– Да, – сказал сёгун и тут же нахмурился. – Нет. Я не могу позволить себе показать ни намека на слабость. Не сейчас. Я обойдусь единственным телохранителем и в кои-то веки пойду спать в покои супруги. Это определенно ее обрадует.
– Не сомневаюсь, повелитель, – учтиво кивнул Брюне.
– Но все-таки: кто же подослал ко мне лазутчика?
– А вы как думаете? Я не хочу никого обвинять голословно, но мне представляется, что британцам было бы крайне любопытно выяснить, как вы отзоветесь на их давление.
– Они бы ни за что на это не осмелились. Если бы лазутчика поймали и он бы их выдал, это могло бы привести к войне!
Капитан пожал плечами.
– Может быть именно этого они в конечном счете и добиваются. Как вы уже сказали, они сейчас ведут себя особенно вызывающе. На этом, повелитель, я вас покину. Доброй ночи. Я и так уже отнял у вас слишком много времени.
Брюне вышел из комнаты и перед тем, как закрыть за собой дверь, добавил:
– И, разумеется, если дело дойдет до худшего, знайте: Третья Республика будет на вашей стороне – ну или по меньшей мере те французские силы, что уже находятся на архипелаге.
– Это, конечно, очень обнадеживает, – пробормотал Токугава.
Но его взгляд оставался прикован к разорванной портьере, лежавшей на полу, и к непроглядной ночи, что грозила его поглотить.
Глава 3
Ацуко была очень далека от придворных интриг и борьбы за власть между ассасинами и тамплиерами. Она не могла перестать вновь и вновь возвращаться мыслями к беседе с отцом и к тому, как ей без обиняков указали на ее место – место девушки. Будто и не было всех этих лет. Ей предстояло лишиться того особого отношения, к которому она привыкла, стать такой же, как все, и точка. Хуже всего было то, что она не чувствовала себя вправе сердиться на отца, который по крайней мере подарил ей счастливую юность. Она была уверена: все что он делал, он делал для ее же блага.
Но от этого смириться со своим положением ей было ничуть не легче.
– Эй, не спи! – возмутился Ибука. – Я тебя уже минут двадцать жду! Дорога займет два часа, а мне хотелось бы быть дома до захода солнца. Не говоря уже о том, что у меня нет ни малейшего желания тащиться в горы… чем раньше выйдем, тем быстрее вернемся.
Оторвавшись от мрачных мыслей, Ацуко попыталась изобразить бодрую улыбку. Брат был прав, она попусту тратила время на хандру, пренебрегая своими обязанностями. В конце концов, Ибука был не виноват в ее горестях. Он не просил родиться мальчиком, точно так же, как и она не выбирала рождаться девочкой.
– Иду! – бросила она, быстро собирая волосы в скромный пучок.
Их отец купил жирного быка у скотовода по имени Кокан, который жил по ту сторону холмов. Его хозяйство находилось далековато, зато цены были справедливые. К тому же он никогда не пытался обмануть покупателей насчет качества своего товара, чего нельзя было сказать о других скотоводах Айдзу. Однако скот от него приходилось доставлять самостоятельно, и Таномо попросил сына с дочерью взять эту обязанность на себя, а значит, им предстоял долгий путь по каменистым тропам. Дорога туда была довольно приятной, потому что солнце, столь немилосердно палящее в Эдо, здесь было куда ласковей. А вот обратный путь с быком, которого предстояло тянуть на поводу, сулил обернуться настоящим испытанием.
– Сердиться на отца нет смысла, – вздохнул Ибука. – Он твердо решил устроить для всего дома праздничный ужин по случаю приглашения даймё. Но если тебе интересно мое мнение, он делит шкуру неубитого медведя, то есть в данном случае быка. Ведь я пока не хатамото, а ты не замужем.
– И правда, пока нет, – ответила Ацуко. В голосе девушки слышалось больше яда, чем ей хотелось бы. – Но хочет он именно этого, и мы его не подведем. Если он желает быка, значит, мы приведем ему быка.
Ибука бросил на сестру удивленный взгляд; она всегда считала его очень чутким мальчиком, но в последнее время он проявлял поразительное равнодушие к ее чувствам. Быть может, он всегда знал то, что она поняла только сейчас: что все ее уроки фехтования были не более чем безобидной забавой, а вовсе не подготовкой к жизни воительницы.
Нет, она пообещала себе больше об этом не думать. Погода была хорошая – вместо переживаний стоило насладиться прогулкой.
Подростки бодро зашагали по дороге, которая поднималась к холмам. Оба они были в прекрасной форме и шли быстрым шагом, однако Ибука вскоре заскучал и предложил развлечение:
– Давай наперегонки до вершины второго холма? Кто придет первым, получит… хм… лучший кусок говядины.
– Но ведь кому достанется какой кусок решает отец, – возразила Ацуко.
– А мы ему расскажем о нашем состязании. Только не говори, что боишься проиграть!
– Да нет же, просто я считаю это ребячеством и…
Не договорив, девушка рванула вперед – и тем самым выиграла по меньшей мере три секунды, прежде чем брат опомнился.
– Эй, так нечестно! – вскричал Ибука и бросился вдогонку.
