семи книгах, вызвавший восхищение современников. Действие начинается с того, что протагонист пастух Сирено (от его лица выступает сам автор, подобно Синчеро у Саннадзаро) возвращается на родину, где он проводил счастливые дни вблизи своей неверной возлюбленной. Здесь пастух предается любовным переживаниям наряду с Сильвио, его неудачливым соперником, и пастушкой Сельвахией. По ходу сюжета создается запутанная интрига, позволяющая автору успешно сочетать две традиции, буколическую и романическую. Классическим пастушеским романом признавалась именно «Диана», а в ее изобильных поэтических вставках ощущается прочное влияние Петрарки наравне с Саннадзаро. В чертах пастухов и пастушек испанского романа, в отличие от итальянского образца, отчетливо угадываются изысканные придворные дамы и кавалеры. По горячим следам «Дианы» был опубликован испанский перевод «Аркадии» (1547 г.), выполненный Диего Лопесом де Айяла и Диего де Салацаром. Но были и прецеденты. Выдающийся лирик испанского Возрождения Гарсиласо де ла Вега (1503-1536) во второй эклоге использовал значительный фрагмент Прозы 8, что способствовало росту популярности неаполитанского поэта в Испании. Превосходно знал «Аркадию» и Сервантес, выучивший язык во время своего длительного пребывания в Италии. Его первый романический опыт — задуманный еще в алжирском плену пасторальный роман «Галатея». Первая его часть вышла в свет в 1585 г., вторая так и не была написана. В нем великий писатель, пользуясь схемой «Аркадии» и «Дианы», выходит за пределы буколического жанра, введя в действие богатый приключенческий материал на основе греческого писателя Гелиодора и дав между прочим превосходные образцы испанской лирики. Явление в финале нимфы, которая оказывается музой Каллиопой, вызывает в памяти Нимфу из Прозы 12, проводницу Синчеро через подземное царство. Но в уста своей богини Сервантес вкладывает не туманное пророчество о смерти дамы, а вдохновенную оду великим поэтам Испании. Значение, которое он придавал первому детищу своего пера, подтверждается тем фактом, что всю жизнь Сервантес хотел написать продолжение «Галатеи», но эту мечту ему не удалось осуществить. В шестой главе первой части «Дон Кихота» есть шуточное, но довольно любопытное высказывание относительно пастушеских романов. При обследовании библиотеки сеньора Кеханы цирюльник, раскрыв «Диану» Хорхе де Монтемайора, рассуждает о пасторалях следующим образом: «Они не заслуживают сожжения, подобно романам, ибо не причиняют и не причинят такого вреда, как рыцарские романы: это просто занимательное и нисколько не вредное чтение». На что племянница Дон Кихота ему возражает:«.. .может случиться, что сеньор мой дядя, вылечившись от своей рыцарской болезни, начнет читать стихи, и ему вздумается сделаться пастушком и отправиться бродить по рощам и полям, наигрывая на свирели и распевая, а не то и сам станет поэтом, что еще хуже, ибо, по слухам, болезнь эта не излечима и прилипчива»[17]. Стоит добавить, что «заболевание» эпохи пастушескими романами началось с подачи Саннадзаро. Недаром третий пастушеский роман Испании так и назывался «Аркадия» и принадлежал перу знаменитого Лопе де Бега. Он посвящен любовным перипетиям пастуха Анфрисо, в образе которого изображен герцог Альба, и пастушки Белисарды.
В Португалии влияние Саннадзаро сказалось на творчестве Луиса Камоэнса. Если в любовных сонетах он ориентировался на Петрарку, то в полиметрических эклогах нередко использовал стихотворные формы неаполитанского поэта, обогащая ими национальную литературу. Примечательно, что в пасторальной лирике Камоэнса традиционные для португальской поэзии испанские формы (квин-тильи, глоссы и др.) уступают место итальянским. Так, монологи Белизы в третьей и Афарио во второй его эклогах написаны в форме фроттолы, характерной, как уже отмечалось, только для неаполитанской литературы; метрическая схема канцоны, открывающей вторую эклогу Камоэнса, идентична канцонам «Аркадии», но превышает их количеством станс. Остров Любви в последних песнях «Лузиад» португальский поэт выстраивает по модели идиллического мира «Аркадии»; там, среди античных нимф, воины Васко да Гамы вкушают отдых после понесенных трудов опасного плавания. Первый пастушеский роман вышел в Португалии только в 1604 г. (через столетие после «Аркадии» Саннадзаро), назывался он «Весна» и принадлежал перу Франсиско Родригеса Лобо (1579-1621), изысканностью стиля заслужившего высокую оценку Сервантеса.
