Больше ничего тревожного в эту ночь не было. Ганимар погрузился в сон, и барон имел честь слышать его спокойное ровное похрапывание.
На рассвете барон и комиссар покинули привратницкую. Вокруг все дышало глубоким покоем: замок, сонная река, прибрежный тростник. Барон затрепетал от радости, Ганимар сохранял присущую ему невозмутимость. Они поднялись по лестнице. Тишина. Ничего подозрительного.
– А я вам что говорил, господин барон? Не надо было мне соглашаться. Стыдно брать деньги ни…
Ганимар открыл ключом дверь и вошел в галерею.
Стражники, ссутулившись и свесив руки, крепко спали на своих стульях.
– Ах вы, барбосы негодные! – рассердился комиссар.
В ту же секунду раздался жалобный вопль барона.
– Мои картины! Поставец!
Барон протянул руку к пустой стене, туда, где торчали одни лишь гвозди и болтались ненужные теперь веревки. Обводя другой рукой галерею, он, задыхаясь, бормотал:
– Мои канделябры Людовика XVI… Светильник эпохи Регентства… Святая Дева двенадцатого века…
Барон забегал по галерее в отчаянии и ужасе. Он одновременно подсчитывал убытки и оплакивал потери, он выкрикивал суммы, которые заплатил, складывал цифры и рыдал от горя. Барона корчило, он дергался в конвульсиях, его душили отчаяние и ярость, он метался, не зная, что делать и за что взяться. Похоже было, что бедняге, потерявшему все свое драгоценное имущество, оставалось только одно: утратить еще и рассудок.
Утешением ему мог послужить только ступор, в который впал комиссар Ганимар. В противоположность мечущемуся барону комиссар стоял неподвижно. Он как будто окаменел. Однако глаза его медленно перемещались с предмета на предмет. Окна? Закрыты. Створки двери? Тоже. Нет бреши в потолке. Нет дыры в полу. Вокруг идеальный порядок. Работа была проделана методично и безупречно, по заранее составленному плану.
– Арсен Люпен! Ну Арсен Люпен… – пробормотал он.
Тут комиссар очнулся, будто и до него наконец докатилась волна гнева, подбежал к помощникам и принялся их трясти, осыпая ругательствами. Но те не просыпались.
– Черт! Тут что-то не так!
Ганимар наклонился и внимательно пригляделся: сон был явно неестественным.
– Их усыпили, – сказал комиссар барону.
– Кто?
– Люпен, черт его побери!.. Или шайка, которую он подучил. Это его рука, его почерк.
– Значит, все пропало. Ничего не поделать.
– Ничего не поделать.
– Но это ужасно. Это чудовищно.
– Подайте жалобу.
– Зачем?
– Черт побери! Всегда надо бороться. У полиции найдутся средства.
– Средства? Да вы по себе можете судить, какие у нее средства! Сейчас самое время искать улики, следы, выискивать, вынюхивать, а вы стоите и не шевелитесь.
– Искать улики после Арсена Люпена? Нет, сударь, нет, мой дорогой барон, Арсен Люпен после себя улик не оставляет. Он не допускает случайностей, этот прохвост Арсен Люпен. И я даже задаю себе вопрос: уж не был ли арест в Америке частью его плана?!
– Прощайте, мои картины! Прощай, моя жизнь! Он похитил самое ценное из моей коллекции! Я готов отдать целое состояние, лишь бы вернуть свои сокровища обратно. И если невозможно сделать это законным путем, пусть Арсен Люпен назначит свою цену!
Комиссар Ганимар пристально посмотрел на барона.
– А ведь это разумная мысль. И вы действительно готовы так поступить?
– Конечно готов. Но почему вы об этом спрашиваете?
– Да потому что и у меня появилась одна мыслишка.
– Какая?
– Мы о ней потолкуем, если следствие ни к чему не поведет… Но обо мне ни слова, если вы желаете успеха.
И прибавил, процедив сквозь зубы:
– Ведь хвастаться мне особо нечем, по чести сказать.
Помощники Ганимара понемногу пробуждались от гипнотического сна. Они открыли глаза и с удивлением пытались понять, что происходит. Ганимар принялся их расспрашивать, но те ничего не помнили.
– Вы видели кого-нибудь?
– Никого.
– Постарайтесь напрячь память.
– Никого.
– Вы что-нибудь пили?
Они задумались, потом один сказал:
– Да, я пил воду.
– Воду из этого графина?
– Да.
– И я тоже, – сказал второй.
Ганимар понюхал воду, потом попробовал. Никакого запаха, никакого вкуса – вода как вода.
– Нечего тут делать, не будем терять времени! – объявил он. – В пять минут загадки Арсена Люпена не разгадаешь! Но, черт подери, я вам обещаю, что опять поймаю его на удочку. Второй раунд выиграл он! Но за мной следующая партия!
В тот же день барон Каорн подал жалобу на Арсена Люпена, содержащегося в Санте, назвав его виновником ограбления.
Барон часто сожалел об этой жалобе, видя у себя в Малаки то жандармов, то следственного судью, то прокурора, то журналистов, то просто любопытных, которые совали нос куда ни попадя.
