– Что? – Ресницы толстухи запорхали, как крылья стрекозы.
– Я ищу Ольгу Соколовскую.
– Что? Соколовскую? Я не понимаю.
– Чего ты не понимаешь, мамаша? Я же тебе по-русски говорю. Мне нужна Соколовская. Где ее найти?
– Так ведь пропала она! Вчера на работу не пришла. Я понятия не имею, где эта девица может быть? А зачем тебе?.. Ты ее тоже убьешь?
– Адрес, где живет, знаешь? – Веня снова подался вперед.
Глаза толстухи округлились еще сильнее.
– Не знаю, – выдавила она из себя.
– Кто знает?
– Если скажу, не убьешь?
– Не убью! – прорычал Веня.
– Обещаешь?
Веня провел ногтем по горлу.
– Век воли не видать!
– Екатерина Александровна может знать.
– Кто такая?
– Врач наш, Екатерина Александровна Колесникова.
– Где ее искать?
– Если скажу, точно не убьешь?
– Обещал же.
– Кабинет триста три, третий этаж! – отчеканила толстуха.
Веня выпрямился и нахмурил брови.
– Третий этаж? Екатерина Александровна? – Перед глазами парня тут же всплыл образ его недавней попутчицы. – Погоди-ка. Она примерно моего возраста, ниже среднего роста, светлые волосы.
Толстуха закивала.
– Она! Все так и есть.
– А она точно знает, где Соколовская живет?
Толстуха немного успокоилась, пожала плечами и проговорила:
– Если кто что про Соколовскую и знает, то только Колесникова. Та ведь ни с кем так и не сдружилась за все это время. А с Катериной они постоянно о чем-то секретничали. Уверена, что она и про то, где живет наша Оленька, и про все такое прочее о ней наверняка знает.
– Про что это такое прочее?
– Про шашни с главврачом. Любовники они были, про это все уж давно знают! – Толстуха ехидно оскалилась. – Я не зря говорила, что добром это не кончится. Оленька эта – та еще потаскуха! Да и Андрей Филиппович наш тоже хорош. Ишь, хлыщ очкастый! Чистый кобель! Доигрался до того, что пулю словил, а бабу его теперь бандиты ищут! Я заранее знала…
Тут Веня снова полез в карман, и толстуха взвизгнула:
– Что ж ты, ирод? Обещал же!..
Парень достал удостоверение, сунул его регистраторше в лицо и представился:
– Старший лейтенант милиции Костин!
Женщина застыла, скулы ее напряглись.
– Какой еще Костин?
– Костин Вениамин Петрович! Я сейчас занимаюсь поиском опасного преступника. Благодарю вас за полезные сведения, которые вы мне так любезно предоставили, и выражаю благодарность за содействие правоохранительным органам!
Женщину передернуло.
– Так ты из милиции? Вот те раз! Постой, а как же твой Зверев? Я же сама видела, как его в операционную повезли. Так он что, живой? Выходит, что ты его не убивал, да?
– Рана у него открылась. Врач сказал, что оклемается, – сказал Веня, коснулся двумя пальцами козырька кепки-восьмиклинки и чинным шагом направился в сторону главного входа.
Толстуха все еще не верила в свое счастье, смотрела вслед удаляющемуся оперу. Когда тот исчез за углом, она достала свой портсигар, закурила и негромко рассмеялась.
На двери триста третьего кабинета висела табличка «Терапевт».
Веня постучал, снял кепку и вошел. При этом он чувствовал, что улыбка на его физиономии смотрится не очень-то натурально.
«Типичная докторша, ни дать ни взять», – тут же подумал парень.
На Екатерине Александровне был чистый белый халат, волосы она спрятала под больничным колпаком, на шее висел стетоскоп. Женщина сидела за столом и что-то писала.
Когда она подняла голову и увидела Веню, брови ее сдвинулись.
– Вы только посмотрите на него! – заявила она. – И халат надел. Я вижу, вы совсем намеков не понимаете, молодой человек. Я же ясно вам дала понять, что не желаю больше с вами общаться!
Веня почувствовал, что краснеет, но подавил смущение и сухо проговорил:
– При нашем знакомстве вы сказали, что врач. Теперь пришло мое время представиться. Оперуполномоченный Костин, милиция!
Лицо женщины тут же побледнело, глаза сверкнули, пальцы, державшие перьевую ручку, напряглись.
«Чего это она так испугалась?»
Колесникова положила ручку, свела пальцы в замок, несколько раз кивнула и сказала:
– Вы уже тогда следили за мной. Я угадала?
– Когда именно?
– Сперва на остановке, а потом и в автобусе.
Веня фыркнул и спросил:
– С чего вы взяли?
Женщина встала, подошла к стеклянному стеллажу, стоявшему в углу кабинета, и полюбопытствовала:
– Значит, вы хотите сказать, что наша встреча в автобусе была совершенно случайной?
– Разумеется.
Смущение, которое он ощутил, входя в кабинет, так и не покидало оперативника. Он видел, что Екатерина испугана, но не мог подавить собственную робость. Старшему лейтенанту нравилась эта женщина, и это мешало ему вести себя профессионально.
– Если так, то зачем вы сюда явились?
– Мне нужна Ольга Соколовская. Где мне ее найти? – сказал Веня, заметил, как докторша в очередной раз вздрогнула, и еще больше насторожился.