В Англии моду на Саннадзаро ввел блистательный поэт-воин сэр Филип Сидни (1554-1586), одаривший отечественную словесность первым пасторально-рыцарским романом, озаглавленным «Аркадия». В трактате «Защита поэзии» (ок. 1580), литературном манифесте английского Возрождения, Сидни доказывает благотворность сочетания поэзии и прозы на примере Саннадзаро и Боэция и выдвигает тезис о жанровом синтезе пасторального с героическим. «Не пастораль ли заслужила немилость? — восклицает он, — ... стоит ли пренебрегать бедной свирелью, на которой Мелибей пел о страдании народа, притесняемого жестокими лордами и жадными солдатами, а Титир — о блаженстве тех, кто простерт внизу, коли добродетельны сидящие на верху?»[18] Таким образом, через аллюзию на политические подтексты в эклогах Вергилия поэт дает понять, что под внешне отвлеченной и нейтральной оболочкой пасторали кроются высокие гуманистические идеи. Практическим воплощением этих взглядов и стала его «Аркадия», посмертно напечатанная в 1590 г. сестрой поэта графиней Пемброук. Обстановка романа взята у Саннадзаро, правда, с оговорками: в Аркадии Сидни есть, например, свой правитель, герцог Базилий; сюжет построен на основе «Эфиопики» Гелиодора, позднеантичного авантюрного романа. Сидни, видимо, считал, что лишь при совмещении жанров (в данном случае пасторального с героическим) достигается художественная полнота литературного произведения и, напротив, строгое следование канонам одного жанра подразумевает творческую бесцветность. Признавая совершенство стиля Саннадзаро, великий елизаветинец полагает его не только условной моделью для фона, на котором разворачивается действие романа, но и пользуется сходным структурным построением. Как и Саннадзаро, Сидни отделяет равномерно эклоги от проз и делает это с помощью специально введенных интермедий, завершающих каждую из пяти частей романа. Таким образом, авантюрно-рыцарские сюжетные линии расположены симметрично относительно пасторальных частей. «Аркадия» Сидни имела две редакции, названные соответственно «Старой» и «Новой», Значительно расширенная, вторая редакция не была завершена из-за гибели автора, скончавшегося от ран в бою во время Нидерландской кампании. Пасторальную традицию Сидни продолжил другой великий елизаветинец Эдмунд Спенсер в посвященном ему своем первом произведении «Пастуший календарь» (опубликован в 1579 г.). Здесь, в двенадцать эклог, соответствующих месяцам года, Спенсер включает все составляющие «буколического кода» (диалоги пастухов, любовные песни, плач об усопшем, песенные состязания) и привносит многое от себя, например, английский колорит и необычайную для пасторали тему противопоставления католической и протестантской церквей (эклога «Июль»). Отметим, что и роман Сидни, и сборник эклог Спенсера только в последние годы были переведены на русский язык, но литературоведческий интерес к ним, в том числе и в нашей стране, не ослабевает по сей день. Шекспир, охотно бравший сюжетные ходы для своих драм из пасторальных романов и пьес Монтемайора, Гварини и Сидни, у Саннадзаро позаимствовал имя Офелия, из мужского превратив в женское и дав его знаменитой героине «Гамлета». В XVII веке к традициям Саннадзаро обращался Джон Мильтон, сочиняя свою траурную идиллию «Люсидас».
Во Франции «Аркадия» Саннадзаро увидела свет в переводе Ж. Мартена, секретаря кардинала Ленонкура, в 1544 году. Переводчик сопроводил текст подробным комментарием в виде словаря, где даны пояснения к именам и географическим названиям, встречающимся в романе. При воспроизведении эклог он пользовался размерами, характерными для старофранцузской поэзии: десятисложник с парной и перекрестной рифмовками, изредка допускал шестисложные строки. В прозаической части Мартен значительно упрощает синтаксические конструкции Саннадзаро, предпочитая разбивать его сложные периоды на отдельные короткие предложения. Избегает он и подчас навязчивых стилистических оборотов оригинала, в частности, излюбленных Саннадзаро литоты и плеоназма. Влияние «Аркадии» испытали на себе поэты «Плеяды», прежде всего Ронсар в своих эклогах и Реми Белло в прозиметрической «Пасторальной поэме». Глава лионской школы поэтов Морис Сэв создал поэму на основе латинского текста Саннадзаро «Ивы», включенного в состав «Рыбачьих эклог». Традиции пасторального романа во Франции восприняла в следующем веке прециозная литература в лице ее выдающегося памятника, огромного романа Оноре д'Юрфе «Астрея». Подобно своим источникам, «Аркадии» Саннадзаро и «Диане» Монтемайора, «Астрея» также имеет стихотворные вставки различных форм, ее проза развивает приемы стиля барокко, а под обличием пастухов и пастушек проступают черты утонченных аристократов. Уступив место придворной галантности, утонченности и даже манерности, из пасторали окончательно ушла классическая простота и грубоватость сельских пастухов, те черты, которыми так дорожил неаполитанский поэт в угоду античным образцам. Такой оборот соответствовал определенной эстетической программе, установленной вкусами французских читателей данной эпохи.