Прокопий Кесарийский считает, что ромеям досталась одна пятая, а персам — четыре пятых армянских земель[4]. Хотя верховная власть перешла к персидскому шаханшаху и римскому императору, институт местных царей был упразднен не сразу. На западе, правда, Аршакиды правили всего несколько лет, до 390 г., на востоке же представители этой династии оставались у власти до 428 г. Армения как политическая единица лишилась ряда окраинных областей, границы царства Аршакидов резко сократились, некоторые территории были отторгнуты ранее[5].
События 387 г. упоминаются даже в самых сжатых изложениях армянской истории. Эта дата символизирует границу между двумя историческими эпохами — традиция, берущая начало в средневековой историографии. Р. Груссэ сравнивает соглашение о разделе Армении с Верденским договором 843 г., по которому обширное государство Карла Великого было поделено между тремя братьями-королями. В обоих случаях, полагает он, это привело к роковым последствиям. Повсеместно подчеркивается, что утрата государственной самостоятельности глубоко повлияла на последующий ход истории армян.
Действительно, народ, прошедший длительный путь развития, создавший собственную цивилизацию, накануне нового расцвета своей духовной культуры должен был приспосабливаться к иным, достаточно чуждым правовым системам Сасанидского государства и Римской империи. Общественные отношения, сложившиеся на армянской почве, вступали в неизбежное противоречие с отношениями, свойственными двум другим мирам — иранскому и византийскому. В условиях чужеземного владычества особую остроту приобрела идейная конфронтация. Рубеж между двумя эпохами вполне очевиден.
Однако, абсолютизируя роль событий 387 г. для последующего развития армянской истории, мы невольно игнорируем ряд явлений, эволюция которых подчиняется собственным закономерностям и требует иного подхода к исследованию. Анализ реальной действительности нередко вносит коррективы в спекулятивные историко-философские построения. Сами факты лежат на поверхности, некоторые из них носят хрестоматийный характер. Но только при их сведении воедино и систематизации можно выйти за пределы тех общих рассуждений об армянской истории, которые создают недифференцированное представление об историческом процессе. Речь идет о политической роли армян в условиях иноземного владычества, о тех формах самоуправления, которые возникали в этих условиях и в ряде случаев принимали институционный характер. Современная наука не могла, разумеется, совсем оставить без внимания подобные факты. «С разделом Армении большая часть ее превращалась в вассально зависимую от сасанидского Ирана страну с сохранением своего внутреннего самоуправления на основе сложившегося к тому времени нахарарского права», — пишет С. Т. Еремян[6]. Много упоминаний об автономии армян в обширном труде Ж. Лорана[7]. Термином «автономия» пользуется Р. Груссэ[8]. Наличие институтов самоуправления отмечено в трудах К. Л.Туманова[9].
Эта проблема исследована в трудах А. Н.Тер-Гевондяна. Обратившись к изучению института первенствующего князя в условиях арабского владычества[10], автор затем предпринял попытку выявить его генезис[11] и широко использовал результаты своих исследований в монографии «Армения и арабский Халифат»[12]. Результаты исследований А. Н. Тер-Гевондяна нашли широкое отражение в новом издании известной книги Ж. Лорана «Армения между Византией и исламом», подготовленном выдающимся востоковедом-арабистом М. Канаром[13]. О самоуправлении как одной из специфических черт эпохи говорится, наконец, в соответствующем томе «История армянского народа», изданной Академией наук Армянской ССР[14]. И хотя эти работы не преследовали цель исчерпать материал и осветить проблему во всем ее объеме, они в достаточной мере обосновали идею о самоуправлении армян — в них обрисовано действие его своеобразных институтов в период арабского владычества.