– Почему бы вам не узнать ее адрес в отделе кадров? – спросила Екатерина.
– Там почему-то нет этих данных. Вы с ней были подругами. Я уверен в том, что вам известно, где она проживает.
– Кто вам сказал, что мы с Ольгой подруги? Общались, это да. Но подругами не были.
– Так вы знаете, где она живет, или нет?
– Нет, не знаю.
– Хорошо. Адреса вы не знаете, но сами сказали, что часто общались.
– Я не сказала, что часто! – Колесникова повысила голос.
– Пусть не часто, но все-таки беседовали. О чем?
– О чем обычно говорят женщины? О работе, о нарядах, о косметике.
– А о мужчинах? Женщины ведь любят поболтать на эту тему.
– Каких мужчин вы имеете в виду?
– Хотя бы вашего главврача. Вы ведь наверняка слышали о смерти Завадского, не так ли?
Услышав эту фамилию, Колесникова задержала дыхание, ее плечи опустились.
– В больнице сейчас все только об этом и говорят, – сказала она. – Да, я, конечно же, знаю, что Андрей Филиппович был убит.
– А вы что-нибудь слышали о пропавшей картине?
– Что за картина? – спокойно осведомилась женщина.
– Ее написал художник Даниэль Шапиро.
– Это имя мне ничего не говорит! – сказала Колесникова, подошла к столу, уселась за него, обреченно уставилась на пресс-папье, лежащее перед ней, и спросила: – Вы думаете, что Завадского убили из-за какой-то картины?
Веня схватил стул, оседлал его верхом.
Он не стал отвечать на этот вопрос, задал свой:
– А вы знали о романе Завадского с Ольгой? – Старший лейтенант усмехнулся и добавил: – Об этом тоже вся больница болтает.
– Я не слушаю сплетни.
– А вас не удивляет то обстоятельство, что Ольгу ищет милиция?
– Говорю же, мы совершенно чужие люди. Если Ольгу ищет милиция, то это ее проблемы! Меня это не касается. Мне хватает и своих.
– Какие у вас проблемы? – спросил Веня и тут же пожалел об этом.
– А это вас не касается! Итак, вы хотели узнать, были ли мы с Ольгой подругами. Я отвечаю, что нет! Адреса Ольги я тоже не знаю. Так что если у вас больше нет вопросов, то извините. Мне нужно работать.
Веня поднялся, нацепил кепку и сказал:
– Спасибо за то, что уделили мне время, Екатерина Александровна. Не исключено, что мы с вами еще встретимся.
– Очень надеюсь, что этого не случится! – отчеканила Колесникова, схватила ручку и снова принялась что-то писать.
Вене не оставалось ничего другого, кроме как отправиться восвояси. Он вышел из кабинета.
Покидая здание больницы, старший лейтенант был уверен в том, что Колесникова ему врала.
«Эта женщина что-то знает. Если это так, то я не должен уходить отсюда ни с чем. Пожалуй, я останусь тут и подожду», – подумал он.
Веня устроился за толстым тополем, возвышающимся напротив главных ворот, и не отрывал от них взгляда. Он простоял там не меньше часа.
Люди приходили и уходили, но та женщина, которую ждал опер, по-прежнему не появлялась.
«Неужели предчувствия обманули меня? Колесникова будет дежурить всю ночь и не станет ничего предпринимать? Или же она все-таки знает, где находится Соколовская, уже позвонила ей и сообщила о моем визите?»
В том, что эти женщины как-то связаны между собой, Веня был уверен. Он покусывал губы, ноги его гудели, глаза слезились. Ему очень хотелось есть.
Когда к воротам подъехала темно-синяя «Победа» с серым верхом и шашечками по бокам, парень ощутил азарт. Колесникова вышла из ворот и направилась к машине.
«Да! Вот она».
Не оглядываясь, Колесникова уселась в такси, и оно тут же растворилось в густом потоке машин.
Глава 4
Прохор Котеночкин, в прошлом старшина команды мотористов подлодки М-32, после окончания войны вернулся в свой родной город Псков и тут же угодил в скверную историю. Как-то вечером, возвращаясь от приятеля, он столкнулся с четырьмя молодыми людьми, которые сидели на детской площадке, сквернословили, пили «белую головку» и горланили песни под гитару. Бывший подводник не смог просто так пройти мимо и сделал разнуздавшимся юнцам внушение. Словесная перепалка перешла в драку, в результате которой Прохор лишился зуба, но одержал убедительную победу. Удар у него был неслабый.
Однако беда состояла в том, что один из его противников потерял глаз. Возвращаясь из гостей, Прохор, естественно, находился в легком подпитии, что стало лишним доводом при вынесении ему обвинительного приговора. За нанесение тяжких телесных прокурор требовал для Котеночкина пятерик, но судьи учли ситуацию и ограничились тремя годами лишения свободы.
Прохор отсидел этот срок от звонка до звонка, потом поселился в квартире своей пожилой матери и вскоре устроился на работу в таксомоторный парк, расположенный на Текстильной. За три года заключения характер Прохора, который и до этого отличался упрямством и нелюдимостью, и вовсе испортился до неузнаваемости. Старенькая мать то и дело отчитывала сына за его сварливость, уговаривала обзавестись семьей. Однако Прохор так и не смог отыскать себе жену.