Юноша бежал изо всех сил; его ноги легко преодолевали подъемы и спуски. Ацуко прыгала с камня на камень, быстрая, словно горная козочка, – нет, даже не козочка, а величественная лань. В додзё она не могла превзойти брата ни в силе, ни в даре фехтовальщика. Но в быстроте она ему не уступала и к тому же здесь была свободна. Сердце ее бешено билось в груди, легкие горели огнем, но и речи не могло быть о том, чтобы остановиться или хотя бы замедлить шаг.
Катана больно била ее по бокам, а пару раз девушка чуть было о нее не споткнулась. Отец настаивал на том, чтобы Ибука и Ацуко всегда носили собой мечи, особенно за пределами города. Он объяснял детям, что в округе бывает опасно и что временами там бесчинствуют разбойники. Но истинная причина его требований была куда более обыденной: оружие было неотъемлемой частью самурая, и потому к его весу следовало привыкнуть точно так же, как к одежде. Обычно катана никак ей не мешала, и Ацуко порой даже забывала, что носит с собой острый клинок в деревянных ножнах. Но сейчас все было иначе: верный меч то и дело ставил ей предательские подножки.
Ацуко почувствовала, что в боку начинает колоть, и просто смирилась с болью, не замедляя шага. Позади слышалось прерывистое дыхание брата, и этот звук подстегивал ее, окрылял, заставлял превзойти саму себя. Она бежала так быстро, что глаза у нее начали слезиться, как от ветра, и сквозь слезы она наконец увидела вершину. Шумное дыхание у нее за спиной стало угрожающе близким, но неожиданная вспышка гнева и упрямства позволила девушке открыть второе дыхание – и она тоже прибавила шагу.
Ацуко первой взлетела на вершину холма и упала на землю, раскинув руки, еле переводя дух. Она принялась считать про себя: раз, два, три, четыре, пять, шесть – и только тогда Ибука наконец появился на вершине, обессиленный, на ватных ногах. Он камнем рухнул рядом с ней, со свистом втягивая воздух. Несколько долгих мгновений оба не говорили ни слова, не отрывали взглядов от неба и просто ждали, когда сердца перестанут выпрыгивать у них из груди.
– Шесть секунд, – наконец проговорила Ацуко.
– А?
– Я сжульничала и побежала первой, из-за этого ты потерял немного времени. Но пришел ты на целых шесть секунд позже меня. Я победила. Правда победила.
– Бесспорно, – с улыбкой признал юноша. – Если честно, я думал, что под конец сумею тебя догнать, но тут у тебя открылось второе дыхание. Лихо! Я впечатлен.
Ацуко почувствовала, что заливается краской, как дурочка. Она гордилась собой куда сильнее, чем стоило бы, ведь речь шла всего-то о беге наперегонки. И все же она сумела преодолеть себя. Сумела победить брата.
Она перевернулась на бок и с усилием поднялась на ноги. Слишком поздно она поняла, что все это время лежала на ножнах и они крепко отпечатались у нее на спине.
До самого хозяйства Кокана она шла с легким сердцем, будто сумела доказать что-то самой себе.
– Ну наконец-то! – заворчал скотовод, завидев брата с сестрой. – Я вас уже больше часу дожидаюсь!
– Нам очень жаль, досточтимый Кокан, – проговорил Ибука с легким поклоном. – Мы спешили как могли, немалую часть пути даже бежали.
– Главное не как быстро вы шли, а когда вышли. Если бы отправились в путь на рассвете, сейчас бы уже давно были дома. Ну да ладно. Ваш отец прислал условленную сумму?
Ацуко достала доверенный ей отцом кошелек и передала его торговцу, который тщательно пересчитал содержимое, пошмыгал носом, а затем подвел их к быку, шкура которого так и лоснилась здоровьем.
– Этот у меня один из лучших, – заметил он. – Если хочешь, походи по стойлам, погляди сама. Не забудь передать это Таномо: пусть знает, что Кокан всегда держит слово.
– Зачем же проверять? – поспешно выпалил Ибука. – Всем и так известно, что вы человек безупречной честности. Будь это не так, мы ни за что бы не отправились к вам через холмы.
– Хм. И все же не забудьте передать мои слова отцу. Я перед ним в долгу, и бык – только начало оплаты этого долга. Он поймет, что я имею в виду.
Брат с сестрой с изумлением поглядели на мужчину. Таномо никогда не упоминал никакого долга, но в этом как раз не было ничего удивительного. Он очень редко говорил о себе и еще реже – о своем прошлом.
– Не могли бы вы рассказать, чем вам помог наш отец? – осмелилась спросить Ацуко.
– Он сам вам расскажет, если захочет, – угрюмо ответил Кокан. – Главное, что вы уйдете домой с моим лучшим быком. Берегите его. Мясо у него будет отменное.
Ибука схватился за уздечку и шлепнул быка по боку. Тот покорно сдвинулся с места. Скотовод проводил их таким тоскливым взглядом, будто от него уходил целый пир, а затем вернулся в дом.
– Как думаешь, что отец для него сделал? – спросила Ацуко. Ее снедало любопытство. – Может, спас ему жизнь во время какой-нибудь войны?
– Какой еще войны? – возразил брат. – В этих краях уже много лет царит спокойствие.
– Уже много лет, ты прав, но и Кокан отнюдь не молод. Может, ему было лет двадцать, а отец был тогда юным