— Да я ж… — Артемка запнулся. — У меня ж и пояса нету…
— Пояс тебе дадут, — успокоила она. — И чулки, и ботинки, и тужурку — все. Правда, дядя Пепс? Ну, хочешь, я скажу?
В тот же день Шишка сказал Артемке:
— Сдается, парень, тебе оракул выпал. Иди, Самарин зовет. Он там, у грека в кабинете, сифон пьет. Не иначе, как на работу нанимать будет. Акробатом. А может, по шее накостыляет. Очень даже просто: не шляйся на даровщину в цирк.
Но Артемка лучше знал, зачем его зовут, и немедленно явился в знакомую уже комнату. Там, как и раньше, за столом сидел горбоносый грек и считал на счетах, а Самарин, сидя напротив, глотал коньяк и запивал сельтерской.
Видя, что на него не обращают внимания, Артемка сказал:
— Вы звали меня?
Самарин взглянул, выпучил глаза и, не успев проглотить, прыснул сельтерской на пол:
— Ой, умру!.. Убил!.. Посмотрите, посмотрите на это чучело!.. Сын миллионера!.. Без пояса!.. Заплатанный!.. Ха-ха-ха!..
— Это тот мальчик, что пантомиму нашел, — узнал грек. — О, хороший мальчик! Только дырок много.
— Ой, да хоть не смешите вы!.. Дырок много! Да он весь сплошная дырка!
И сейчас же, как будто и не он только что смеялся, деловито сказал:
— Ну, приходи в пять часов на репетицию. Да подпояшься чем-нибудь! Миллионер!
Артемка вышел красный и растерянный. Он не знал, чего ему больше хотелось: обнять Самарина или стукнуть его кулаком по животу, чтоб не хохотал.
К пяти часам собралось на репетицию человек пятнадцать. Пришел и Пепс Он был, видимо, чем-то встревожен и нервно поворачивал голову ко всякому, кто заговаривал о пантомиме. У Артемки горели уши. Ляся сидела рядом и ободряла:
— Ты не бойся! У тебя обязательно выйдет.
Из-за портьеры появился Самарин. От него несло перегаром, но к этому все привыкли.
— Ну-с, так, — сказал он, садясь на столик посредине арены. — Можно начинать. Пантомиму все знают? Нет? Слушайте. У миллионера Уптона двое детей Этли и Джон. Их выкрадывает знаменитый похититель детей, негр Дик Бычий Глаз. Смелый мальчик нашел способ бежать, но Дик догоняет детей и жестоко избивает. Между тем миллионер обратился к знаменитому сыщику Нату Пинкертону. Сыщик находит преступника и освобождает детей, а Дик кончает жизнь на электрическом стуле. Ну-с, начнем! Картина первая: Джон и Этли играют в теннис. Шишкин внук, становись здесь, Мари, стань напротив. Начинайте!
Вслед за тем Самарин срывается с места и в ужасе кричит:
— Стой! Стой! Ты что делаешь? Что ты де-е-елаешь?
— Играю, — говорит огорошенный Артемка.
— Играешь? Во что играешь? Во что?
— Ну, в бабки…
— В бабки?.. О боже мой! Да где же ты видел, чтобы дети американских миллионеров играли в бабки? В теннис, понимаешь, дурья голова, а не в бабки! В бабки играют дети сапожников, а не миллионеров. Становись сюда. Смотри, как я буду играть с Мари. Я бью по мячу. Мари отбивает мяч. Я опять посылаю мяч, Мари вернула.
К удивлению присутствующих, Артемка довольно сносно подражает. Ляся хлопает в ладоши и радуется:
— Ну, вот видишь! Я же говорила!
— Так, — кивает Самарин, — правильно. Совсем другое дело. Правильно. Ну-с, в это время Дик со своими сообщниками перелезает через забор и прячется в кустах. Забор здесь. Кусты здесь! Пепс, лезь!
Пепс поднимается с места, в волнении глотает воздух и опять садится.
— Ты что? Нездоров? — спрашивает Самарин. Пепс хочет ответить, но только проводит ладонью по лицу.
— Ну, что же ты?
Пепс поднимается, вздыхает и направляется к «забору».
«Пьяный, — решает Самарин. — Или влюбился в кого?»
Репетиция продолжается.
Но одно дело — играть в теннис, а другое — показать манеры сына американского миллионера.
Самарин ругает Артемку идиотом, сапогом, растопыренной лягушкой. У Артемки от старания взмокли волосы, но манеры не получаются А тут еще Артемка высморкался без помощи платка. Увидя это, Самарин отпрянул назад и в ярости закричал:
— Вон! Вон с арены! Чтоб духу твоего здесь не было! Искалечу!..
Артемка в страхе бросился на конюшню, где стояла цирковая лошадь Роза. Но Самарин «отошел», и Артемку вернули на арену.
Когда наконец Самарин объявил, что «на сегодня хватит», Артемка пробрался в дедову комнату, лег там на топчан лицом вниз и расплакался. С тех пор как умер отец, он ни разу не плакал, а тут слезы так и лились, и от них щеки его стали мокрыми. Он всхлипывал и рукавом утирал лицо и не видел, что над ним стоит Ляся и жалобно кривит губы. А потом, когда увидел, то сказал:
— Ну, чего ты?.. Сама втравила меня, а теперь смеешься…
— Я не смеюсь, что ты! — сказала Ляся. Она села на топчан, обняла Артемкину голову и поцеловала его в мокрую щеку. И от этого Артемке еще больше захотелось плакать.