Ограбление, разумеется, взволновало публику. Оно произошло в крайне необычных обстоятельствах. Имя Арсена Люпена было у всех на устах, газетные колонки изо дня в день пополнялись самыми фантастическими историями, и публика им верила. Но особое впечатление произвело первое письмо Арсена Люпена, опубликованное в «Эко де Франс» (как оно туда попало, до сих пор никто не знает), в котором он предупреждал барона Каорна о грозящей ему опасности. Посыпались самые невероятные предположения и объяснения. Вспомнили о существовании подземелий и тайных ходов. Следственному судье особенно понравилась эта версия.
Замок облазили сверху донизу. Постучали по каждому камню, проверили все деревянные панели, все камины. Трубы, оконные рамы и балки потолков. При свете факелов обшарили все обширные погреба, где когда-то сеньоры Малаки хранили оружие и припасы. Изучили скалу. Но ничего не нашли. Не было никаких подземелий. Не было подземных ходов. Публика разволновалась еще больше. Поставец, картины не могли раствориться в воздухе! Их должны были вынести через дверь или через окно! И люди, которые их выносили, тоже должны были войти или выйти. Кто эти люди? Как они проникли в замок? И как они из него вышли?
Следственный отдел Руана расписался в своем бессилии и обратился за помощью в Париж. Господин Дюдуи, префект парижской полиции, отправил в замок лучших своих ищеек из бригады розыска. Он прибыл в замок лично и вместе с помощниками двое суток осматривал Малаки. Но и они не продвинули дело ни на шаг.
Тогда господин Дюдуи пригласил к себе комиссара Ганимара, который не раз распутывал весьма сложные дела.
Ганимар молча выслушал своего начальника, покачал головой и сказал:
– Полагаю, следствие пошло по ложному пути, сосредоточившись на замке. Решение нужно искать в другом месте.
– Где же?
– У Арсена Люпена.
– Люпена? Но таким образом мы признаем, что кражу совершил он!
– Согласен. И лично я именно это и признаю.
– Послушайте, Ганимар, такого не может быть. Арсен Люпен находится в тюрьме.
– Да, Арсен Люпен в тюрьме. Да, он под стражей. Но даже сиди он прикованный за ноги, со связанными руками и кляпом во рту, я бы все равно сказал: это Арсен Люпен.
– Почему?!
– Да потому что один только Люпен способен задумать такую операцию и осуществить ее так, что она увенчалась успехом.
– Это все слова, Ганимар!
– Слова воплотились в реальность. Поверьте мне, не стоит заниматься подземельями и нажимать на камни, надеясь, что один повернется и откроет подземный ход. Наш голубчик не действует по старинке. Он современный человек. Я бы даже сказал, он человек будущего.
– И что из этого следует?
– А то, что я прошу у вас разрешения провести час с Люпеном в его камере.
– В камере?
– Да. Возвращаясь из Америки на пароходе, мы с ним, можно сказать, подружились. Думаю, я не ошибусь, сказав, что он проникся симпатией к тому, кто сумел его арестовать. И если у него есть возможность дать мне необходимые сведения без того, чтобы себя скомпрометировать, он, не колеблясь, избавит меня от лишних хлопот.
Время двигалось к полудню, когда комиссара Ганимара проводили в камеру к Арсену Люпену. Арсен лежал на кровати. Он поднял голову и радостно воскликнул:
– Вот сюрприз так сюрприз! Неужели ты, мой дорогой Ганимар?
– Собственной персоной.
– Мне многого хотелось в том уединении, которое я для себя выбрал, но больше всего – нашей встречи!
– Любезно.
– Вовсе нет, мое уважение к тебе совершенно искренне.
– Польщен.
– Я всегда говорил: Ганимар – лучший из наших сыщиков. Он почти – ты видишь, я говорю откровенно, – да почти что Шерлок Холмс. И я всерьез огорчен, что могу усадить тебя только на этот жалкий табурет. Не могу предложить ни лимонада, ни стаканчика пива. Извини, но я здесь проездом.
Ганимар, улыбаясь, сел, а узник снова заговорил, обрадовавшись собеседнику.
– Господи! Как же приятно смотреть в лицо честному человеку. Настоящее отдохновение! Я устал от всех этих шпионских рож, от всех этих соглядатаев, которые по десять раз на день обшаривают мои карманы и мою бедную камеру – не задумал ли я убежать? Просто удивительно, до чего дорожит мною государство!
– И справедливо.
– Да нет же! Я был бы счастлив жить потихоньку в своем скромном уголке.
– На чужие деньги.
– Ты так думаешь? Да, это было бы несложно. Но я на радостях разболтался, говорю всякие глупости, а ты, возможно, спешишь, Ганимар. Перейдем к делу, дорогой друг. Говори, из-за чего я удостоился такой чести?
– Из-за барона Каорна, – объявил Ганимар без околичностей.
– Погоди секунду! У меня столько разных дел. Сейчас, сейчас у меня в голове появится папка с делом Каорна. Так! Вот и она! Каорн, замок Малаки, Нижняя Сена. Два Рубенса, один Ватто и несколько мелочей!
– Мелочей?!
– Честное слово, поверь, это не шедевры. Есть гораздо лучшие вещи. Но главное, что ими заинтересовался ты. Так что тебя интересует, Ганимар?
– Рассказать тебе, как ведется следствие?
– Нет необходимости. Я уже прочитал утренние газеты. И даже позволю себе сделать замечание: вы двигаетесь очень медленно.