сёгуном, мы сможем воспользоваться этим в дальнейшем.
– Императору всего пятнадцать лет, – вздохнул Паркс. – Он ни за что не посмеет выступить против сёгуна.
– Сейчас – нет, – подтвердил Ллойд. – Но он вырастет. Не знаю, помнишь ли ты свою юность, Гарри, но в это время человек не терпит границ, приказов, притеснений и ограничений. Быть может, Муцухито начнет осознавать, что он не более чем опереточный император. Быть может, в конце концов он спросит себя, не слишком ли сильно сёгун его стесняет.
– И что? Допустим, так оно и будет. Что он сможет в одиночку противопоставить могуществу Токугавы?
На губах Ллойда заиграла зловещая улыбка.
– В одиночку? О, он не будет один. В Японии немало кланов, которым не по нраву всемогущество сёгуната и которые окажутся готовы последовать за императором. К тому же я уверен, что и Ее Величество королева Виктория поддержит того, кто занимает трон, в борьбе с узурпатором.
– Ты же не предлагаешь… – выдохнул консул.
Ллойд отмел прочь его беспокойства небрежным взмахом руки.
– Нет, конечно нет. До настоящей войны дело не дойдет. Если это случится, победителей в ней не будет, за исключением, возможно, проклятых французов. Но само понимание того, что такое может случиться, заставит задуматься даже такого гордого безумца, как Токугава. Он знает, что не защитил наших людей, и потому неправ. Если он будет думать, что мы готовы на прямое столкновение, лишь бы получить свое, он, без сомнения, попытается достойно искупить вину.
– А если нет?
– В таком случае королева будет точно знать, кто является союзником Содружества наций, а кто – нет.
В дверь постучали. Токугава прекратил мерить шагами комнату. Чуть раньше он потребовал, чтобы его не беспокоили, и уже одно то, что слуги пропустили незваного гостя, свидетельствовало о важности его персоны. Токугава спешно пригладил складки своего кимоно, а вот разглаживать беспокойные складки на лбу пришлось чуть дольше. Затем, наконец удовлетворенный собственным видом, сёгун приказал посетителю войти.
Мужчина, который вошел в комнату, двигался с изяществом воина – и это несмотря на то, что ему уже минуло пятьдесят. Его форма была тяжелой из-за множества медалей, и все же он каким-то образом ловко избегал их бряцанья друг о друга и передвигался бесшумно, как тень.
«Пожалуй, он мог бы преподать урок кое-кому из наших синоби»[17], – холодно отметил Токугава и отвернулся посмотреть в окно.
– Капитан Брюне. Я ожидал вас раньше. Сейчас уже поздновато для визитов.
– Я явился, как только смог, – ответил мужчина. – Когда ваш посыльный добрался до меня, я находился в другом конце Эдо с вашими войсками. Если пожелаете, я уйду и вернусь завтра.
– Нет, раз уж пришли, оставайтесь. Предполагаю, вы уже знаете, в каком мы положении.
Капитан кивнул. Он уже почти двадцать лет жил в Эдо. Еще Наполеон III назначил его главой миссии, призванной помочь модернизировать японскую армию. И хотя французского императора уже давно свергли, Брюне оставался на своем посту. Он знал Эдо как свои пять пальцев и редкий слух ускользал от его внимания.
– Два британских моряка убиты в Нагасаки. Англичане в ярости: они считают, что защищать их – ваша ответственность. Они требуют репарации.
– Совершенно верно. Консул Паркс встретился со мной сегодня днем. Он потребовал – потребовал! – отправить губернатора Нагасаки в отставку и послать пять сотен полицейских охранять квартал чужеземцев. А любой отказ воспринимал почти как объявление войны.
Капитан нахмурился. Он хорошо знал Паркса – любезного и обходительного дипломата, у которого, конечно же, были совсем не те цели, что у Брюне, но который при этом всегда умел показать себя человеком разумным и старался всеми силами увеличить влияние Британских островов на архипелаг. Подобная демонстрация силы была совершенно не в его духе; ведь Япония до сих пор не оправилась от страшного унижения, которое потерпела во время бомбардировки Симоносеки.
– Не уступайте, – посоветовал Брюне. – Братство, как всегда, втайне поддержит вас.
– Братство, да, – без особой надежды повторил Токугава. – Западная организация, которая не имеет никакой власти на этом архипелаге. Какое ей вообще дело до того, что здесь происходит?
Улыбка Брюне стала шире.
– Не обманывайтесь, наше влияние куда больше, чем вы можете вообразить… И мы здесь, чтобы вам помочь.
– Но зачем это вам, в конце концов? Не говорите только, что из чистого человеколюбия.
– Предположим, затем, что вы мне нравитесь, – проговорил Брюне. – Этого недостаточно? Что ж, скажем тогда, что положение Японии сейчас до крайности шаткое. Вашему императору стало тесно в костюме для церемоний, остались считаные месяцы, прежде чем он захочет прибрать всю власть к своим рукам. Его больше не устраивает феодализм, он считает даймё и вас, сёгуна, пережитками прошлого. Мы не согласны. Мы считаем, что власть принадлежит народу, крестьянам, самураям, землевладельцам… а не императору, который станет править страной из далекого дворца, окруженного высокими стенами.