— Ты понятливый, — утешала она его, — только у тебя манеры не такие. Вот в Астрахани Джона играл гимназист. Он совсем плохо играл, а манеры у него были настоящие. А ты нос пальцами вытираешь, кулаками все время размахиваешь и в затылке чешешь. Потому на тебя Самарин и кричит.
— И черт с ним! — сказал Артемка, все еще всхлипывая. — Пусть он сам и играет Джона, когда так.
— А знаешь что? Пойдем сейчас на арену и будем сами репетировать. Там уже никого нет. Пойдем!
— Как же это? Без Самарина?
— А на что он нам! Я ведь знаю, как эту роль играть. Я четыре раза в этой пантомиме участвовала. Пойдем, а?
Артемка посмотрел на нее, вытер в последний раз рукавом лицо и поднялся с топчана.
— Ладно, — сказал он, — но только чтоб без насмешек!..
Уже на другой день Самарин заметил, что в движениях Артемки стало больше уверенности и сдержанности. Правда, когда он ходил по арене, то все еще двигал локтями и плечами, будто пробирался сквозь толпу, но уже затылок не чесал и кулаками не размахивал. А еще спустя два дня перестал и локтями двигать.
Особенно Артемке не давалась сцена, в которой Джон смело и с достоинством отказывается написать отцу письмо с просьбой о выкупе. Но, когда удалась и эта сцена, Самарин, не знавший, что наряду с ним действует другой режиссер, хвастливо воскликнул;
— Видали? Да я медведя научу герцогским манерам, а не то что…
И тут же придумал историю, как у него в Ярославле роль принцессы исполнял бродяга и как к этому бродяге приходили объясняться в любви местные поклонники.
Артемка ободрился и повеселел, но поведение Пепса его тревожило и озадачивало. А с Пепсом действительно творилось что-то неладное. На репетиции он опаздывал, а раз и совсем не явился, так что за ним пришлось посылать деда Шишку. Репетируя, он нервно поводил плечами, будто ему было холодно. От прежнего энтузиазма, с которым он играл Бульбу, не осталось и следа. Он поблек и, казалось, даже похудел. В глазах его были тревога и тоска.
«Что такое?» — думал Артемка. В эти дни, занятые репетициями, ему почти не приходилось оставаться с Пепсом наедине. Но раз, заглянув в конюшню, Артемка увидел, что Пепс стоит перед Розой, гладит ее между ушами и что-то тихо говорит. Артемка подумал, что Пепс болен, и спросил:
— Ты что? Нездоров?
Пепс взглянул и покачал головой.
— Здесь, — показал он на сердце, — очень болит.
Он еще что-то хотел сказать, но пришел конюх, и Пепс замолчал. А потом Артемку и Пепса позвали на репетицию. Так Артемка и не узнал, отчего загрустил его приятель.
Большой день. Скандал. Овации
Артемка не знал, чего он больше хочет: чтобы этот день пришел поскорее или чтобы он не приходил никогда. Чем он ближе, этот день, тем страшнее становилось Артемке.
Накануне он долго не мог заснуть: ему казалось, что в будке особенно душно и особенно тяжело пахнет кожей. Пошел дождь и долго выстукивал о крышу что-то тревожное. Заснул Артемка перед рассветом. А когда проснулся, то было такое чувство, будто и не спал вовсе, а только на минутку закрыл глаза. Через кругленькую дырочку прямо в глаза бил солнечный луч. С улицы доносился скрип телег, людской говор, топот. Артемка скинул с двери крючок и выбежал наружу. Там на стене будки, сияя в солнечном свете, уже висела огромная желтая афиша, а по афише, будто по пескам пустыни, бежал страшный негр и тащил за руки двух перепуганных детей — мальчика и девочку.
— Ох! — даже присел перед афишей Артемка.
Еще вчера вечером он думал: не дать ли дёру? Если что и останавливало, так это боязнь Лясиного презрения. А сейчас, увидя афишу и свое изображение на ней, он понял, что увильнуть никак невозможно, разве только броситься в море.
Этот день показался Артемке бесконечно длинным; даже не верилось, что в один день может вместиться так много разного. Сначала он сидел в костюмерной, и на него шили белые брюки и белую сорочку. Потом костюмер повел его в обувной магазин и там купил ему белые туфли. Затем они пошли в галантерейный магазин и купили белые носки, платочек и… галстук. Да, самый настоящий галстук, светло-голубой с белыми полосочками наискосок. Потом пошли в парикмахерскую. Здесь Артемку подстригли и причесали. Костюмер приказал, чтобы пробор был посредине, и парикмахер долго крутил круглый колючий еж, прежде чем волосы перестали топорщиться.
Потом была генеральная репетиция. Увидя Артемку в белом теннисном костюме, Самарин затрясся от хохота и так замахал руками, будто отгонял осу.
— Ой, не могу! Ой, не могу! — стонал он. Но вдруг успокоился и деловито сказал костюмеру: — Так. Вполне прилично. Вполне.
Когда репетиция кончилась, Ляся подошла к Самарину и сказала, что с Артемки снимать костюм не надо, а лучше пусть он, Артемка, ходит в костюме до самого представления.
— Это чтоб привыкнуть к нему, чтоб лучше в нем держаться, — сказала она.
И Самарин с ней согласился:
— Пусть ходит.
Пепс, Кубышка, Ляся и Артемка пошли в ресторан я там обедали.
У Кубышки голова как кувшин и мохнатые брови. Он рассказывает очень смешные истории, но сам не смеялся и смотрел сумрачно, даже сердито.
Угощал Пепс. Он повеселел, поздравлял Артемку с предстоящим дебютом и все улыбался, обнажая удивительно белые зубы.