В литературе уже отмечалось, что самоуправление армян явилось той почвой, на которой после перерыва в четыре с половиной столетия сформировалось самостоятельное государство с присущими ему институтами. Основание суверенного государства «Великая Армения» в конце IX в. и царский титул Ашота I Багратуни непосредственным образом связаны с институтом первенствующего князя, функционировавшего в период, когда Армения входила в состав халифата[15]. Но сам институт первенствующего князя имеет длительную историю и генетически восходит к тем формам самоуправления, которые появились сразу же после падения Аршакидов. В то же время эту проблему можно и нужно решать шире, не ограничиваясь институтом царской власти, и попытаться проследить развитие и других структур, имеющих отношение к данной теме. Только при таком подходе появление собственной государственности можно включить в именно армянский исторический контекст. В дальнейшем мы попытаемся рассмотреть проявление армянской автономии в промежутке между двумя царствами, при этом постараемся обратить особенное внимание на институционные формы, не пренебрегая и теми фактами, которые носят единичный характер и вызваны к жизни совокупностью обстоятельств в данный период и в данном месте. Эта тема, связанная с предысторией эпохи Багратидов, рассмотрена нами в трех разделах первой главы, посвященных соответственно Армении при марзпанах, Армении в условиях византийского и в дальнейшем арабского владычества.
Трудности изучения институтов самоуправления связаны с тем, что сведения об институтах как таковых и об их действии в источниках (как местного, так и иноземного происхождения) крайне редки. Объект исследования приходится восстанавливать. Для этой цели существует, по-видимому, единственный способ — собрать воедино сведения о лицах, принадлежавших к этим институтам и осуществлявших их действие в реальной обстановке. Этот метод предусматривает составление множества биографий и выделение фактов, связанных с интересующим нас аспектом. Без широкого применения просопографии изучение институтов самоуправления в Армении немыслимо.
Для решения этой задачи ценным подспорьем является пятитомный словарь армянских личных имен Р. Ачаряна[16]. Крупнейший лингвист Р. Ачарян был также замечательным эрудитом, знатоком армянских первоисточников. Словарь охватывает имена и сведения об их носителях с древнейших, отраженных в письменных первоисточниках времен до XVIII столетия, с убывающей, правда, полнотой. Сведения памятников армянской письменности (в том числе и надписей), как правило, почерпнуты непосредственно из изданий первоисточников. К сожалению, Данные иноязычных источников взяты в основном из вторых и третьих рук, хотя автор владел греческим, латинским, арабским, персидским и множеством других языков. В словаре, как неоднократно подчеркивалось, немало неточности, автор не всегда правильно трактует данные источников, многое в его изложении неоправданно опущено. Тем не менее этот словарь благодаря ссылкам на источники сохранит свое значение до тех пор, пока не появится издание, выполненное на более высоком уровне. В настоящей работе все сведения, относящиеся к просопографии, сверены со словарем Р. Ачаряна. Ссылки на соответствующие статьи словаря избавляют нас от необходимости указывать все источники, в которых отражена деятельность того или иного лица; указаны преимущественно те данные, которые относятся к аспекту исследования.
Просопографические данные первенствующих князей систематизированы в трудах А. Н.Тер-Гевондяна и в новом издании книги Ж. Лорана[17]. Список марзпанов-армян и первенствующих князей приводит К. Л. Туманов[18]. К сожалению, менее ценной для наших целей оказалась другая работа этого автора, посвященная генеалогиям армянской, грузинской и албанской знати[19], поскольку в ней нет ссылок на источники. Тем не менее и этот труд, по-своему замечательный, служит для контроля наших собственных изысканий.
1. Армения при марзпанах
В 428 г. последний на Востоке представитель династии Аршакуни, царь Арташэс, был лишен власти, и страна обратилась в одну из провинций Ирана — марз. Верховную власть от имени персидского шаханшаха осуществлял марзпан[20]. Таким образом Армения стала одной из составляющих Сасанидской державы.
Царь Арташэс лишился власти в результате интриг нахараров, оговоривших его перед персидским царем, утверждают армянские авторы. В эту эпоху роль нахараров в общественной жизни, их влияние во всех сферах обозначились едва ли не ярче, чем в период правления армянских царей.
В IV–V вв., в период, о котором мы судим в первую очередь по данным хорошо осведомленных, местных авторов, нахарары представали как сословие, определявшее структуру общества в целом. Они выполняли воинские обязанности, служили при дворе царя, а в собственных уделах были полновластными владыками. Положение нахарара и его фамилии на иерархической лестнице определялось гахом. Гах — место нахарара во время торжественных собраний во дворце. Также и бардз, т. е. подушка, которая использовалась во время дворцовых приемов, приобретала тем самым обрядовое значение. Последовательность гахов фиксировалась местнической грамотой, гахнамаком, в которой перечислялись все места — от высшего к низшему. Порядковый номер гаха (собственно, его владельца) и служил мерилом