Токугава задумался над словами собеседника. Не так давно он читал об ассасинах – как и каждый военачальник, он желал знать своих союзников, – но полученные им сведения вряд ли можно было назвать достаточными. Он понял только, что Братство сыграло некую роль в истории Европы во времена крестовых походов или Французской революции.
Без сомнения, могущественные союзники, но можно ли им доверять?
– Это еще не все, – процедил сёгун сквозь зубы. – Англичанам мало было постучать в мою дверь, они обратились напрямую к императору. И, конечно же, в разговоре с ним они изложили собственное видение недавних событий. Муцухито теперь убежден, что я неправ, что я неспособен обеспечить гостям защиту на наших землях. Он принялся давить на меня, чтобы я принял условия британцев и прилюдно принес им извинения.
На этот раз Брюне задумался. Пока он сам налаживал связи с сёгунатом, британцы понемногу завоевали доверие императора. А это значило, что любые разногласия между двумя странами ослабляли Японию. Так чего же добивалась Англия?
– Что вы собираетесь делать?
– А вы как думаете? Я не могу одним махом испортить отношения и с императором, и с британцами, тем более что у них и правда есть причина винить меня. Я собираюсь принять условия консула и поклянусь сделать все, что в моих силах, чтобы найти убийцу двух английских моряков.
– А вы не боитесь того, что скажут ваши даймё? Кое-кто может принять такое решение за слабость. Подумать, что вы без колебаний пожертвовали губернатором Нагасаки, чтобы защитить себя.
Токугава сжал кулаки и пошел на капитана. Жюль Брюне был очень высоким, и японец едва доставал ему до плеча, однако это ничуть не мешало сёгуну кидать в него убийственные взгляды.
– Мои даймё подчиняются мне. Более того, они знают, что такое честь. Они поймут англичан, которые требуют справедливого возмездия за своих убитых.
– Справедливого возмездия, да, – тихо проговорил Брюне. – Только вот слепая месть к ней никакого отношения не…
Француз замолчал, не договорив, и замер на месте. Токугава открыл было рот, чтобы что-то сказать, но капитан поднес к губам палец, жестом призывая его к молчанию. Неожиданно он прыгнул к огромному окну замка, которое выходило прямо на Бухту Эдо, и рванул плотную портьеру.
Растущая луна была еще только в первой четверти и едва освещала стены, но в мерцающем свете свечей сёгуну померещился темный силуэт, свернувшийся на перилах балкона, словно омерзительная горгулья.
Брюне отпустил портьеру, и его рука скользнула под военный камзол, многократно отработанным движением извлекая из-под него кинжал. Лезвие описало в воздухе полукруг и готово было уже пронзить незваного гостя, но один прыжок – и тот исчез в пустоте. Кинжал просвистел в волоске от цели. Капитан выглянул из окна, но ему оставалось лишь в бессильной злобе слушать скрежет стальных когтей о стены замка. Он был не настолько глуп, чтобы поверить, будто бы неизвестный и впрямь прыгнул навстречу своей смерти. Синоби были способны на чудеса ловкости и умели удержаться даже на почти гладких стенах. Для них поросший мхом песчаник, из которого была сложена резиденция Токугавы, был все равно что удобная лестница.
– Что это было? – прошептал сёгун, который до сих пор от удивления не пошевелил даже пальцем. – Или скорее кто это был? Убийца?
– Лазутчик, – просто ответил Брюне, возвращая свой кинжал в ножны с таким видом, будто бы и не произошло ничего особенного. – Кому-то было совершенно необходимо узнать, что мы с вами обсуждаем и каким будет ваше решение касательно дела двух моряков.
– Если бы он хотел меня убить, ему бы это удалось, – заметил Токугава, перегнувшись через перила балкона и глядя сверху вниз на двор. Здесь несколько дюжин стражников, и среди них – ни одного, способного спасти меня от этой угрозы.
– Я бы защитил вас, повелитель, – с легким поклоном проговорил капитан. – Франция не может позволить себе потерять одного из самых могущественных союзников. И к тому же, надо полагать, вы мне действительно очень нравитесь.
Все еще потрясенный, сёгун позволил себе слабо улыбнуться. В эту минуту он походил не на самого могущественного человека в стране, а скорее на ребенка, который боится темноты и гадает, правда ли под его кроватью живут чудовища. Уже не первый раз Брюне указывал ему на неоспоримую истину: Токугава был умнейшим человеком, тонким политиком, но он не был воином. Он не испытывал ни малейшей тяги ни к сражениям, ни к жестокости, что ставило его в очень затруднительное положение, ведь он должен был управлять лучшими воинами страны.
– Я вынужден буду с вами попрощаться, – проговорил Брюне. – Желаете ли вы, чтобы я приказал нескольким стражникам явиться охранять ваши покои?